вет лица Глоссопа и его растущая ярость означали, что рисковать дальше нельзя. Аллейн вовсе не хотел, чтобы кассира хватил удар – пусть даже заслуженно. Поскольку Бикс вернулся на свой пост, Аллейн великодушно позволил оставить дверь офиса незапертой, чтобы впустить внутрь немного прохладного ночного воздуха.
При допросе мистер Глоссоп быстро подтвердил точную сумму, которая пропала, а также, по просьбе Аллейна, составил список конкретных мест, где ожидали доставку зарплаты этим утром, раз уж она не состоялась вечером.
– Вы не думаете, что они удивляются, вас не дождавшись? Беспокоятся за вас? – спросил Аллейн.
– Я уже звонил в головной офис, чтобы сообщить о пробитом колесе, черт бы побрал здешние дороги, и вообще описывал этот мост сто раз. Думаю, как только кончилась буря, они передали остальным ожидающим выплаты, что сегодня вечером я больше никуда не попаду. – Глоссоп сокрушенно помолчал, вздохнул и вытер лоб. – Или, по крайней мере, чертовски надеюсь, что они это сделали. Это те же идиоты, которые отправляли меня в рейсы на старом фургоне-развалюхе, хотя я не раз напоминал им, что за колесами нужно следить, мост в ужасном состоянии, а дороги… да, я знаю, что уже это говорил, но поверьте – каждая следующая еще хуже предыдущей…
Аллейн прервал его, прежде чем ему заново пришлось выслушать длинный перечень невзгод мистера Глоссопа:
– Это значит, что до завтрашнего утра вас никто не ждет?
– Теперь уже нет, конечно. Надо думать, нам всем очень повезло, что вы объявились, да, инспектор? Ворвались, как кавалерия, а затем решили запереть нас неизвестно с кем – кому, возможно, взбредет в голову прикончить нас всех в наших постелях!
– Пока еще всем нам рано думать о постелях, мистер Глоссоп, – возразил Аллейн и задал еще пару вопросов, но Глоссоп мало что смог сказать помимо того, о чем бы не разглагольствовал публично в разные моменты последних нескольких часов.
Он злился, он устал, его начальство проявило себя дураками, солдаты – глумливыми мерзавцами; ни одна из девушек в этом офисе не могла быть лучше определенного для себя предела; нет, даже тихая маленькая брюнетка, какую бы скромницу ни изображала. И лишь сам Джонти Глоссоп имел правильное мнение о происходящем. Хорошая женщина, прекрасная женщина мертва, похищена огромная сумма денег, а инспектор тратит свое время на допрос единственного невиновного человека!
– Как вы думаете, мистер Глоссоп, отца О’Салливана можно исключить из списка подозреваемых? – небрежным тоном спросил Аллейн.
Кассир насмешливо фыркнул:
– Я доверяю викарию из-за его собачьего ошейника не больше, чем полисмену из-за значка! О человеке говорят его качества, а не должность.
– Одежда еще не делает вас человеком?
– Она ни на что не влияет.
– Весьма мудро.
– И накрахмаленная вуаль тоже, если вы понимаете, о чем я, – многозначительно добавил Глоссоп.
Аллейн кивнул с легкой улыбкой:
– Пожалуй, характер сестры Камфот соответствует ее имени не настолько, насколько того хотелось бы.
– Я бы сказал – вовсе не соответствует. И она старается изо всех сил, чтобы так и оставалось, – если вам интересно мое мнение.
У Аллейна вертелось на языке, что нисколько не интересно, но он сдержался. Если долгие годы неприятных допросов его чему-то и научили, так это тому, что нужно поменьше говорить и побольше слушать. Он подождал секунду-другую, и Глоссоп наконец не выдержал:
– Я неплохой физиономист, инспектор, и всегда им был. Я частенько путаюсь в именах, что однажды может сослужить мне дурную службу, но разбираюсь в лицах. Мне много раз доводилось видеть сестру Камфот, и, признаюсь, всякий раз я старался поскорее убраться с ее пути, но сегодня вечером произошло нечто странное. Я увидел ее в определенном свете – даже не могу сказать, что это значит, но у меня возникло ощущение чего-то неправильного. Мне показалось, что она шпионит за мной. Я мельком увидел, как она прячется в тени, и это тоже показалось чертовски странным.
– Странным?
– Чем-то совсем для нее нехарактерным. Не в ее духе.
– Или не в ее стиле – как и со многими обитателями Маунт-Сигер. Как вы думаете, мистер Глоссоп, мне следует у нее спросить, все ли с ней в порядке? Возможно, у нее какие-то проблемы?
– Поступайте так, как вам угодно! – Глоссоп вновь вернулся к своему брюзжащему состоянию. – Это вы назначили себя главным и не даете нам разойтись по койкам, пускай эту чертову раскладушку и нельзя назвать нормальной кроватью. Все, что я хочу сказать, – сестра Камфот что-то вынюхивала поблизости сегодня вечером, и я это видел. Понятия не имею, за кем она следила, но говорю вам – она делала именно это.
– Буду иметь в виду. Есть что-либо еще, что вы хотите сообщить, прежде чем я верну вас в сомнительный уют транспортного отдела?
– Вообще-то да. Вы ведь не спросили, что я слышал, когда оставался один в кабинете главной сестры, не так ли?
– Рассказывайте. – Голос Аллейна звучал угрожающе-холодно.
