Веревка сильно давила, и Воронов предупредил:
— Долго я так не выдержу.
— А долго и не придется, — кивнула Ирма. — Вот сейчас схожу посмотрю, куда лестница ведет, и пойдем дальше.
— Сейчас-то я тебе зачем? — спросил Воронов лишь для того, чтобы что-то сказать.
Ирма и отвечать не стала, пошла.
Ее не было минут двадцать. Хотя, может быть, Воронов просто торопил время, понимая, что так он, в самом деле, долго не простоит.
Ирма вышла наружу злая, прошла мимо, даже не глянув в его сторону, — прошла в домик. Воронов окликнул — бесполезно.
В доме тоже была довольно долго и вышла такой же злой!
Подошла, отчаянно ругаясь:
— Ни фонаря, ни даже свечки, а там — глаза выколи, — будто пожаловалась она. — Что делать — ума не приложу…
— Так, давай попробуем в темноте, на ощупь, — предложил Воронов.
— Хочешь меня, как Федора, развести? — нарвался он на ехидную ухмылку. — Фигу тебе.
И она в самом деле сложила фигу.
— Ну, ты тут командир, ты и думай, — согласился Воронов, но не удержался. — Мне твоя веревка скоро… это…
— Воронов, хватит стонать! — насмешливо упрекнула Ирма. — Все твое хозяйство тебе больше не понадобится.
— Да хоть помереть с признаками мужика бы, — с искренней злостью ответил Воронов. — Вам лишь бы посмеяться…
— Ну, нет, Воронов, над тобой, как над мужчиной, я никогда не смеялась! Всегда только улыбалась, как дура. И вообще…
Что скрывало ее «вообще», Воронов так и не узнал, потому что Ирма упала так, будто кто-то врезал ей по затылку. Но никого рядом не было.
Правда, показалось, что отскочил на угол какой-то мешочек или мячик, но этого не могло быть…
Обморок, что ли?
— Ну, Воронов, считай, мы квиты, — послышался радостный голос Савы.
— Ты как тут? — спросил Воронов с интонацией товарища Сухова из «Белого солнца пустыни».
И Сава ответил на манер Саида:
— Стреляли.
— А ты слышал? В самом деле слышал? — уточнил Воронов.
— Ты меньше болтай, помоги мне, — сказал Сава, разрезав веревку.
— Погоди, я отолью, а то лопну, — убежал за угол Воронов.
— Скорее давай, а то…
— Что «а то»?
— Какая-то недобрая ватага сюда идет, — сообщил Сава. — Я их опередил не больше, чем на километр. Идут споро…
— Фонарь есть?
Сава удивленно посмотрел на Воронова:
— Фонарь? Зачем?
— Есть или нет?
— Ну… есть…
Дверь, недавно открытую Вороновым, Сава оценил «на большой».
— Сам смотри! Бревна, считай, только чуть обтесанные, петли кованые, да еще изнутри прикрепленные. На такие двери у них много времени уйдет. Не десантники же они с полным вооружением.
— Но и мы там не можем долго сидеть!
— Сколько сможем — просидим, — убеждал Сава. — Ты пойми, что тут хоть какая-то безопасность есть, а сколько их вокруг — мы не знаем. Выйдем, а они тут как тут. Ты соображай.
И поволок Ирму в проем.
Воронов, может быть, и возразил бы, и обдумывал еще долго, но послышались радостные голоса.
Он глянул на часы. Половина второго.
Голоса приближались.
Воронов плотно закрыл дверь и заклинил скобу так, чтобы снаружи ее открыть было вовсе невозможно, но остался у двери.
— Ты осторожнее все-таки, — посоветовал Сава. — Пуля, она — дура. А то иди сюда, тут удобно.
Он посветил фонариком, демонстрируя своего рода лестничную площадку, где стояла широкая скамья.
Сейчас на этой скамье сидела спеленатая Ирма с кляпом во рту и что-то мычала.
— Чего хочет? — спросил Воронов, и Ирма всем лицом показала, что он ведет себя нехорошо, недостойно.
— Чего баба хочет? Известно, мужика отругать, — спокойно ответил Сава.
Ирма замычала еще громче и стала ворочаться.
— Совсем, как я, час назад, — будто проводя экскурсию, сказал Воронов Саве.
Тот ухмыльнулся:
— Вишь, как оно бывает.
Посмотрел на Ирму оценивающе, потом сказал Воронову:
— Может, в самом деле, сказать хочет что-то важное, а? Рот-то откроем, а заорет — сразу и прикроем.
Повернулся к Ирме:
— Слышала?
Та закивала.
— Все поняла?
Ирма закивала еще сильнее.
— Ну, ладно.
Сава вытащил кляп.
— Что же вы за звери такие, а? Женщине в рот грязную тряпку запихали…
Сава долго ждать не стал, снова поднес кляп к лицу Ирмы.
Та отвернулась:
— Ладно, помню… Вы оба на что рассчитываете-то? Мои парни эту дверь все равно сломают и вас вытащат.
Сава пристально посмотрел на нее, подождал, пока она замолчит.
Спросил тихо, с расстановкой:
— Ты уже догадываешься, кто я?
Ирма кивнула. Видно было, что она боится, но старается держать себя в руках.
— Ты их хорошо знаешь, поэтому ответь: есть среди них такие, как я?
Ирма молчала, и Сава продолжил:
— Значит, много. Дальше. Вспомни: мои в вашей среде в авторитете или сявками бегают?
Ирма продолжала молчать, и Сава снова сделал вывод сам:
— Значит, если я выйду и скажу, кто я такой, то «мои» «твоих» сразу за шиворот возьмут, так? Вот и думай, девонька…
— А если я скажу, что ты Федора убил? — уже в отчаянии выкрикнула Ирма.
