Инспектор приблизился и, несмотря на общие протесты доктора Хьюза и отца О’Салливана, начал развязывать горловину мешка – длинным пальцам приходилось прилагать некоторые усилия в борьбе с мокрыми завязками. Во время работы он незаметно поглядывал на окружающих. Глоссоп суетился, сестра Камфот шумно сопела, выражая неодобрение, две молодые дамы, державшиеся поодаль, чуть приблизились. Инспектор собирался уделить всем еще более пристальное внимание в тот момент, когда откроет мешок: он не сомневался, что похищенные пачки банкнот спрятаны там. Такой вывод напрашивался: когда санитар хлопнул рукой по мешку, опрокинув тележку, его ладонь должна была наткнуться на ноги старого мистера Брауна, а не на воздух в пустом конце набитого мешка.
Поэтому старший детектив-инспектор Аллейн тоже испытал некоторый шок, когда, справившись наконец с тремя верхними завязками, обнаружил внутри не пополненные выигрышем Розамунды пачки денег из кассы мистера Глоссопа, предназначенные к выплате в четырех разных местах этих суровых и прекрасных равнин, но холодное тело главной сестры.
Глава 11
Стоя с левой стороны от тележки, возле горловины мешка с трупом, Аллейн отмечал любую мелочь в поведении окружающих – каждое их действие вытекало из предыдущего, будто перед ним разворачивалась безупречно поставленная и отрепетированная пьеса, вполне достойная даже лондонских подмостков. Скорее ревю, решил он, чем серьезная драма.
Первый эпизод разыгрался между Розамундой и Сарой Уорн – побочная линия, подчеркивающая центральный мотив. В момент истины, когда холщовый мешок оказался открыт, Розамунда вскрикнула гораздо театральнее, чем следовало, а Сара издала низкий стон, который, по мнению Аллейна, гораздо лучше подходил к этой сцене. Впрочем, он тут же напомнил себе, что именно Сара опытная актриса, а не Розамунда. Обе молодые женщины повернулись друг к другу, образуя красивую картину: высокая стройная блондинка обнимает за плечи свою смуглую миниатюрную подругу в лучах света, падающего из открытой двери регистратуры.
Аллейн также заметил, что доктор Люк Хьюз дернулся в направлении маленькой брюнетки, когда та тихо простонала, но, очевидно, передумал и повернулся к бездыханному телу на тележке. Детектив видел, как доктор, казалось, одновременно потянулся к трупу главной медсестры и отпрянул от него.
– Наверное, мне следует… – неуверенно начал он, обращаясь к Аллейну.
– Можно проверить пульс, доктор, – мягко произнес инспектор. – Боюсь, теперь это дело полиции, а не чисто медицинское.
Аллейн внимательно смотрел, как молодой человек собирается с духом, чтобы коснуться тела главной сестры, и заметил, что его рука слегка дрогнула, когда он наконец это сделал. Очевидно, все это тяжело для доктора, да и для всех остальных – в конце концов, она была их начальницей.
Доктор отступил от тележки и покачал головой:
– Ничего.
Аллейн кивнул и указал на завязки:
– Пожалуйста, закройте мешок, если вам не трудно.
Отец О’Салливан, который лишь недавно отдышался после дурацкого эпизода с Уиллом Келли и тележкой, теперь в ужасе наблюдал за доктором. Викарий испустил гортанный хрип, и колени под ним подогнулись – его вновь потянуло к земле. Отшатнувшись, он осел на нижнюю из двух ступенек к кабинету главной медсестры.
Аллейн заметил, что даже сестра Камфот на мгновение покачнулась – похоже, разрываясь между потрясением и горем от вида своей обожаемой начальницы, лежащей на каталке, и глубоко укоренившимся чувством долга, которое заставляло ее броситься на помощь отцу О’Салливану. Отвратительно, что над телом мистера Брауна надругались подобным образом, но что так обошлись с ее любимой главной медсестрой – это уже выходило за всякие рамки!
В ту долю секунды, пока сестра Камфот колебалась, Аллейн заключил сам с собой мрачное пари – в какую сторону она кинется. И с удовлетворением отметил, что выиграл: сестра Камфот резко вдохнула, выдохнула, слегка вздрогнула, будто чья-то невидимая рука стряхнула с нее зарождающуюся истерику, и быстро шагнула к викарию. В мгновение ока она подняла его с крыльца и произнесла безапелляционным тоном, который одновременно и восхищал Аллейна своей крайней эффективностью, и раздражал чрезмерной самоуверенностью и сварливой настойчивостью – как и всех пациентов палаты выздоравливающих:
– Так, отец О’Салливан, давайте-ка отведем вас в кабинет главной сестры. Я усажу вас там поудобней, и мы сможем обсудить, кто несет ответственность за это ужасное происшествие. Это уже слишком!
Аллейн вскинул ладонь, останавливая ее:
– Прошу прощения, сестра, но…
– В чем дело? Тут есть о чем подумать, вам не кажется, инспектор? Я просто пытаюсь выполнять свою работу.