– Я вовсе не такой простофиля, каким кажусь с виду, хотя, без сомнения, ваше английское образование и изысканная манера выражаться могут дать вам повод думать иначе. Я обращаю внимание на то, что происходит вокруг и что это значит. Когда я выглянул из хирургического блока, то увидел, как сестра Камфот подошла к офису главной сестры, постояла у двери и вернулась обратно. Видел, как викарий пересек двор и скрылся в кабинете главной сестры. А еще – как у двери в кабинет околачивался этот ирландский пьянчуга, хотя его никто не впускал. А потом, когда он ушел, я заметил, как открылась дверь, и оттуда вышли главная сестра и викарий.
– Вы видели, как они вместе выходили из офиса главной сестры?
Глоссоп побледнел от мысли, что ему сейчас придется объяснять инспектору свой страх перед громом и молнией.
– Ну, не совсем, – заикаясь, пробормотал он, – но они определенно стояли на крыльце, а в следующий раз, когда я посмотрел, во дворе никого не осталось. Когда я добрался до кабинета главной сестры, он уже пустовал – так что они, вероятно, ушли вместе. Но хочу подчеркнуть – я считаю, что главная сестра и викарий все-таки были в офисе. Так почему же сестра Камфот передумала стучать или даже сразу распахивать дверь?
– Понятия не имею, но теперь уверен, что вы догадались.
– Теперь, когда вы так сказали, я думаю, что сестра Камфот хотела взглянуть на эдакую кучу денег, но как только услышала голоса внутри, то поняла, что ей лучше уйти, и побыстрее.
– А что скажете про Уилла Келли?
– А что про него сказать? Насколько я понимаю, он уже принял на грудь и сам не помнит, что делал у двери. Но ни единому его слову доверять нельзя, это совершенно ясно.
– Похоже, у вас сложилось твердое мнение обо всех присутствующих здесь сегодня ночью, мистер Глоссоп.
– И неудивительно! – выпалил кассир. – Мои деньги пропали! Вот так запросто! И их мог взять любой из них! Главная сестра – порядочная женщина… была порядочной женщиной до мозга костей. А остальным даже медяка доверить нельзя.
– Вы уже вполне ясно дали это понять.
– И у меня есть на то основания! Как только дождь слегка стих и я наконец добрался до кабинета с проклятой раскладушкой под мышкой, то услышал адский скандал!
– Вот как? – насторожился Аллейн.
– Ага, теперь вам стало интересно, не так ли? – радостно ухмыльнулся Глоссоп. – О да, настоящая визгливая ссора, все как положено! Должно быть, одна из этих двух девиц, вся такая из себя с английским выговором – все эти старательные А-Е-И-О-У, – выносила мозг какому-то парню, не давая ему вставить ни слова. Так что я не понял, с кем и где именно она ругается: в регистратуре или в транспортном отделе. Я ничего не смог разобрать из того, что они говорили, из-за грозы и ветра, так что вам нет смысла спрашивать меня об этом, но я бы поставил на то, что одна из этих юных леди не совсем такова, какой хочет казаться.
– Господи, мистер Глоссоп, да это не кабинет, а какая-то площадь Пикадилли! Жаль только, что здесь нет бара «Критерион», где доктор Ватсон мог бы наткнуться на своего закадычного друга!
Глоссоп хмуро посмотрел на высокого детектива и вытер лоб.
– Я понятия не имею, о чем вы, но там многие ходили туда-сюда и шумели так громко, как вам нравится, – и насколько я вижу, любой из этой компании может оказаться вашим вором и убийцей.
– И главная медсестра тоже? – непринужденным тоном бросил Аллейн, в ту же секунду пожалев, что не сдержался.
От души выругавшись, Глоссоп заявил, что с него хватит этого фарса. Поднявшись со стула, он поворчал о затекшей спине и о том, как унизительно сидеть запертым в офисе бог весть с кем – остается лишь надеяться, что Аллейн действительно так хорош в своей работе, как рассказывала им эта девчонка Фаркуарсон.
– А она что-то рассказывала?
– Вы не просили нас сидеть молча и ждать, пока вы соизволите нас принять, инспектор. Мы взрослые люди, а обычный способ скоротать время – это провести его за беседой. За бесконечной болтовней – в случае с этой легкомысленной потаскушкой.
– Потаскушкой? – резко переспросил инспектор.
– Я про блондинку. Необязательно быть детективом, чтобы сообразить, что она из себя представляет. Но, как я понял, вы не просто какой-то там детектив – оказывается, вы весьма известный сыщик в Лондоне?
– Ну, не знаю…
Глоссоп вскинул пухлую ладонь, дабы остановить Аллейна посреди его обычных самоуничижительных излияний. Инспектору этот жест показался настолько обескураживающим, что он едва не улыбнулся.
– А теперь послушайте, я должен вам это сказать. Конечно, деньги важны, они…
– Естественно, это ведь государственные средства.
– Но главная медсестра, она… ну… – Глоссоп сделал паузу, покраснел еще сильнее, чем ожидал Аллейн. – Она замечательная… была замечательной женщиной. Одной из лучших. И я не могу… черт побери… не могу вынести мысли…
– Понимаю, – кивнул инспектор и хлопнул Глоссопа по плечу, искренне сожалея о своей недавней шутке. – Тогда я продолжу работать, хорошо?