Аллейн постоял, чувствуя, как великолепие природы смягчает глубокое разочарование в людях, и еле слышно проговорил:
– Если тени оплошали, то считайте, что вы спали…[13]
Развернувшись, он направился в кабинет главной сестры. Работы предстояло непочатый край.
Глава 36
Аллейн сидел за письменным столом в своей одноместке, когда его окликнули через открытое окно. Повернув голову, он увидел сержанта Бикса, стоявшего снаружи с подносом; заварочный чайник был накрыт вязаной грелкой.
– Вы, конечно, скажете, сэр, что англичане не делают перерыва на пятичасовой чай, но мы в Новой Зеландии относимся к смоко[14] весьма серьезно. Пробило четыре пополудни, ни один из нас глаз не сомкнул со вчерашнего утра, и я видел, что вы почти не прикоснулись к ланчу, который накрывали для местной полиции.
– Как и вы, Бикс.
– Справедливое замечание, сэр. Мы оба были заняты, а вы, сэр, вроде меня: сперва работа, потом отдых – и то если получится.
– И в самом деле.
– Сдается мне, вам пора подкрепиться. До файф-о-клока времени совсем ничего, тутошняя кухня печет славные имбирные квадратики[15], вот я и подумал: может, вы не откажетесь малость прогуляться по окрестностям? Вам скоро уезжать, и будет просто безобразие, если в Маунт-Сигер вы только и повидаете, что тесный кабинет и чертовы тоннели.
– Совершенно с вами согласен, сержант. Дайте мне минуту, и я присоединюсь к вам.
Аллейн собрал документы, над которыми трудился, надежно запер их в кейс с кодовым замком и вышел к Биксу.
Через пять минут они уже сидели на скамье и слушали рокот реки, катившей свои воды почти с привычной быстротой. Оглушительный грохот воды превратился в мелодичный фон теплого летнего дня. Бикс, разливая чай по чашкам, называл птиц, перекликавшихся в зарослях: туи, веерохвостки и «вон, в зарослях цветущего льна, прелестная парочка белоглазок затевает драку с веерохвостками за еду». Аллейн улыбнулся, с наслаждением ощущая, как солнце и крепкий чай согревают закоченевшее от усталости тело. Позади осталась долгая ночь после трудного дня, а птичьи трели и журчанье реки положительно убаюкивали. Детектив готов был поддаться желанию прикрыть на минуту глаза, но тут Бикс назвал свой истинный мотив приглашения на чай:
– Дело в том, сэр, что я не пойму: вот как же вы догадались?
– О чем, Бикс? Вы в основном были рядом и видели то же, что и я.
– Я, сэр, про складывание кусочков в единую картину.
– Вряд ли я объединил так уж много кусочков. Я их разве что замечал, когда они выявлялись, и следовал за ними к логическому выводу.
– Ладно, но расскажите мне, как вы это делали?
Аллейн глубоко вздохнул и начал:
– Во-первых, расхождения в показаниях. Глоссоп абсолютно не сомневался, что видел, как главная сестра и викарий вышли из кабинета, однако позже он признался, что плотно зажмурился, когда сверкнула молния. Стало быть, викарий и начальница могли выйти по отдельности или же она вообще не выходила через дверь.
– То есть вы с самого начала поняли, что главная сестра не умирала?
– Нет, сознательно я в этом себе отчета не отдавал. Открывая брезентовый мешок на каталке Уилла Келли, я думал, что в нем отыщется пропавшая зарплата. Тело мисс Эшдаун стало для меня таким же сюрпризом, как и для всех остальных. Но затем Хьюз проговорился, что знает чрезвычайно эффективный анестетик, добавив, что начальница относилась к нему очень чутко и слушала, когда ему требовалось выговориться.
– Вот так вы и узнали, что главная сестра одурманила себя?
– Вот так я предположил, что она могла это сделать. Чистая спекуляция с моей стороны – со мной не было медицинских экспертов, а названия на пузырьках и снадобьях в морге для меня всего лишь слова. Со многими из этих лекарств мне доводилось сталкиваться в расследованиях, но я никогда не перехожу к обвинению без твердых доказательств, а это было невозможно до вчерашней ночи.
– Особенно когда ее тело исчезло.
– Вот именно.
– А викария вы подозревали с самого начала?
– Здесь опять-таки сочетание нескольких факторов. В отличие от остальных, он упорно говорил о главной сестре в прошедшем времени. Сперва это показалось мне странным, а потом начало казаться нарочитым. Я не знал, зачем он это делает, просто чувствовал неладное. И во время воссоздания событий, когда викарий шел к кабинету главной сестры, в его манере сквозило что-то смутно неестественное. А вот кое-что важное я совершенно упустил из виду.
– Что же, сэр?
– Когда мы готовились к нашему маленькому спектаклю, вы инструктировали солдат…
– Да, и будь я повнимательнее, от меня бы не укрылось, что ни Брейлинг, ни Сандерс не стали клясться, что Поусетт был с ними.
– Вы были достаточно внимательны, Бикс, это ваши солдаты покрывали своего товарища. Мы ведь привыкаем доверять подчиненным.
– Вы очень великодушны, сэр, но, умоляю вас, продолжайте!
– Пока вы были заняты, я, находясь в компании отца О’Салливана и Сидни Брауна, услышал непривычный звук. Викарий заверил меня, что это опоссум кричит в чаще. Но когда викарий пропал, а фургон умчался прочь, я сообразил, что это за звук. Это скрипел храповик, когда главная сестра меняла колесо. Звук показался мне странно знакомым, в отличие от криков местных птиц или понавезенных млекопитающих, однако я не смог уложить его в здешний контекст. Что доказывает мою редкую недогадливость.