— Ты не ори, не ори, — напомнил Сава. — Договаривались же… А Федор… Карабины все еще в растяжке укрепленные, среди твоих наверняка есть охотники, которые разберутся, кто и куда…
— Да что ты ее уговариваешь, Сава? — вмешался Воронов. — Вчера вечером мы все — Федор, она и я — были в их лагере. Я был связан так, что сам ползти не мог — не то, что бежать. А сегодня они нас находят тут, в семи-восьми километров от прежнего лежбища. Значит, кто кого волок? А если вы — меня, то как бы я сам Федора-то, а?
Ирма молчала.
— Ты отмолчаться, что ли, думаешь? — сел рядом Воронов. — Давай-ка все по порядку.
— Тебе же Федор пел, как соловушка, — с сарказмом ответила женщина.
— Ну, какой из мужика «соловушка», — в том же тоне возразил Воронов. — Мне тебя хочется послушать.
— Про что?
— Про жизнь, конечно. Ты ведь не Федор, который следом за твоей задницей шел куда угодно! У тебя свои резоны, свои цели, а?
— Клевцов вроде где-то нашел план этого «чертова городища» и собирался его вскрыть полностью.
— Что за план, откуда, как вскрывать хотел?
— Что и откуда — не знаю. Он еще в прошлом году хотел это сделать, но тут появился этот… Анатолий Викторович. Весь такой сладкий… липкий… противный… Останется ночевать, так о том, какой он мудрый политик и какие у него перспективы рассказывает больше, чем трахает, — усмехнулась Ирма. — Он как-то Клевцовым управлял. Он для чего-то требовал, чтобы Клевцов написал, будто в области и вообще тут, за Уралом, хотят отделиться от России.
— Это-то ему зачем? — удивился Воронов.
— Не знаю. Знаю только, что Борис на это сетовал и все прошлое лето провел в Городе и в Москве, потому что все время его этот Толик вызывал к себе.
— Клевцов сам что говорил об этом заговоре?
— О каком?
— Ну… чтобы отделиться…
— Да ничего не говорил, смеялся. Борису главное, чтобы Толик ему помогал с финансами, чтобы экспедиция была многочисленная. Борис хотел, чтобы тут, на «чертовом городище», работала только наша бригада. Чтобы все, что тут найдем, можно было разумно поделить…
— Это как «разумно»?
— Ну, не отдавать же все, что тут найдем, чужому дяде! — недоуменно воскликнула Ирма.
В этот момент дверь загремела.
— Эй, козел! — раздался голос из-за двери. — Это я — Жорик. Это я тебя в боковину пнул. Слово даю: если сейчас выйдешь и Ирка в порядке — я тебя просто убью. Сразу, без всяких там… А если будешь упрямствовать, то ничего не обещаю, кроме смерти.
Помолчал, потом снова заговорил:
— В общем, я сказал, ты слышал. У тебя полчаса.
— Ну, что, — заговорил Сава. — Позиции определились. Пора мне вступать в дело.
Он встал и шагнул к двери:
— Эй ты, Жорик! А ну-ка встань тут, где был. Я буду говорить.
Неожиданно снизу послышался какой-то скрежет.
Все трое невольно повернулись в направлении звука, замерли.
Из темноты послышалось:
— Всеволод Аркадьевич, нет ли у вас фонарика?
Это был голос Скорнякова.
40
— Вас сюда как занесло? — ошеломленно уставился на Скорнякова Воронов.
— Не меня одного, — пояснил Михаил Иванович, поднимаясь по лестнице. — Павел Алексеевич, что называется, контролирует движение сзади.
— Контролирую, контролирую, — подтвердил Гридин.
— Ничего не понимаю, — начал Воронов, и тут же помещение наполнилось женским криком:
— Пацаны-ы-ы, тут беспредел, их тут…
Только в этот момент подскочивший к Ирме Сава вырубил ее.
Потом повернулся, пожал плечами:
— Ну а что еще делать?
Скорняков сразу же добавил:
— Пожалуй, вы правы, Всеволод Аркадьевич, пожалуй, правы…
— Вы-то тут откуда? — повторил вопрос Воронов. — Уж вас-то мы никак не ждали.
— Да, уж нас-то вы вообще всерьез не склонны воспринимать, — горделиво вздернул подбородок Скорняков, глядя на Саву.
Тот удрученно развел руками:
— Приношу извинения и прошу понять, что…
— Да ладно, — благодушно улыбнулся Скорняков. — Мы и не обижались, мы все понимаем.
Воронов удивленно вслушивался в диалог, ничего не понимая.
Вмешался Гридин.
— Мы ведь пошли следом за вами, но другим путем. Нателла ведь мне рассказала об этом пути, иначе откуда у меня план? Оказалось, что тут километра на два ближе. Но… в чем-то вы были правы, шли мы медленно. Сюда подошли, когда эти архаровцы уже шастали по двору, по дому. Мы просто наблюдали, потому что и понятия не имели, где находитесь вы, да и вообще… здесь ли вы…
— А пока наблюдали, Павел Алексеевич поведал мне интереснейшую подробность о замке этих самых Хёенбергов, — вклинился Скорняков, и видно было, что молчать он просто не в силах. — Оказывается, у них были не только горизонтальные переходы, но и вертикальные, и довольно длинные. Вот мы и предположили, что здесь то же самое. Ну, конечно, при условии, что это «чертово городище», дом Суховых в Лебяжске и замок Хёенбергов как-то связаны между собой.