— Тридцать четыре, какие «под сорок», — не удержалась Ирма. — И вообще помолчи, я сама расскажу.
Она пошарила по столу взглядом, потом спросила у Воронова:
— Где сигареты?
Закурила, глубоко затянулась несколько раз, потом продолжила:
— Не «лип» он ко мне. Честно. Парни-то уже и к сиськам лезли, и под юбку, а Клевцов ни-ни. Но все время вокруг меня был, если не уходил на эти самые поиски. Правда, первые дни никуда не уходил, каждый вечер провожал. Я поначалу, правда, боялась, что начнет приставать, а потом уж думаю, приставал бы скорее. Девки-то каждое утро рассказывают, хвастаются, а мне и сказать нечего, — она улыбнулась как-то виновато. — В общем, когда ушел он в свою «разведку», парни ко мне и не лезли. Думали, видать, что я «евоная». То ли боялись, то ли своих хватало — не знаю. Да и не в том дело!
Ирма пожала плечами.
— Как-то раз он мне и говорит: помнишь, ты рассказывала про заимку, которая где-то рядом?
— «Заимка»? Это что еще за зверь? — перебил Воронов.
— Заимкой у нас называют… — начала Нателла и замялась. — Как тебе сказать-то… Ну, вроде дачи, если на современный манер, но не дача.
— Ну, Нателла Иосифовна, — улыбнулся Воронов. — Вас слушать — сплошное удовольствие.
— А ты не ржи, будто мерин, — обиженно опустила уголки губ Нателла.
— Да, мерину-то вроде уж и сил не осталось ржать, — не унимался Воронов, но чувствовалось, что и ему передается напряженность всего происходящего.
— В общем, устраивал человек себе жилище подальше от деревни. Избу там ставил на манер тех, которые тут, забором обносил таким же. Вот! — закончила она пояснения.
— И переселялся туда? — удивленно спросил Воронов. — А зачем?
— Да не переселялся он, а было это… ну… для охоты, для рыбалки, чтобы если поедешь, то не в шалаше с комарами и гнусом жить, а в доме, как человек, а не как бродяга какой.
— То есть как бы вторую квартиру заводил? Чтобы при случае и… — уточнил Воронов.
— Ну, и для сраму, конечное дело. Вас, мужиков, не переделать, — подчеркнуто спокойно согласилась Нателла.
— Да, переделывают, переделывают, Нателла Иосифовна, и не прячутся теперь, и не только баб любят, — в тон ей ответил Воронов. — Ну, а заимка-то эта, она как, общая была?
— Нет, зачем «общая»? Как раз каждый заимку-то ставил, чтобы от людей подальше побыть. Вроде как, по-нынешнему, в отпуск уехать.
— Ну, мало ли… Зима… Охотник заплутал, замерз. Может войти, согреться, от смерти спастись.
— Какой же ты охотник, если в своих краях заплутал? — безжалостно возразила Нателла. — Не знаешь дороги к местам — сиди дома, жену сторожи! И, потом, у нас нехорошо, если чужое берешь, а в дом чужой лезть вовсе стыдно и нехорошо! А на тот случай, про который ты говоришь, что замерз, ну, что, бывало, конечно, но для того все сообща ставили избушку в тайге. Оставляли там еды, всякого важного, печку уже снаряженную, чтобы только спичку поднести и — запылала! А когда собираешься уходить — ты печку-то заново приготовь. Не ты один тут плутаешь. Вот такие порядки у нас.
— Ну, то есть случайный человек в заимку не заберется? — уточнил Воронов. — Ну а вдруг?
— «Вдруг» он и есть вдруг. По-всякому поворачивает, — пожала плечами Нателла.
— Да что вы тут филологией занялись? — вклинилась слегка захмелевшая Ирма. — Могли — не могли, бывали — не бывали! Не это важно. Ты же про Клевцова спросил.
— Да, извини, — согласился Воронов. — Рассказывай.
— Я как-то у костра и рассказала про заимку. Помнишь, баба, ты говорила? — повернулась она к Нателле.
— Про «княжескую», что ли? — оживилась та.
— Ну да, — подтвердила Ирма. — Ты про нее и рассказала? Сказками побаловала?
— А это что за зверь — «княжеская заимка»? Почему «княжеская»? — спросил Воронов.
Нателла усмехнулась:
— Пусть Ирка рассказывает, а я погляжу, чего она там врала.
Ирма кивнула.
— Ты ведь знаешь, как у костра бывает! Каждый хочет что-то рассказать, чтобы выделиться, вот и я тоже. Стала рассказывать то, что от бабы слышала про эту заимку. Будто был тут какой-то князь в наших краях. Беглый князь из знатного рода, который хотел царя убить. Не убил, поймали его и в крепость посадили. А он оттуда сбежал. Тогда его в наши края сослали. Он тут и устроил себе княжескую жизнь, отстроил эту самую заимку и стал там гостей принимать на княжеский манер.
— Погоди-погоди, — не выдержал Воронов. — Что-то я сомневаюсь, что князь сам смог построить хотя бы хилый домишко, а уж заимку!
Он поглядел на Нателлу:
— Вы говорите, будто такая же, как ваш двор?
— Да, та-то, говорят, и побольше будет. Изба-то воистину дворец в два этажа.
— Ну, вот не стал вдаваться в дискуссию о размерах «дворца» Воронов. — Князю такое не поднять.
— Так он и не сам строил. Говорят, мужиков откуда-то привозили ему, — пояснила Нателла.
По взгляду Ирмы Воронов понял, что она об этом слышит впервые.