– Да будет вам, сэр, никто и не ожидал, что вы его узнаете.
– Пусть так, но, когда заурчал заведенный мотор, я сразу узнал скрип, который слышал несколько минут назад, и понял, что кто-то менял колесо. Учитывая обстоятельства, самым вероятным кандидатом становилась главная сестра.
– Разумно, очень даже разумно, сэр, – кивнул Бикс и отпил чая, отчего новый вопрос прозвучал несколько утробно: – А Поусетт, сэр? Что вы о нем скажете?
– По-моему, вы не должны брать на себя ответственность за этого человека, сержант.
Бикс покачал головой – слова детектива попали в точку.
– Я все равно себя корю. Хоть тресни, не могу разгадать, что превращает мужчину, солдата, причем по всем статьям хорошего, в шпиона! – Бикс почти сплюнул последнее слово.
– Я тоже этого не знаю. Но мы с вами понимаем – не он первый и не он последний. Из показаний сослуживцев нам известно, что Поусетт был недоволен жизнью. От молодого Сидни Брауна и со слов Сандерса мы знаем, что Дункан Блейки оказался весьма полезен нашим врагам: радиолюбитель с доступом к участку земли с высоким рельефом – лучшего и желать нельзя. Однако нам пока неизвестно, на кого работали Блейки и Поусетт. Остается надеяться, что у одного из них достанет порядочности сделать чистосердечное признание. Ставлю на Поусетта. Дункан Блейки опасен и хитер; Поусетт же – мелкая сошка, который лез на стену от скуки и разочарования в войне.
– При всем уважении, сэр, все мы сыты войной по горло…
– Согласен с вами, Бикс. Самым искренним образом.
– Но мы же не бежим совершать подобную дурость!
– Не бежим. Вот увидите, найдутся разные ученые психологи, которые заявят, что причины кроются в обездоленном детстве Поусетта, в перенесенной утрате или извращениях, которые подтолкнули его в одну сторону, а двух его товарищей – в другую. Но закон интересуют лишь суровые факты: что сделано и кем сделано.
– Так оно и должно быть, сэр.
Аллейн допил чай, вытянул ноги и заложил руки за голову.
– Хорошо, что вы вытащили меня из кабинета, Бикс. Вздремнуть бы сейчас на солнышке, как сытому коту на садовой стене…
Бикс с интересом глядел на детектива.
– Что, Бикс?
– Вы, сэр, ночью были весь такой…
– Хладнокровный и собранный? – лениво подсказал Аллейн.
– Точно, а сейчас вы такой…
– Расслабленный? Это ненадолго. Просто я привык не упускать свободных минут… – Губы Аллейна сложились в улыбку. – Совсем как главная сестра и викарий.
– Ну нет, сэр, они один другого глупее.
– Да, скорее запутавшиеся глупцы, нежели закоренелые негодяи. Они вернули деньги, объяснили свои мотивы – при местных полицейских они упирали на беды дорогих их сердцу зданий, опустив момент юношеской невоздержанности. Теперь их ждет самое мягкое наказание. Даже мистер Глоссоп скоро начнет считать их дураками, а не преступниками, пусть и жестоко расстроившими своих друзей.
– И подпоившими бедного Уилла Келли до бесчувствия.
– Со своих постов они уйдут с подмоченной репутацией, лишившись уважения, на которое по праву могли рассчитывать, отдав своему делу целую жизнь. Что ж, всем нам урок на будущее.
– Вот не представляю, чтобы вы решились на подобную авантюру!
– Не представляете? – переспросил Аллейн. – Отсутствие импульсивности некоторые считают недостатком.
– Миссис Бикс одна из таких, но не я, сэр. Я предпочитаю знать, на кого рассчитывать. Не люблю сюрпризы.
Аллейн ждал. Бикс подозрительно затягивал разговор: что-то не давало ему покоя, но он никак не мог решиться. Детектив выпрямился и повернулся к сержанту:
– Вы хотели спросить меня об убийстве, не правда ли?
– Ей-богу, сэр, если вы не возражаете… Но если вы не хотите… В смысле, да, я хотел вас об этом спросить, но как вы поняли?.. Как же вы смогли догадаться?!
– Ночью в какой-то момент я задал себе два вопроса: что еще происходит и что меня от этого отвлекает?
Аллейн провел рукой по лицу. Солнце скрылось за набежавшим облаком, и на теплой скамейке стало прохладнее. Момент блаженного отдыха миновал. Убийство. Все всегда возвращается к убийству.
Инспектор прикусил губу, нахмурился и заговорил, глядя вдаль:
– Сочетание нескольких факторов, как часто происходит в таких делах. Не столько слова юного Сидни, сколько то, как он их произнес. Это было как-то связано с тем, чтобы приехать в больницу именно накануне, хотя его уламывали несколько недель. Время приезда подозрительно совпадало с информацией, которую мне сообщили. Потом эта его вспышка ярости и внезапная усталость – юношу явно мучил сильный страх. Да, некоторые органически не выносят близости болезней, смертей или больниц; или же в такую форму могла вылиться острая неудовлетворенность от того, что ему всучили ферму, заставляя отказаться от мечты. Уилл Келли заметил, что люди редко помирают в нужный момент: соберется семья, а умирающий все никак. Хотя по личному опыту скажу – гораздо чаще бывает наоборот: многие умирают в одиночестве.