— Так. Ясненько. Вот что, сейчас рыбок, я хотел сказать — дело, в сторону. Пошли.
— Куда? — спросил Арслан.
— Поощряться за прошлое и получать аванс на будущее. Забыл, что ли? Ведь на 14.00 нас приглашали.
Арслан положил дело в сейф, и они вышли из кабинета.
Утром Андрей и Нина встретились в сквере у кафе. Она, конечно, не поверила ни одному слову из бессвязного путаного рассказа о происшедшем в тот вечер. Больше всего ее возмутила ложь. В конце концов, не хочет говорить — не надо. Но врать с ясными глазами, ни во что ее не ставить. Она так ему и выдала. Андрей ничего не ответил, замкнулся. Тогда Нина не попрощалась и ушла, он не пытался ее удержать, долго смотрел вслед, а когда скрылась — побрел домой.
Навстречу ей шел и широко улыбался Олег.
— Ты чего с утра зареванная? — поинтересовался он.
— Мелочи жизни, — сквозь слезы сказала Нина и попыталась улыбнуться. — Что произошло между вами?
— Ты хороший парень, Нинок, — ответил Олег и хлопнул ее по плечу. — Извини, я опаздываю на семинар.
Андрей позвонил в пять, когда она уже немного успокоилась, и попросил прийти на их место к семи.
...Около телефонной будки остановился «Москвич», из него выпорхнула симпатичная девушка, подошла к ним.
— Извините, пожалуйста, у вас не найдется двушки?
Андрей порылся в карманах, протянул ей монету. Она поблагодарила, вошла в будку без двери, набрала номер.
— Ты хотел мне все рассказать?.. — с надеждой спросила Нина.
— Да. Хотел, но не смогу. Сейчас, во всяком случае.
— Фарида! — громко говорила в трубку девушка. — Ты слышишь меня? Это я, Света. Фарида, миленькая, позвони мне домой и скажи отцу, что дежурю вместе с тобой. Ты номер не забыла? 91—40—36. Я рано утром подъеду. Ну, пока! — Она повесила трубку и побежала к машине.
— Полное падение нравов, — ни к кому не обращаясь, произнес стоящий около будки высокий худой старик. — Но зло должно быть наказано. У вас нет двушки? — спросил он.
Андрей дал старику монету, и после того, как тот вошел в будку, сказал:
— Очень накладно стоять здесь, разориться можно. Пойдем пройдемся.
— Зачем ты звал меня? — сердилась Нина. — Если считаешь возможным скрывать что-то, не мучайся и не напускай на себя трагизма.
— Алло! Здравствуйте. Это отец Светы? — кричал в телефонную трубку старик. — Вы меня слышите? Плохо? Сейчас вам позвонит Фарида. Фа-ри-да. И скажет, что Света дежурит с ней. Так вы не верьте: она с каким-то типом на «Москвиче» умотала. Наверное, домой к нему ночевать.
— Подонок, — сказала Нина вслед старику, который аккуратно повесил трубку и не спеша пошел по аллее. — Мы сейчас должны ему об этом сказать, Андрей, немедленно.
— Спятила? Что сказать?
— Ты разве не слышал? Он — подонок. И мы это скажем ему.
— Между прочим, подслушивать чужие разговоры — поступок, который тоже нельзя отнести к числу праведных.
— Но ведь он кричал громко, этого нельзя было не слышать.
— Ах, кричал! Ну тогда надо было заткнуть уши.
— Вот в этом ты весь. Тебя таким и надо изваять — с заткнутыми ушами и зажмуренными глазами. И после этого я должна поверить, что ты избил Олега.
— Собственно, против чего ты восстала? Старик не терпит того, в чем ты меня обвиняешь. Лжи он не терпит. Так отчего же он тебе не нравится? Не вижу логики.
— Это подло!
— Позволь, в чем тут подлость? Открыть отцу глаза на блудную дочь? С каких пор честность стала подлостью? В школе, помню, мы устраивали «темную» Толику Полупанову за то, что он сказал правду — назвал зачинщиков, уговоривших нас сбежать с урока. Били за правду. Усекла? Трусы, и за свою трусость били другого.
Почти час уже длился допрос Олега, но выяснить обстоятельства, при которых его избили в тот вечер, не удалось. Даже в тех случаях, когда вопросы следователя показывали несостоятельность его позиции, Олег продолжал настаивать на своем: его избил Андрей.
Становилось все более очевидным, что Олег лжет, впрочем, как и Андрей, но каковы мотивы?
Туйчиев вспомнил, как во время очной ставки перехватил взгляд Олега. Он смотрел на Андрея, и не было в этом взгляде ни злобы, ни ненависти, в нем отчетливо выражалась брезгливость. Однако попытка следователя выяснить природу такого отношения оказалась безуспешной. Все, кто знал ребят, единодушно утверждали: они — давние и близкие друзья.
Туйчиеву рассказали, что два года назад вечером возле дома Андрея ограбили трое подростков, сняли часы. Олег сидел с двумя соседскими девчонками и бренчал на гитаре, когда во двор вбежал взбудораженный Андрей. Не дослушав, Олег спросил, в какую сторону ушли грабители, бросил девчонкам гитару и помчался в погоню. Минут через пятнадцать он вернулся и протянул Андрею часы. К тому времени Олег уже был перворазрядник-боксер.