— Сама-то я, конечно, не видела, — продолжала Нателла, — это ведь давно было, уж и не скажу — когда. Но так люди сказывали.
— А ты мне не говорила, баба, — почти обиженно сказала Ирма.
— Ну, уж и не помню. Может, ты вообще уснула посреди рассказа…
— Ну, и что эта заимка? Что Клевцов-то сказал? — вернулся к главной теме Воронов.
— Клевцов-то? А так, я же дороги-то не знала тогда. А то, что взрослый мужчина меня провожает, было приятно. Вот я и давай выдумывать причины, чтобы не рассказывать то, чего не знаю.
— Почему так ему и не сказала, дескать, не знаю.
— Так он бы и провожать перестал, — улыбнулась Ирма.
— Согласен, — улыбнулся в ответ Воронов. — Ну, а еще что ты рассказывала про заимку?
— Да я больше-то выдумывала. Вспоминала, что баба рассказывала, и сама додумывала.
— В таком случае слово вам, — посмотрел Воронов на Нателлу.
— Да, мое-то слово тоже недолгим будет. Недолгим и будет оно повторением, не больше.
Видя явное нежелание говорить, Воронов вновь обострил обстановку:
— Вы, Нателла Иосифовна, имейте в виду, что я не из праздного любопытства спрашиваю. Напомню, что перед смертью…
— Да, помню я, помню, — отмахнулась Нателла. — Мы с ребятами эту заимку много раз искать принимались. Хоть и война, да мы-то об этом мало понимали. Взрослые тревожились, а мы — что! Игрались все. Мы ведь точно так же у костра-то сиживали, друг другу истории рассказывали. Вот я как-то про заимку начала, а кто-то вдруг в рассказ влез, давай еще что-то рассказывать. Может, правду говорил, может, врал, не знаю. Потом еще кто-то заговорил. В общем, стало нам всем интересно, и решили мы ее найти. Как-то поутру и отправились дорогу искать, да ничего не нашли. Ну, и не каждый день бегать-то получалось. Все-таки война, на поле через день да каждый день выводили, по деревне работы. Городские-то в деревне только что рассуждать да учить любят, а так-то болтаются как кила.
Бабка спохватилась, глянула на Воронова, перекрестила рот.
— Ну, еще как-то собрались, но снова ничего не нашли. В общем, оставили мы эту заимку, другие развлечения ведь есть. А один мальчонка из ленинградских все выспрашивал-выспрашивал про эту заимку. Над ним уж и посмеиваться стали. Мол, умом так тронешься. И вот как-то вечером, поздно уже, появляется он возле костра. Не помню уж, видела я его днем или нет, а вечером его поначалу точно не было. Я точно помню, потому как симпатию к нему имела, — едва улыбнулась Нателла. — Появился, значит, и рассказывает про эту самую заимку. И рассказывает так ладно, что все заслушались, когда он про дом рассказывал. Дескать, забор там такой же, как в любом нашем дворе, а изба совсем не такая, необычная, в общем! Мол, первый этаж из камня выложен и высоко поставлен. Метра два с лишком от земли, да и сам высоченный. А второй этаж уже деревянный, но не так, как у нас из бревен скатан, а дощатый. И внутри тоже деревом обшит, но уже, мол, с украшениями какими-то.
Воронов смотрел на Нателлу так внимательно, что она смутилась.
— Ну, чего смотришь! Я ведь только повторяю то, что он говорил. Мы, конечно, смеяться начали: мол, ври дальше. А он и дальше точно так же гладко, как по писаному, рассказывает, какие там комнаты, какие лестницы, даже посуда, говорит, стоит в шкапчике. Ну, закончил он рассказ, все дальше смеяться: мол, завтра веди нас туда. Он говорит: а и пойдем очень даже просто. Только, говорит, дрын надо с собой взять каждому парню, потому что там, наверное, много собак, потому что он все время лай слышал. Ну, тут снова кто-то насмехаться начал, а мальчонка-то и говорит: вот завтра и проверим.
— И что назавтра увидели? — спросил Воронов, потому что Нателла вдруг замолчала.
— А ничего «завтра», — ответила она. — Пропал мальчонка тот. Только через пару недель нашли в камышах. Ногами в траве запутался, а в воде трава длинная, густая. Кто в нее попадет, считай, уже утопленник. Он, видать, с утра купаться побежал, да и…
Старушка перекрестилась.
— Ну, больше мы про это и не вспоминали.
Воронов подождал несколько секунд, а потом спросил:
— Всё?
Нателла кивнула.
— Так. Значит, насчет заимки мы прояснили, — заключил Воронов. — Тема темная, запутанная, возможно, и вовсе пустая.
— Это в каком смысле? — подала голос Ирма.
— В том смысле, что этой вашей заимки может и вовсе не быть.
— Ну… не знаю… — Ирма не скрывала растерянности. — Да разве это так важно?
— Важно? — переспросил Воронов, глядя на нее в упор. — Важно, что убит Овсянников. Важно, что он счел нужным предупредить тебя. Важно, что он — ты ведь помнишь — мгновение сомневался, а потом все-таки решил предупредить при мне, чтобы я слышал, чтобы я был в курсе дел.
Он закурил, наблюдая за Ирмой.
— Важно, моя милая, что вскоре после этого он был убит! И сейчас мы с тобой должны, просто обязаны понимать его предупреждение как слова об опасности смерти. Я очень хочу, чтобы ты это поняла, в конце концов, и рассказала все, что может иметь хоть какое-то отношение ко всей этой истории.