— Таких, как Чубарова, не запугаешь, — почти огрызнулся на реплику дамочки Павел Ильич. Он был явно расстроен и не мог сдержать переполнявших его эмоций. — Такие сами кого хочешь запугают…
— Это слова женоненавистника, — не думала прекращать перепалки дамочка в вуальке, фыркая.
Уфимцев оглянулся:
— Тогда ваши слова — слова мужененавистницы…
— Полноте, Павел Ильич, — вполне понимая состояние уездного исправника, попробовал унять его Воловцов. — Пустое это дело…
Илья Федорович хотел еще добавить фразу «спорить с бабами», однако делать этого не стал, ибо не позволило хорошее воспитание. Но вот Уфимцев, очевидно, хорошим воспитанием похвастать не мог и с готовностью договорил-таки фразу судебного следователя:
— Полностью согласен с вами, Иван Федорович. Спорить с бабами — пустейшее занятие…
— Что?! — вспыхнула дамочка под вуалькой. — Да как вы смеете!
— Простите, — обернулся Иван Федорович к сидевшей сзади дамочке. — Мой товарищ вовсе не желал оскорбить именно вас. Его слова скорее носили теоретический характер и относились…
— Ко всей бабьей породе, — энергично добавил за Воловцова Уфимцев. Похоже, он и правда недолюбливал женщин…
Дамочка фыркнула и, гордо вскинув головку, пошла к выходу. Иван Федорович усмехнулся, затем посмурнел:
— А ведь это наша с вами вина, Павел Ильич, что эта Настасья выкрутилась и ушла от наказания. Моя в большей степени. Не собрал я достаточно доказательств. Недотянул.
— Оставьте, Иван Федорович, — уже спокойно произнес Уфимцев. — Вы сделали все, что смогли, и я тому свидетель.
— Стало быть, не все.
— Все. Просто она умна и хитра, а наши присяжные заседатели в уголовном кодексе — ни в зуб ногой. — Уездный исправник посмотрел на Воловцова и взял его за рукав: — Так что оставьте эти ваши переживания и… пойдемте выпьем за окончание такого непростого дела.
— А что, пожалуй, — с готовностью поддержал Иван Федорович. — Работали мы на совесть, почему ж это дело не отметить? Я согласен. К тому же, — Воловцов немного помолчал и улыбнулся уголком губ, — после драки, как известно, махать кулаками без толку…
— Ну вот и все, — сказал после оглашения приговора суда Сан Саныч графу Виельгорскому. — Конечно, в самом преступлении и уж точно в его сокрытии замешана и эта Чубарова, но, увы, наши присяжные заседатели проявили излишнее снисхождение. А Чубарова эта — еще тот фрукт!
— Как бы то ни было, убийца Ильи Яковлевича понес заслуженное наказание, и этим я обязан вам, Александр Александрович, — прочувствованно произнес Виктор Модестович.
— Вы не меня, вы уездного исправника благодарите да судебного следователя, что дело вел. Они все сделали.
— Но началось-то все именно с вас, — заметил граф Виельгорский. — Именно вы дали толчок всему механизму, который потом завертелся.
— Вы преувеличиваете мои заслуги, граф, — не очень весело усмехнулся бывший московский обер-полицмейстер. — А вон, кстати, и уездный исправник Уфимцев. Я его немного знаю. А с ним, верно, тот самый судебный следователь Воловцов, что вел дело Попова. Подойдем?
— Конечно, — охотно согласился Виктор Модестович.
— Господа, — приблизившись к разговаривающим друг с другом Уфимцеву и Воловцову, произнес Александр Александрович. — Во-первых, здравствуйте, — Сан Саныч первым протянул руку и поздоровался сначала с Уфимцевым, а затем и Воловцовым. — Во-вторых, позвольте поздравить вас с успешным завершением дела…
— Не очень-то и успешным, — успел буркнуть, заполнив образовавшуюся паузу, Уфимцев.
— Это вы о Чубаровой? — догадался отставной полковник.
— Именно, — снова буркнул уездный исправник.
— В наших делах редко бывает, чтобы все шло гладко и как хочется, — произнес Александр Александрович и осекся. В каких «наших» делах? Ведь он давно не служит в полиции!
Власовский искоса посмотрел на собеседников, но те или не заметили такой печальной оговорки бывшего обер-полицмейстера, или сделали вид, что не заметили. Потом незнакомые были представлены друг другу, и когда церемониал завершился, граф Виельгорский произнес целую благодарственную речь всем троим, завершившуюся приглашением к себе в дом, «чтобы слегка отужинать и отметить завершение дела».
— Прошу не отказывать мне в приглашении, — добавил граф, поочередно посмотрев на каждого из присутствующих.
— Я не против, — просто ответил Сан Саныч.
— Мы, собственно, с Павлом Ильичом тоже ничего не имеем против, — так отозвался на приглашение Виктора Модестовича Воловцов и посмотрел на Уфимцева.
— Отчего же? С удовольствием! — ответил уездный исправник, и четверо мужчин уже вместе покинули здание окружного суда.
«Ну, вот и закончилось для меня мое последнее дело, — философски и с какой-то мягкой печалью подумал про себя Сан Саныч. — Убийца найден, смерть честного человека отомщена…»
В карете графа, рассчитанной на четверых человек, ехали практически молча. Конечно, Козицкий получил то, что заслужил. Однако смерть хорошего человека — это всегда тяжко. И, конечно, безрадостно. А с другой стороны…
— А с другой стороны, отставка, пусть даже и «без прошения», — это далеко еще не смерть, верно? — произнес вдруг Виктор Модестович, посмотрев в глаза Сан Саныча и как бы заглянув в его затаенные мысли.
Власовский поначалу даже вздрогнул от столь неожиданной фразы графа, отвечающей его невеселым думам, а потом кивнул и, улыбнувшись во весь рот, что случалось с ним крайне редко, по-простому ответил:
— Верно.