Светка подошла первой, потупилась:
– Ну, привет, что ли… Я это… извиниться хочу.
– Чего? – удивленно переглянулись подружки.
Так ведь и было чему удивляться! Никаких извинений от Кротовой они не ждали, наоборот, готовились к разным пакостям. А тут – на тебе – извините!
– Ну, неправильно себя вчера повела, признаю, – подойдя ближе, повинилась Светка. – Просто зло разобрало… Анатолий мне правда нравится, очень… Знаю, что и тебе… И не только. – Рыжая искоса посмотрела на Катю. – Так я вот что думаю. Пусть он сам решает! А нам из-за него отношения выяснять – ехало-болело. Так?
– Ну, допустим… – подозрительно щурясь, проговорила Катерина.
Женька выставила ногу вперед, напомнила:
– Между прочим, ты ей вчера платье разорвала, единственное!
– Платье? – заморгала Светка. – Так давай зашью. Или заплачу, сколько скажешь.
– Да не надо уж. – Мезенцева гордо повела плечом.
– Лучше нитки достань, – снова вступила Женька. – Знаешь, блестящие такие, синие…
– Нитки? Синие? Так у меня в доме быта знакомая… Конечно, достану. Только давайте про Анатолия не говорить… Да и не дрались мы вовсе!
– А кто говорит, что дрались? Кому-то показалось, и все.
Вообще-то, Кате с Женькой тоже было стыдно. Ну, как же? Допустить такой вот безобразный конфликт. Комсомолки называются – стыд и позор! Вот именно такими словами их бы и пригвоздили в школе. Хорошо, каникулы.
– Ну, так что, мир? – Светка протянула руку.
– Перемирие, – тихо поправила Катя. – Мы же не знаем, чего от тебя ждать.
– Ну, пусть так… Верно, пора уж?
Кротова демонстративно поглядела на часы, плоские, золотые, марки «Заря» – предмет зависти многих.
Все трое друг за дружкой поднялись по лестнице… в распростертые объятия зачем-то выглянувшего в коридор участкового.
– А, девушки, заходите, присаживайтесь! Что скажете?
– Ничего не скажем, – мило улыбнулась Мезенцева. – Не было между нами никакого конфликта.
– То есть как это не было? – Дорожкин озадаченно моргнул.
– Да так, не было, и все, – повела плечом Светка. – Я лично ни к кому претензий не имею.
– И я не имею.
– И я. – Женька склонила голову набок и ехидно заметила, что лес уж никак не является общественным местом, так что правопорядок в данном случае нарушен не был. Так просто сказала. На всякий случай.
– Ого! – удивился лейтенант. – А ты откуда про общественное место знаешь?
– Реферат писала.
– А-а…
Вообще-то, Дорожкин и не собирался привязываться к девчонкам – видно же, что помирились, что исчерпан конфликт, что еще надо-то? Разве что слегка припугнуть… Особенно Катюшу Мезенцеву. Больно уж гордая стала, независимая…
Поднявшись, участковый надел фуражку и велел девчонкам встать:
– Как представитель Министерства охраны общественного порядка, выношу вам официальное предупреждение!
– Так ведь не было ж ничего!
– Понятно, что не было… Но, если будет опять, тогда у меня смотрите!
Простившись с участковым, обрадованные девушки выбежали на улицу. Женька, правда, чуть задержалась, заглянула в кабинет:
– Игорь Яковлевич… В школу сообщать не будете?
– А чего сообщать-то? – пряча улыбку, отозвался Дорожкин. – Сами же говорите – ничего не было.
– Спасибо, Игорь Яковлевич! Вот именно – ничего.
На улице Женьку дожидалась одна только подружка – Светка Кротова уже ушла.
– Ишь ты, нитки обещала, – тихо протянула Катя. – Как думаешь, принесет?
– Наверное, принесет… Что ей, трудно? Раз уж в доме быта кто-то… У одного моего знакомого там, кстати, мать или сестра портнихой работает, в бытовых мастерских. Так что, если что, мы и сами нитки достанем!
– Спасибо, подружка! Ой… Вчера обыскалась – заколку не могла найти, – вдруг вспомнила Мезенцева. – Ну, красивую такую, перламутровую, Максим из Венгрии прислал.
Женька удивленно хмыкнула:
– Так ты ж на танцах с ней была! Забыла?
– Ну да! Точно… Так там, наверное, и потеряла, в кустах… Ой, Жень… А пошли сходим, поищем.
Пошли… Куда деваться? У Жени, конечно, были планы, но не оставлять же без помощи лучшую подругу?
Проходя мимо рюмочной, с недавних пор переименованной в «Кафе», любопытные подружки увидали через распахнутое окно Дылду. На этот раз хулиган был не в обычной своей тельняшке, а в мешковатой рубахе, да и вообще имел помятый вид. Сидел себе у окна и жадно пил пиво из большой стеклянной кружки. Это в понедельник-то! В рабочее, между прочим, время. Можно сказать, у всех на виду.
– Наверное, неделю уже пьянствует, – не преминула заметить Мезенцева. – Ишь сидит… Куда только Игорь смотрит?
– Может, он на работе отгул взял? – Женька неодобрительно скривилась. – Выпросил! Я б эти чертовы рюмочные закрыла бы давно. Меньше бы пили!
