Да, он, Сандерс, затеял смелый флирт с Рози Фаркуарсон, но это ж не всерьез! У него хватило совести притвориться смущенным, когда он признался, что закрутил с Розамундой с одной целью – отвлечься от Сьюки Джонсон. С той у него завязалась интрижка еще до войны, когда Сандерс батрачил на местного фермера. Сьюки Джонсон была замужем и на десять лет старше, поэтому они благоразумно порвали друг с другом, когда Сандерс ушел воевать, и поклялись не писать и не искать встреч – словом, всячески избегать искушений.
– И вдруг, разрази меня гром, наше командование возьми да отправь меня сюда поправлять здоровье!
На лице Сандерса читалась искренняя вера в то, что исключительно благодаря мистическому совпадению его палата оказалась так близко от женщины, которой он отдал свое юное сердце. Даже чары красавицы Розамунды не смогли надолго его отвлечь. А потом Сьюки Джонсон доверила Сандерсу тайну, которую не поверяла прежде ни одной живой душе.
– Ее старик бьет ее смертным боем, сержант. Никто об этом не знает.
– Даже ее брат?
– То-то и оно. Сноу Джонсон не дурак, он бьет ее туда, где следов никому не видно.
Бикс выругался. Сандерс почуял в нем союзника и воодушевился.
– Я решил ей помочь. Нужно было достать денег, вот мы с парнями и начали брать ставки. Ну, да, да, это против правил, но с каждого по грошику – голому на… рубашка, я хотел сказать. Брейлингу нужны деньжата для его Нейры: она вот-вот родит, – а я хотел отправить Сьюки к ее родне в Уаирарапе. Там ее никто не достанет, а после войны она разведется, и мы заворкуем, как голубки…
– А Поусетт?
– Боба деньги не интересовали, он просто скукой маялся. Я собирал деньги и отдавал Кату, а Боб бегал по тоннелю в паб несколько раз на неделе и ставил через брата Сьюки, Дункана. Дункан Блейки делал ставки, когда ездил в город, потом получал выигрыш, брал себе процент, а остальное отдавал Бобу. Откатец я откладывал в сторону и…
– То есть от чужого выигрыша вы брали часть себе?
Сандерс мотнул головой, откинув со лба завиток черных волос.
– Все по справедливости, сэр. Мы же рисковали. За риск нам причиталось, а остальное я делил, глядя на то, кто сколько выиграл. Все чисто.
Бикс покачал головой: чистая… афера. Теперь, зная все, предстояло решить, каким вышестоящим инстанциям докладывать о перемещениях выздоравливающих.
– Для вас, но не для тех, кто финансировал ваш маленький гешефт.
– Да они вкладывались ради развлечения, а не только ради де…
– Довольно оправданий, рядовой. Отправляйся к остальным.
Сандерс встал и вышел за Биксом во двор, сунув руки в карманы. Лоб его прорезала глубокая морщина.
– Я правда люблю Сьюки, она славная. Не как остальная ее родня.
– Какая такая родня?
– Ну, муж ее, брат… Кроме них никто не мог за нас поставить, пришлось их просить. Я думал провернуть с ними кое-какие дела после войны, но как Сьюки рассказала мне про Сноу, так руки чешутся его придушить. А когда я получше узнал Дункана Блейки… Короче, будь из кого выбирать, я бы зарекся иметь с ним дело.
– Ну-ка, поясни.
– Он вечно нудил, что эта война Новой Зеландии вообще не касается. Почитал нас за лопухов и слабоумных, раз мы пошли воевать, гнул свое насчет того, как наших отцов списали в расход в Первую мировую – и шиш мы с этого поимели. Короче, лил в уши как заправский коммуняка.
– Коммунист, ты хочешь сказать? – насторожился Бикс.
– Слушайте, сержант, я не говорю, что он коммунист и есть, но его околесица с душком – что правительству нельзя доверять, что в новостях сплошное вранье… Пустобрех этот Дункан, а не коммунист, но он прям пыжится от гордости, что не пошел на фронт.
– Он это лично тебе говорил, именно тебе?
– Нет, сэр, лично мне не говорил. Дурак-дурак, а мыла не ест – понимает, что я бы ему сразу рожу разбил. Он говорил это Бобу Поусетту. И порой мне кажется, сержант, что он Боба почти убедил. Ну, что война того не стоила.
– Ну и фрукт этот Блейки.
Сандерс пожал плечами.
– С таким братцем и муженьком Сьюки ох как нелегко. Да, я напортачил, но, ей-богу, я просто не мог снова уехать невесть куда и даже не попытаться ей хоть чуточку помочь.
Перед транспортным отделом они остановились.
– Можно вопрос, сержант?
– Валяй.
– Мы же не имеем права так думать? Ну, что воюем зря, что нас просто использует командование, политиканы и вся шайка-лейка, наживающаяся на войне? Мы же не можем считать, что стране на нас все равно, сэр?
Бикс отрицательно покачал головой.
– Конечно нет, рядовой. Моральное разложение – вода на мельницу врага. Ты чертовски верно заметил – мы не имеем права так думать.
Глава 28
Аллейн с капралом Брейлингом пересекли больничный двор, и маори остановился перед цветущей стеной плетистых роз. Днем великолепные соцветья заставляли забыть о своих шипах – и о колючках проволоки, по которой они вились. Справа находился служебный выход с парковки, слева – последняя из палат для военных, третья, где лежали самые увечные и тяжело раненные, многие из которых наверняка не спали сейчас от боли или страха.