Он рос в семье, которую принято называть неполной: родители расстались, когда он был маленьким. Мать работала заведующей небольшой аптекой. В доме был достаток, но сына не баловали. Он частенько проявлял юношеский максимализм, не признавал компромиссов. Правда, в реальной действительности ему подчас приходилось отступать от своих принципов, и тогда он страдал, хотя понимал: чрезмерная прямолинейность в жизни не дает возможности увидеть и понять ее оттенков. Олег пытался выработать четкую линию во всех случаях жизни. Бескомпромиссность все чаще приводила к ошибкам и, самое обидное, к репутации тяжелого, конфликтного человека.
Нелегко ему было и в эти дни. Все одолевали одним вопросом: как получилось, что Андрей избил его. То, как он объяснял, вызывало сомнение. Даже мать, выслушав его, горько сказала: «Как бы эта история не окончилась плохо для тебя!» Чувствовал Олег и недоверие следователя, чувствовал и внутренне возмущался: «Почему, почему все считают, что этого не могло произойти. Только потому, что я сильнее? А если вас, — доказывал он воображаемому оппоненту, — сзади ударили по голове? Тогда наверняка поверили бы. Разве непонятно, что у нападающего всегда преимущество — неожиданность для того, на кого нападают».
— Давайте все же уточним, — предложил Туйчиев, — чем конкретно обидел вашу девушку Андрей?
— Я предпочел бы не конкретизировать, — сухо ответил Олег, — мне неприятно.
— Почему же нет никакой обиды на него у Тамары?
— Он не ей, а мне высказал свое мнение.
— Это было до ресторана?
— Нет, в ресторане. Мы, простите, пошли с ним в туалет и на пути туда он сказал.
— Почему же вы решили выяснить с ним отношения не сразу, да еще в хоздворе?
— Я обдумывал.
— Что?
— Как поступить.
— И решили расправиться силой.
Олег замялся, беспокойно заерзал на стуле и, не глядя на Туйчиева, ответил:
— Да нет, просто решил поговорить.
— Согласитесь, вы избрали не лучшее место и, видимо, способ...
Олег молчал.
— Хорошо. Пусть так. Но как Андрей сумел справиться с вами?
— Сколько раз можно объяснять. Во-первых, я выпил...
— Не больше, чем Андрей, — сказал Туйчиев, но Олег не обратил на это внимания.
— Во-вторых, удар был сзади и неожиданный.
— Послушайте, Олег, вам не приходила в голову элементарная мысль — выяснить отношения без вмешательства милиции.
— Не понял, — настороженно вскинул голову Олег.
— Что ж тут непонятного? Когда патруль подошел к вам, сказали бы, например, что упали. А потом, назавтра, скажем, поговорили бы с Андреем как полагается. Он же вам друг. А теперь его ждет наказание, возможно даже лишение свободы. — Арслан пытливо смотрел на Олега.
— Зло должно быть наказано, — сдержанно промолвил Олег и провел рукой по волосам, словно выкидывая из мыслей сомнение; затем, понизив голос, прибавил: — Такие вещи не прощают.
Туйчиев встал, прошелся по кабинету под настороженным взглядом Олега и, остановившись перед ним, в упор спросил:
— Считаете ли вы себя честным человеком?
Еще несколько дней тому назад вопрос, в котором сквозит сомнение, привел бы его в ярость. Как это можно хоть чуть-чуть усомниться в его, Олега, честности и порядочности! Но сейчас он отозвался не сразу, ответил вопросом на вопрос:
— А почему бы нет?
Барабанов стоял на остановке, ждал трамвая и думал, что опаздывает к обеду. Сегодня воскресенье, он хотел с утра пойти на «биржу», — так называли маленький сквер, где собирались коллекционеры, — но не удалось. Полина затеяла уборку, и он долго и тщательно пылесосил, потом мыл панели на кухне. Потом его послали на базар и предупредили: покупать все дешево, продукты брать только качественные и вернуться к двум часам. «Не вздумай отправиться на это дурацкое сборище», — так называла «биржу» Полина. Барабанов не любил ходить на базар: это било его по карману, торговаться он не умел, а Полина говорила, что на базаре все очень дешево. Однако разница между ценами, которые объявлялись дома, и стоимостью продуктов на рынке имелась. Владимир Константинович докладывал из своих «тайников», все же так легче, чем выслушивать, что он не умеет ходить на базар. Впрочем, если не умеет, зачем посылать?
Он вздрогнул от неожиданности, почувствовав на своем плече руку.
— Владимир Константинович, не признаёте?
Барабанов обернулся и увидел Носова.
— Господи, как вы меня напугали!
— А вы почему не были сегодня на «бирже»? Быт заедает? — Он кивнул на хозяйственную сумку. — А я вот сегодня приобрел монету по дешевке...
— Не рубль ли Константина? — в голосе Барабанова звучала издевка, но Носов не заметил ее.
— Я о таком и не слышал, — признался Носов. — Это что за монета?
— Их всего несколько штук в мире. Неужели не знаете? Изготовлены были только образцы... Вы знаете, сколько она стоит? Да ей цены нет!
— Значит, это мне не по карману, — уныло протянул Алексей Михайлович Носов. — Хоть бы взглянуть на нее разок.
— От одного вида этой монеты можно ослепнуть...
— Уж не хотите ли вы сказать, что монета у вас? — насторожился Носов.
— Увы, — мечтательно поднял глаза к небу Владимир Константинович. — Я просто хотел сказать, что она в городе. А вот и мой трамвай. — Он попрощался, сел в вагон и уже из открытого окна крикнул: — Если будет кокарбоксилаза для супруги — большая просьба.