Инспектор неожиданно почувствовал, что краснеет. Показалось, Валентина говорит с вызовом, словно бы он, Ревякин, специально про квартиру спросил, этак ехидно – мол, другие-то вон всю жизнь в бараках живут, а тут – нате вам… А ведь Игнат вовсе не с этой целью спрашивал, правда, и не просто так – хотел как бы между прочим напроситься в гости… Но вот теперь, выходит, женщину невзначай обидел! Тем более что с квартирами этими вышла целая истории, очень даже некрасивая. Кто-то там кому-то что-то в обход других выделил… Но дело замяли на уровне райкома, до милиции не дошло. И теперь вот болтали в народе всякое! Да и как не болтать: четыре недавно возведенные пятиэтажки – не резиновые, а претендентов много. Строил дома цементный завод напополам с леспромхозом, но, кроме их работников, квартиры еще выделили по квоте городскому торгу, больнице и школе. Торгу почему-то больше, хотя сотрудников там работало куда меньше, чем в больнице и школе.
– Так вы про Тамару хотели спросить? – напомнила Валентина, здороваясь с прошедшими мимо девушками.
– Да-да, – обрадованно закивал Ревякин. – Про Тамару. Когда вы ее в последний раз видели?
– Да знаете, так сразу и не скажешь. – Докторша задумалась, поправляя растрепавшуюся от внезапного порыва ветра прическу. – Наверное, дня четыре или даже пять назад… Я как раз к переезду готовилась, вещи собирала. Тамара заглянула на минуточку, сказала – в промтоварном янтарные бусы выбросили, не нужно ли мне. Ну, мне не нужно… Она и убежала. Наверное, в магазин. А из ухажеров… Да вы и сами, наверное, знаете – город у нас небольшой.
– Хренков Константин и Коськов Вениамин с молокозавода?
– Про Коськова не знала…
– А вы, стало быть, переехали уже?
– Да, в воскресенье.
– Эх, как плохо-то! – искренне огорчился Игнат.
Валентина удивленно вскинула брови:
– Что ж в этом плохого?
– Да я думал помочь, – честно признался опер. – А вы уже… Так, может, вам там прибить что нужно или там… кран подтянуть, мебель подвигать.
– Гвозди вбивать я и сама давно уже научилась. – Женщина неожиданно вздохнула… и вдруг улыбнулась, весело так, с лукавым прищуром и ямочками на щечках. – А вот с мебелью мне одной не справиться! Так что от помощи не откажусь.
– Вот и славно! – совсем по-детски хлопнул в ладоши Игнат. – Скажите только: когда?
– Да хоть завтра… или даже сегодня. Заходите вечерком, часиков в семь… Если, конечно, сможете.
– Да, конечно смогу!
– Ну, тогда до вечера… Советская, дом двадцать два, квартира восемь… Я пришла уже… Да, и давай уже на «ты».
С юной докторшей Валентиной Кирилловной Ващенковой Ревякин познакомился три года назад, когда только перевелся в Озерск и получил на руки материал по хищению белья на больничном складе. Валентину Кирилловну Игнат опросил три раза… А потом еще встречались как-то на праздниках, в клубе, ну и даже пару раз ходили вместе в кино.
Вообще-то, инспектор никогда девушек не чурался и проблем с ними не имел, но вот отношения с Валентиной как-то форсировать не решался, подспудно чувствуя, что столь умная и красивая женщина скоропалительных решений явно не одобрит и все нехитрые приемы, безотказно действующие на продавщиц или доярок, никакого успеха здесь не принесут.
Да и честно сказать, не до отношений было – работы завались! В связи с объединением районов вторую ставку инспектора уголовного розыска в Озерском ОМ высокое начальство из МООП посчитало лишней.
Адрес недавно «откинувшегося» Митьки Евсюкова – Дылды Игнат узнал в отделении у Дорожкина, который не преминул напомнить, что «товарищ будущий капитан» обещался помочь с материалом по «чертову велику».
– А то мне с отпуском совсем кранты будут! – закурив, пояснил участковый. – Там уже начали жалобы друг на друга строчить, черти!
– Обещал – помогу. – Ревякин рассеянно улыбнулся и махнул рукой. – Мотоцикл возьму – скатаюсь к Дылде. Да и так, кое-кого опрошу…
– Дылда и мне бы нужен! – оторвав взгляд от бумаг, вдруг вспомнил Дорожкин. – Нахулиганил, гад, в экспедиции…
– Где-где?
– Ну, у старой школы… Где эстонцы.
– А-а.
– Вообще, приволоки, если будет, – попросил участковый. – Я бы его по мелкому тормознул…
– Будет – приволоку… – Игнат пожал плечами. – Там колесо-то заднее не спускает?
– Африканыч заклеил вчера… И вообще, кто у нас за технику отвечает – ты или я?
– Тот, за кем мотоцикл закреплен, – хмыкнув, пояснил опер. – Ты, Игорек, ты! Ну, все, я поехал… К вечеру буду, если что.
– Слышь, Игнат… – Дорожкин посмотрел на приятеля с нешуточным удивлением. – А ты чего это такой радостный? Аж светишься весь. А-а, понимаю – звание. Ну, так что, товарищ капитан? Когда обмывать будем?
– Думаю, ближе к выходному.
– Только не в субботу! Я как раз в воскресенье дежурю.
Начал Игнат с людей более-менее порядочных и законопослушных – с Коськова и Хренкова. Насчет исчезновения Тамары Марусевич оба ничего конкретного пояснить не смогли, а только – независимо друг от друга – вспомнили, что у Тамары в Тянске есть какая-то подружка и, вполне возможно, она сейчас у нее.