С рюмочными власть, вообще-то, боролась. Так, время от времени и с переменным успехом. Еще в пятьдесят восьмом вышло постановление о борьбе с пьянством, рюмочные переименовали в «кафе» и «чайные» и – самое главное – перестали продавать водку в разлив, подавали только пиво. Хотя, если добрые знакомые хорошенько попросят, не отказывали и в водке, правда, из-под полы, да еще опасались, чтобы, не дай бог, не прознал участковый. В Озерске таких злачных заведений имелось аж две штуки, и все на центральной улице – на Советской, невдалеке от отделения милиции. «Чайная» – у старой аптеки, а через дорогу, на пригорке, – «Кафе», бывшая рюмочная, именуемая в народе «бар». Молодежь практически туда не заглядывала, предпочитая пить дешевое вино на природе – «на горке». Просто не хотели «светиться», город-то маленький, увидят – обязательно родителям донесут. Вот только Евсюкову-Дылде было, похоже, все равно…
Выйдя на знакомую полянку за клубом, девушки озадаченно переглянулись – травища-то была кругом – о-го-го! Еще и крапива, и густые колючие кусты – целые заросли, попробуй-ка сунься, особенно с голыми ногами.
Женька ахнула:
– Ой, надо было спортивки надеть!
– А мы палки возьмем… Вон валяются, – показала рукой Катерина. – Ты слева, я справа. Пошли?
Колесникова покачала головой и скептически усмехнулась:
– Нет, Кать, так не ищут.
– А как ищут?
– По методе. Как протокол осмотра – справа налево… или слева направо. В общем, как-то так, я в книжках читала.
– Ну, давай по методе, – согласилась Катя. – Вот от этих кустов и начнем.
Подруги обшарили палками и руками всю травищу и крапиву тоже, и колючие кусты…
И где-то через полчаса…
– Есть! – радостно вскричала Катя.
Бросив палку, девушка наклонилась и подняла из травы… брошку в виде затейливого цветочка! С янтарем…
– Это от гарнитура, – с ходу определила Колесникова. – К ней бусы еще идут. Ну, помнишь, в промтоварном продавались? Ты еще смотреть бегала.
– Да помню! – Катька рассмеялась. – Полгорода в таких бусах на танцы пришло. Кстати, и Кротова. Постой-ка! Так это ведь, верно, Светка и потеряла! Ну, когда мы с ней… Вещь недешевая! Весь гарнитур – одиннадцать восемьдесят… Надо бы отнеси.
– Ну да, надо… – рассеянно покивала Женька, уставилась куда-то в одну точку – в крапиву…
– Кать… а вон там… не заколка твоя блестит?
– Где? Ой…
Катерина отважно ринулась в жгучие заросли…
– Она! Она самая! Ну, Женька… Ну и глазастая же ты! Ну что, пошли к Кротовой?
– Пошли. А потом – по домам. Готовиться.
– Ой, Женька. – Катерина вдруг радостно схватила подружку за руку. – Даже не вериться, что завтра – последний экзамен. Сдадим – и все! Потом практика и – свобода! До самого сентября. Лето! Свобода! Эх… Как же хорошо жить-то!
– Экзамен сначала сдай…
– Да сдам! Хоть на тройку, в десятый все равно возьмут. А уж там… потом посмотрим.
Светка Кротова жила в деревянном леспромхозовском доме в самом конце Школьной улицы, почти у самого леса. Дом был одноэтажный, но вытянутый, добротный – на две семьи, с большим огородом и сараями. Позади виднелась банька. Одна половина дома была выкрашена выгоревшей светло-голубой краской, вторая – совсем недавно – зеленой.
– Странно покрасили, – подходя к калитке, хмыкнула Женька.
Катя повела плечом:
– Ничего странного. Слева Кротовы живут, справа – Богатиковы. У них отец на складе работает – вот, видно, краску и достал.
– Так сговорились бы с соседями, чтоб одинаково. А то как-то…
– Так, может, они не дружат?
– А, ну да…
Из распахнутого окна, затянутого марлей, вдруг раздалась громкая музыка:
Главное, ребята, сердцем не стареть,
Песню, что придумана, до конца допеть…
Похоже, кто-то включил выставленный на подоконник проигрыватель, как любили делать в деревнях, чтобы, если музыка, так на всю улицу – знай наших, соплей не перешибешь!
Едва подружки подошли к распахнутой двери, как чуть было не попали под грязную воду, выплеснутую, похоже, из ведра или таза…
– Да что ж это такое! – едва успела отпрыгнуть возмущенная Мезенцева.
– Ой! Кто здесь?
С веранды выглянула Светка – в старых закатанных трениках и выцветшей майке, босая, с грязной тряпкой в руках. Опустевшее ведро стояло рядом, на только что вымытом полу.
– Вы? – Увидев девчонок, Кротова удивленно моргнула. – Чего хотели?
Катерина вытащила из накладного карманчика брошку:
– Не ты потеряла?
– Ой, как у меня! – бросив тряпку, всплеснула руками Светка. – Не, моя на месте. А хотя сейчас гляну… Вы вон на лавочке пока посидите…
Кротова унеслась в дом и почти сразу же выбежала обратно:
– На месте. Не моя это.
– А чья, не знаешь?
– Тю! – Светка громко расхохоталась. – Да знаете, сколько в промтоварном таких продали? Штук тридцать, а то и больше! На танцы вон почти все с ними пришли, аж обидно… А вы вот что, вы объявление на афише повесьте, мол, нашли. У почты и у клуба. Кто-нибудь да отзовется! Правда, могут и обмануть.
– Объявление мы повесим, – задумчиво покивала Женя. – А брошку отдадим участковому.