– Это совершенно правильно. Однако я тоже должен делать свою работу и, учитывая обстоятельства, думаю, она имеет приоритет над вашей, – произнес Аллейн вежливо и вместе с тем предельно доходчиво. Сестра начала закипать, и детектив продолжил холодным тоном, не допускающим возражений: – Мне нужно тщательно осмотреть сейф, прежде чем в кабинет войдет кто-то еще, и я хочу взглянуть на бумаги на столе главной сестры. – Он кивнул за спину сестры Камфот на стол, где в беспорядке валялись разбросанные документы. – Учитывая очевидную связь кражи и… ну… – Аллейн сокрушенно покачал головой, взглянув на тележку, и все присутствующие испытали благодарность за то, что он не стал выражаться полицейским языком, – той запутанной ситуации, в которой мы оказались, думаю, нам лучше пока считать кабинет главной сестры запретной зоной.
Сестра Камфот выглядела явно выбитой из колеи, но многолетний опыт сделал ее не только понятливой, но и восприимчивой к четко определенной иерархии, и детектив, несомненно, на данном этапе значительно превосходил ее по рангу. Она кивнула, впрочем, не прилагая никаких усилий, чтобы скрыть свое раздражение, и усадила отца О’Салливана на верхнюю ступеньку – не совсем в кабинете.
Не успел викарий устроиться поудобнее, как внимания к своей персоне потребовал мистер Глоссоп.
– А теперь послушайте-ка меня, – заявил он Аллейну. – Я понятия не имею, кем вы себя возомнили – наверное, какой-то большой шишкой, – но это Новая Зеландия, Божья Земля, благословенный край, и у нас есть собственная полиция, одна из лучших в мире. Как и наши солдаты, моряки и летчики, если вдуматься. Прекрасно, что вы строите из себя великого белого вождя, но сегодня вечером здесь пропала зарплата четырех учреждений, и пока лишь Господу известно, что произошло с главной сестрой – а лучшей женщины вы не найдете, даже если обшарите отсюда все до мыса Рейнга, даже на другой стороне Тасманова моря, я в этом уверен. Так что, думаю, если кто-то… Я имею в виду – черт бы побрал все это, но… ну… – Казалось, у него внезапно кончился запал, и он сделал долгий медленный вдох, чтобы вновь набраться сил. – Ну… – попытался продолжить мистер Глоссоп, и Аллейн увидел, что кассир вспотел еще сильнее – крупные капли стекали со щек и падали на влажную рубашку, – это замечательно, что вы хотите взять бразды правления в свои руки и все такое, но… но главная сестра, и деньги… и где, черт возьми, тело старика? А? Где тот бедолага, который умер? Что за чертовщина здесь творится?
На этих словах толстяк Глоссоп обмяк: ноги подкашивались под ним, его легким не хватало воздуха, его слова окончательно потеряли былой задор, – и он медленно осел на землю – как сдувшийся воздушный шар, элегантно заходящий на посадку.
Сестра Камфот тут же покинула растерянного викария и перешагнула через Уилла Келли, чтобы позаботиться о Глоссопе, который продолжал что-то невнятно бормотать. Глядя на это, Аллейн подумал, что новозеландские женщины делом доказали – они сильнее своих мужчин. Взглянув на часы, он повернулся к Саре Уорн и Розамунде Фаркуарсон.
– Буря, похоже, почти прекратилась, но я так понимаю, это вряд ли повлияет на состояние телефонной линии и дороги?
Сара Уорн освободилась от заботливых объятий Розамунды и шагнула вперед:
– Боюсь, вы правы. Оливия, которая сидит на коммутаторе в городе, наверняка уже поняла, что линия не работает. Она сообщит техникам, но они начнут проверять с того конца, и будут постепенно двигаться сюда.
– Будут осматривать каждый метр по пути в наше захолустье? Тогда это займет всю ночь, – вставила Розамунда.
Сара Уорн перебила подругу:
– Будь справедлива, Рози, – непохоже, чтобы вокруг бродили толпы мужчин, готовых немедленно броситься на помощь.
– Это смотря кому, – ответила Розамунда, подмигнув совершенно неуместно в данной ситуации.
Раздраженная Сара вновь повернулась к Аллейну:
– Мы не такое уж захолустье, как вы можете подумать.
– Я вовсе так не думаю, что вы. Я понимаю, что линию связи необходимо проверить очень тщательно, чтобы не пропустить ни малейшего дефекта.
– И честно говоря, – добавила Розамунда Фаркуарсон, тоже сделав небольшой шаг к инспектору, – снесенных с моста досок все равно никто не сможет вернуть – даже гордость лондонской полиции.
В ее тоне и поведении проскальзывало что-то такое, от чего Аллейн напрягся. Внимательней взглянув на Розамунду, он был поражен, увидев, что на ее губах играет лукавая улыбка, а в зеленых глазах бегают искры.
– Не думаю, что я гордость лондонской полиции, – просто единственный представитель закона, оказавшийся под рукой, – коротко ответил он, надеясь, что коллеги этой молодой дамы достаточно глубоко погружены в собственные переживания, чтобы заметить ее неподобающую дерзость.
– А в газетах про вас писали другое! – Она вновь улыбнулась. – Вы же не собираетесь изображать ложную скромность, инспектор? Когда ваши навыки так нужны?
– Если я смогу оказать помощь, то, безусловно, сделаю это. Учитывая ситуацию, в которой мы очутились, каждый из нас должен приложить все силы, чтобы разобраться с этим делом как можно быстрее. Разве вы не согласны, мисс…
– Фаркуарсон. Меня зовут Розамунда. Рози, если вам так больше нравится, – кокетливо сказала она, протягивая инспектору руку, которую тот ошеломленно пожал. – Но и нос перед нами задирать не надо, – добавила она, горячо отвечая на пожатие. – Мы сейчас не в Белгравии, инспектор.