Вот в этом инспектор, честно говоря, сомневался – Тамара производила впечатление девушки хоть и скрытной, но вполне здравомыслящей. Если уехала в другой город, так, верно, мать-то предупредила бы! Тем более на автостанции ее не вспомнили – билеты она не покупала. Хотя, конечно, могла уехать и на попутках, как делали многие – билет-то стоил недешево. Такую-то красавицу любой подвезет!
Что же касается ухажеров, то с Хренковым Тамара сильно поругалась на танцплощадке – все видели, Вениамина Коськова же на танцах не было. Честно сказать, если бы с момента пропажи Тамары Марусевич прошло два дня, Игнат бы особенно и не переживал – ну, загуляла молодая девчонка, и что с того? Однако за четверо-то суток матери на работу позвонить вполне бы могла!
Именно поэтому Ревякин тщательно проверил возможное алиби Коськова с Хренковым. В субботу вечером обоих дома не было. Ну, Хренков сначала – на танцах, а потом? Коськов же сказал, что был на рыбалке, что, опять же, подтвердить было некому: соседи Вениамина по бараку отсутствовали целый день – ездили к родственникам в деревню. Такие вот непонятные дела… Предчувствия у Игната складывались самые нехорошие.
Евсюков-Дылда проживал в самом конце Школьной улицы, в двухцветном бараке. Вернее, был там прописан на одной жилплощади вместе с родным дядькой Елистратовым Николаем Петровичем, трудившимся на цементном заводе бригадиром.
Увы, в бараке никого не оказалось, даже соседей, о чем красноречиво свидетельствовали навешенные на входные двери замки.
Что ж, нет так нет… нужно будет заглянуть утром, а ночью пусть дежурка съездит – проверит. Сейчас же…
Игнат расслабленно потянулся…
Сейчас отогнать мотоцикл к милиции… а затем… Кто-то ведь звал в гости? Мебель двигать…
– Дяденька милиционер! А Никитка Мымарев велик крадет!
Ревякин с удивлением обернулся. Из-за забора высунулся тощий круглолицый пацан лет десяти в штопаной рубашке апаш и старых трениках с «пузырями» на коленках.
Учетчицу промкомбината Валентину Терентьевну Мымареву – Мымариху – опер хорошо знал, проходила по кое-каким делам, правда пока свидетелем. А потому оставлять сигнал без внимания не стоило, тем более велик…
– А ты откуда знаешь, что я милиционер? – положив руки на руль, усмехнулся Ревякин.
– Так мотоцикл-то у вас – милицейский!
Ну да, тяжелый «М-62», синий, с красной полосой и белыми буквами «Милиция» на коляске. Все правильно, согласно приказу МВД (еще МВД!) от 31 декабря 1953 года – под цвет формы. Правда, сейчас в хозуправлении выдавали новомодные серо-голубые рубашки… Вон и милицейскую технику некоторые уже начали красить в голубой цвет, правда, до Озерска подобные нововведения еще не добрались.
– Глазастый! – Игнат похвалил паренька и тут же спросил: – А ты вообще кто такой, юный друг милиции?
– Я Геня Светлов. Из пятого «Б».
– Ну, Геня Светлов… – спрятав улыбку, инспектор сделал самое серьезное лицо, – с чего ты решил, что Никитка чужой велик крадет? Может, это его велик, собственный?
– Он так и сказал, – философски заметил пацан. – Только вот другие так не считают.
– Это кто это – другие?
– Ребята: Юрик Рыщук и Сима, Симаков Паха… Они мне всегда кататься давали, не то что этот жмот!
– А, вот оно как! И Мымарев, значит, у них…
– У них! Уволок средь бела дня от сарая, – возмущенно подтвердил «юный друг милиции». – А сейчас к себе в землянку потащил – я видел. Подержит там велик дня три, потом перекрасит и скажет: всегда его был. Как Юрик с Пахой делали.
Вот тут инспектора озарило! Судя по всему, это и был тот самый пресловутый велосипед, на который жаловался Дорожкин. Что ж, на ловца и зверь…
– В землянку, говоришь, поволок? А где у него землянка?
– Да рядом тут. За третьей ямой.
«Ямами» в Озерске традиционно называли выносные погреба, устроенные жителями близлежащих бараков для хранения картофеля и прочих овощей, а также солений. Каждый погреб имел надстроенную сверху будочку с дверью и навесным замком от воров. Бывало, вскрывали и ямы…
Что же касается землянок, то они имелись у каждой уважающей себя ребячьей компании, конечно, состоящей отнюдь не из круглых отличников. Там играли в войну, в казаки-разбойники и в карты, а в старшем возрасте – пили дешевое вино, так называемые «чернила». Обычно каждая компания хранила место своей землянки – чаще всего это был оставшийся еще с войны окоп или капонир – в тайне. Разорить чужую землянку считалось делом чести, доблести и геройства.
– Значит, за третьей ямой… – протянул инспектор. И тут же спросил про Дылду.
Пацан лишь хмыкнул:
– Митька-то Евсюков? Конечно, знаю! У Таньки Щекалихи он, где же еще? А тут с месяц уже не живет, как с дядей Колей поссорился. Глаз не кажет.
Ах, вон оно что! Кивнув мальчишке, Игнат усмехнулся и запустил двигатель…
Татьяну Максимовну Щекалову, Таньку Щекалиху, разбитную особу двадцати с чем-то лет, Ревякин хорошо знал. Получив в наследство от недавно умершей бабки небольшую покосившуюся избу на окраинной улице Нагорной, сразу за старой церков