И все же, и все же… Следователь не раз уже задавал себе вопрос: если бы представился случай подставить Котьку Хренкова, воспользовался бы им комсорг? И ответ всегда был один – да. Правда, с разной степенью уверенности.
– Венечка Коськов в гараж заходил, – вернувшись со «свободной охоты», доложил Ревякин. – И на автобусе Хренкова ездил! Не один, а с большой и веселой компанией. С хором народной песни! Как комсорг, сопровождал на районный слет художественной самодеятельности. Как раз в нужное время. Эх, Володь, видел бы ты, какие в этом хоре девахи! Грудь – во! – Игнат показал руками. – И такие все веселые, красивые! Ну, те, с которым я побеседовал…
– Грудь, говоришь? Ну-ну, – хмыкнул Владимир. – И что тебе эти веселые девицы-красавицы рассказали?
– А все и рассказали! Что спросил… – Ревякин вытащил сигарету из красной пачки «Примы». Протянул и Алтуфьеву, правда, тот отказался – закурил свой «Памир».
– Короче, ехали они под бдительным присмотром товарища комсорга! Никаких тебе вольностей, никаких пьянок на обратном пути – ни-ни… Кстати, в наших партийных верхах, – Игнат показал пальцем вверх, – считают Коськова подающим большие надежды. Так вот, считают не зря! Венечка, несмотря на молодость, бюрократ опытный. Хоть и держал вожжи, а в универмаг после концерта заехали. Все пошли, включая водителя Хренкова. Коськов же в автобусе остался – ждал. То есть имел полную возможность… И вот еще… – Отодвинув занавеску, Ревякин уселся на подоконник и картинно пустил дым кольцами. – Самое главное! В момент убийства – плюс минус полчаса – Коськов был в клубе! И рядом.
– На танцах, что ли?
– Не, на танцплощадку он не заходил. Говорю же, в клубе. Серегу туда и позвал… Толковал насчет собрания, посвященного вручению звезды Героя городу Ленинграду.
– А-а… – протянул Владимир Андреевич. – Вон оно что. Ты что, всерьез думаешь, что Коськов…
– Нет. Но сорвать с убитой бусы – мог. И знаешь… Даже мог не осознавать, что Тамара убита. Просто посчитал ее за пьяную. А бусы… Бусы мог и убийца сорвать да выкинуть в сердцах. А Коськов подобрал. На всякий случай. А потом… подбросил Хренкову.
– Но сам Коськов не убивал.
– Думаю, нет, – покачал головой Игнат. – Даже убийцу вряд ли видел. Иначе бы давно нашел способ сообщить – дело-то такое…
Владимир пощелкал пальцами в воздухе:
– Как-то это все… громоздко.
– Ха, громоздко… – По хитрой физиономии опера было хорошо видно, что главный аргумент он приберег напоследок. – А бусы-то у Коськова видели! Точнее, одну бусинку…
– Так! – Алтуфьев ткнул окурок в пепельницу. – Ну, давай-давай, рассказывай…
«Желтенькую такую бусинку» заметил некий пацан по имени Симаков Пашка. Заметил случайно, когда заглянул в дом Коськовых на улице Северной… вернее, не в дом, а на веранду – принес молока банку.
– Коськовы молоко у Симаковых берут, от коровы, – пояснил инспектор. – С Пашкой договорились, чтобы он им приносил лично. За пятак.
– Пятак? – Следователь невольно хмыкнул.
– Ну а что, не деньги? – слезая с подоконника, пожал плечами Ревякин. – В кино на детский сеанс… А два пятака – пачка сигарет. Перед дружками повыпендриваться можно.
На веранду Пашка зашел не один, а вместе с неким Анатолием Резниковым, кружководом из Дома пионеров. Тот заглянул к Коськову по какому-то важному делу. Он-то и заметил бусинку. На подоконнике, в числе всякого прочего хлама.
Резников потом и ушел вместе с Пашкой. Правда, почти сразу вернулся – решил во дворе подождать. А бусинка там и осталась – среди хлама. Подумаешь, бусинка!
Игнат негромко рассмеялся:
– Про бусы это я у Пашки спросил: не видал ли у кого из пацанов? Может, кто хвастал? Пашка мне навстречу попался, про какой-то велосипед спрашивал… Не знаю уж, про какой… Вот я его тут же – про бусы. Не спросил бы, он бы мне и не сказал.
Коськова Владимир Андреевич допросил сразу после обеда. Про бусину тот все отрицал, вернее, сделал вид, что вообще не понимает, о чем речь. Почему Коськов врал? Вопрос риторический. Может, и не врал – просто не заметил, не помнил. Да и арестовать его на основе столь эфемерных подозрений было невозможно, не удалось его и «додавить» – уже вечером Алтуфьеву позвонил прокурор, того уже побеспокоили из райкома, порадели за своего человечка.
– Ты там, Володя, смотри не наломай дров, – предупредил Тенякин. – И с комсоргом этим – поосторожнее. Особо не дави, а если давишь – чтобы все железно!
Ага, железно… Если бы! Мало ли какие бусы на веранде валялись… В конце концов, доступ туда свободный, любой мог войти, как вон Пашка с Резниковым.
О встрече с Резниковым комсорг тоже не вспомнил – мол, не заходил в тот день никто. Значит, не дождался тогда кружковод…
– Позже тоже не заходил, – вспоминая, пояснил Коськов. – А вот незадолго до того мы с ним у машинного двора столкнулись. Особенно-то мы незнакомы – так, поздоровались да разошлись. Я к Колесникову шел по делам, а он – как раз обратно… Нет, ни о каких делах мы не разговаривали. Товарищ из Дома пионеров ничего такого не спрашивал.