Брейлинг повернулся к Аллейну, приложил палец к губам и медленно попятился через, как разглядел сыщик, тщательно замаскированную лазейку в живой изгороди. Детектив последовал за ним, пригнувшись, по знаку Брейлинга, чтобы не задеть колючую проволоку, натянутую на уровне головы. Меньше чем через несколько сотен ярдов ухоженная больничная территория сменилась непролазной чащей девственного леса. Аллейн невольно отметил неповторимый запах новозеландских лесов, насыщенный кружившими голову густыми испарениями жирной, плодородной земли, влажной даже в разгар лета. Когда раскаленный асфальт двора остался позади, воздух стал свежее, небо – выше, а фантастический узор звезд – еще ярче. Лучики звездного света пронизывали кроны деревьев, смыкавшиеся вверху плотным пологом. Инспектор жестом остановил своего проводника и выключил фонарик. Брейлинг последовал его примеру, и они постояли рядом, глядя на небо между огромными перистыми листьями исполинских деревьев.
– Знаете, Брейлинг, впервые увидав ночное небо Новой Зеландии, я испытал почти смятение: перевернутые привычные созвездия и густой яркий Млечный Путь, похожий на стропило необъятного небесного свода…
– Я могу рассказать вам про иные стропила, сэр, на которые опираются не только кровли наших молельных хижин, но и история нашего народа.
– Я уже слышал о них и в любое другое время, Брейлинг, с удовольствием послушаю еще, но не сегодня. Простите, что я вас остановил.
– Мы уже почти пришли, сэр.
Аллейн шел за Брейлингом след в след. Через сотню ярдов земля под ногами стала меняться. Брейлинг тихо остерег спутника. Аллейн и сам обратил внимание, что почва сперва сделалась жесткой, а затем и неровной: под подошвами чувствовались острые камни. Дальше начался уклон – сперва едва заметный, а затем такой крутой, что Аллейну, чтобы сохранить равновесие, пришлось цепляться за кусты мануки, росшие вдоль тропы. Во мраке, освещая дорогу лишь лучом фонарика, Аллейн живо представил, что спускается в Гадес с капралом-маори в качестве Вергилия. Сыщик поспешил прогнать виденье, однако по спине пробежала дрожь. Стало ощутимо холоднее. Дыхание и шаги зазвучали отчетливее, как в каменном ущелье. Сердце у Аллейна забилось, но он лишь досадливо отмахнулся от неуместного волнения. Этой минуты он ждал всю ночь. Если его подозрения оправдаются, это будет означать прорыв в следствии, и не время отдаваться полету фантазии, как бы осторожно ни ступал капрал Брейлинг и как бы ни понижал он голос.
– Вот вход в пещеру. Томо вон там дальше, за выступом скалы. В полу есть углубления вроде больших чаш, в дождь они наполняются водой, так вы их обходите. Выступ только кажется одним целым со стеной – вы уж поостерегитесь там, внутри. Если полезете на него, будьте осторожны.
Брейлинг отступил, пропуская Аллейна.
– Разве вы со мной не пойдете?
Капрал замялся и слегка изменившимся голосом ответил:
– С вашего позволения, нет, сэр. Понимаете, мой народ… Ну, меня не поблагодарят, что я вас сюда привел.
– Даже в такой ситуации и после сегодняшних событий? Помните, Брейлинг, вы передо мной в долгу.
– Не забуду, сэр, это-то я своим смогу объяснить. Но мне придется рассказать, как я встречался тут с Нейрой, и тогда мне достанется по полной: и больничный режим я нарушил, и ее втравил, да еще и вас привел. Такое начнется – мало не покажется.
– А если вы меня не проводите, вам не придется признаваться, что вы меня сюда привели?
– Не, это уже получится ложь. Я скажу правду, но, если добавлю, что не я вам это показал, а вы сами увидели, тогда мне не так влетит, если вы меня понимаете.
– Отчего же, прекрасно понимаю. Служебное взыскание вам гарантировано, и вы не хотите проблем еще и дома.
– Вроде того. Вы идите первым, а я за вами.
Детектив из Скотленд-Ярда вошел в просторную подземную пещеру, всей душой надеясь, что за свою доверчивость не заработает мощный удар по затылку.
Открывшаяся картина ошеломила Аллейна не меньше, чем это мог бы сделать удар – который, впрочем, так и не последовал. Детектив не в первый раз находился в этой удивительной стране и знал, что нигде больше не увидишь столь невероятных красот, которыми изобилует природа Новой Зеландии, однако представившееся зрелище даже ему показалось исключительным и небывалым. Аллейн медленно водил лучом фонарика вправо, влево, вверх и вниз, тщетно подбирая определения, которые не были бы столь банальны и общи, как «колоссально», «сногсшибательно» и «величественно». Неожиданная высота пещеры, свод которой терялся вверху, и ее купольная форма создавали впечатление подземного собора. Внизу скала образовывала почти правильное круглое углубление, широкое и низкое, с легким уклоном, как разглядел Аллейн в свете фонаря, к целой цепочке природных чаш. Эти каменные бассейны, как и сказал Брейлинг, наполнились до краев во время вечерней грозы. Отделяли их друг от друга узкие каменные каналы – некоторые еще были влажны от недавнего потопа. На стенах луч фонарика выхватил узкие ручейки – некоторые подсыхали, другие собирались внизу в лужицы. Стоило лучу скользнуть по поверхности воды, как под сводами разлетелись «зайчики». Местами стены выглядели зеркально-гладкими – вероятно, после многих лет воздействия дождевой воды, сформировавшей когда-то эту пещеру. Другие были неровными, с острыми скальными выступами и темно-серыми пятнами недавно обнажившегося камня и каменной крошкой внизу – лучшее доказательство того, что, какой бы совершенной ни казалась пещера, создала ее не рука человека, но сама земля, в недрах которой Аллейн сейчас стоял, земля, никогда еще не казавшаяся столь живой и наделенной разумом.