«Анатолий Резников, Дом пионеров», – записал для себя следователь на обрывке бумаги. Записал – и задумался.
Положа руку на сердце, двое подозреваемых – Хренков с Коськовым – на убийц не очень тянули. Прямых доказательств не было, да и косвенные так себе… Больше предположений, догадок…
Хотя мотив, если разобраться, был – девушка-то беременна! Хотел ли Хренков ребенка? А Коськов? Если это, конечно, от кого-то из них…
Увы, доказательств не было и в отношении сидевшего сейчас в КПЗ Митьки Евсюкова – Дылды… Тот ведь на танцах к Тамаре «цеплялся». Так он ко многим «цеплялся» – на то и хулиган. Тоже вилами по воде… И все же надо проверить.
Владимир Андреевич привык относиться к делам дотошно, а потому, прежде чем допрашивать Дылду, решил как следует разобраться с уже имевшимся материалом по мелкому хулиганству. Еще раз побеседовать с заведующим клубом и руководителем научной экспедиции. Заодно вызвать и Анатолия Резникова, прояснить поточнее насчет бус.
Профессор Арнольд – пожилой сухопарый тип в сером твидовом костюме, в очках, с пышной седой шевелюрой – приехал на новеньком, сверкающем хромом «Москвиче», с личным водителем. В кабинет вошел вальяжно, на пороге этак суховато кивнул, представился:
– Профессор Арнольд Отто Янович. Говорят, вы меня зачем-то вызывали?
– Tere, товарищ профессор! Istuge palun – садитесь пожалуйста!
Эстонский Алтуфьев, естественно, знал, еще с Нарвы. Да и с Мартой давно дружил…
Услыхав эстонскую речь, профессор вздрогнул, как показалось следователю – испуганно. Или, скорее, удивленно… Впрочем, он тут же овладел собой:
– Говорите по-эстонски?
– Немного. Когда-то работал в Нарве.
– А, понятно. Так чем имею честь?
– Отто Янович, – Алтуфьев придвинул к себе собранные лейтенантом Дорожкиным бумаги, – прошу вас еще раз припомнить тот случай, с хулиганом. Ну, вы еще заявление писали, вот.
– А-а, вот вы о чем… Так меня же уже допрашивали! – развел руками профессор. По-русски он говорил чисто, но чувствовалось – этот язык для него не родной.
– И все же если не трудно, – настоял следователь. – Как там все произошло? В чем выражался акт хулиганства?
Отто Янович недовольно поморщился:
– Я, собственно, при сем не присутствовал. На следующий день только приехал.
– То есть лично вы не видели?
– Так. Мне мои студенты рассказали, вот я и обратился в милицию. Знаете, я прошлый раз пустил такой же случай на самотек, так потом отбиться не могли, да! Или неправильно сделал?
– Нет-нет, Отто Янович, что вы! Абсолютно правильно, – улыбнулся Алтуфьев. – Только тогда уж хотелось бы поговорить и с теми, кто непосредственно видел. Вот, скажем… – следователь поворошил листки «объяснений», – Лиина Сярг.
– Лиина? – переспросил профессор. – Ну, я скажу – зайдет. Да что там – на машине отправлю. Только она это… девушка своеобразная. Как говорят, себе на уме. Может, еще кого-нибудь?
– А это я уже потом передам. Через Лиину.
– Хорошо. – Поднявшись, Отто Янович чопорно кивнул. – До свидания. Ко мне какие-то претензии есть?
– Нет.
– Ну, и слава богу.
Лиину Сярг доставили все на том же «Москвиче» уже минут через двадцать. Как видно, профессор не любил откладывать дела в долгий ящик и, уж если что обещал, делал.
Высокая худосочная девушка в узких коротеньких брюках и клетчатой рубашке навыпуск произвела на Алтуфьева какое-то двойственное впечатление. С одной стороны, довольно миленькая голубоглазая блондинка с веснушками и вздернутым носом, с другой – весьма экзальтированная особа с презрительно поджатыми губами. И – немного не от мира сего.
– Тере, Лиина.
– Тере…
Усевшись на стул, девушка вытянула длинные ноги и уставилась на следователя.
– Хулига-ан? А, такой длинный неприятный тип! Да-да, помню… Но плохо уже, да-а. Что делал? Ну-у, так это – хулиганил. Орал громко, ругался, окно даже разбил. Еле его успокоили. О, даже к нам в спальню хотел влезть. Попробовал бы! Я бы его точно палкой. Ну, шваброй, да.
– Вижу, вы храбрая девушка, Лиина.
– Я турист!
– Очень хорошо, – потер руки следователь. – Туристы обычно примечают каждую мелочь. Давайте-ка для начала определимся со временем. Который час был?
– Вот тут я точно не помню. – Девушка заморгала. – На часы как-то это не посмотрела, да. Но ночь уже была, наверное, около часа… Или около полуночи, да. Сильно-то мы есчо не спали.
– А кто-нибудь может назвать точное время?
– Вряд ли…
– Хорошо, – покивал Владимир Андреевич. – А как он появился, этот самый хулиган? Внезапно? Вот так сразу звук разбитого стекла, крики, ругань?
– Ну да… Ой! Так это не совсем так! – Лиина сверкнула глазами. – Я как раз магнитофон выключила – спать собрались. И слышу, так это – мотор!
– Машина?
– Да нет. Мотоцикл!
– Мотоцикл… – задумчиво повторил Алтуфьев.