Зато конфеты Игнат купил! Шоколадные, дорогие, в коробке, и, конечно, по блату: оставила продавщица в дальнем магазине ОРСа, аж на самом краю города. Пряча от завистливых взглядов коробку, Ревякин завернул ее в вощеную бумагу – знакомая продавщица и завернула, – сунул в авоську, да так вот и нес. Еще в авоське качалась бутылка грузинского вина «Хванчкара» за три сорок. Бутылка тоже была завернута в бумагу, правда, донышко предательски блестело.
Войдя в новую пятиэтажку, Игнат поднялся по лестнице и позвонил в дверь. Никакого эффекта!
А, так звонок же… Квартира-то новая! Ее Валентине, как лучшему специалисту, дали… А как пришлось главврачу похлопотать!
Ревякин осторожно постучал, потом – чуть сильнее, а затем и вообще толкнул дверь… Она и открылась!
– Эй! Есть кто дома?
Никакого ответа! Похоже, и впрямь в квартире никого не было! А что же дверь-то забыли запереть? Ну, совсем ничего не боятся граждане! Коммунизм, что ли, уже построили, воров нет? А вон, Дылду-то выпустили…
– Есть кто живой?
Оп-па! Внизу, из-под щели в двери, ведущей в совмещенный санузел, пробивался тусклый красноватый отблеск!
«Фотофонарь! – мгновенно определил опер. – Так вот оно в чем дело-то!»
Игнат стукнул в дверь:
– Николай! Ты там фотки, что ли, печатаешь? Эй!
– Угу! – Из ванной послышался приглушенный голос. – Это вы, дядя Игнат?
– Я.
– Свет только не включайте. А мама немного задержится. Что-то срочное у нее. Сказала вам – подождать. Вы проходите, я сейчас… быстро. Закончу только…
– Да не спеши.
Сняв обувь, Ревякин аккуратно поставил штиблеты у входной двери и в одних носках прошел на кухню. Вытащил конфеты, развернул, положил коробку на стол. Вино пока поставил в посудный шкафчик. Присев на табуретке у окна, хотел было закурить и уже вытащил сигареты… да постеснялся. Ребенок тут, сама Валентина не курит, а он что, будет тут дымить? Хорош гусь!
По радио передавали какой-то концерт. Игнат покрутил ручку громкости:
– «Хорошо! Хорошо!» – оптимистично запела Эдита Пьеха в сопровождении ансамбля «Дружба».
«Ну да, – расслабленно улыбнулся Ревякин. – И в самом деле, неплохо. Вот только бы Валентина поскорее пришла».
– А вот и я! – заскочив на кухню, заулыбался Коля.
– Ну, привет, брат! – Игнат крепко пожал мальчику руку. – Как делишки?
– Из похода вот недавно пришли! – похвастался парнишка. И не преминул добавить: – Я там фотографировал – страсть как много всего! И усадьба, и озеро, и ребята… Хотите посмотреть? Фотки в тазу, промываются.
Вслед за Колей Ревякин прошел в ванную… и присвистнул!
– Да у тебя тут целое фотоателье!
– Мама все купила! – с гордостью пояснил мальчишка. – По секрету скажу: она и сама фоткать любит. Ругала меня, что я фотоаппарат потерял… но так, не сильно. Мне в фотокружке другой выдали, ничуть не хуже – «ФЭД»!
– Как это – потерял? – хмыкнул Игнат.
– Да так, потерял… – как-то туманно пояснил мальчишка. – Анатолий Иванович не заметил, а говорит, что должен был бы заметить, он ведь руководитель! Вот взамен мне «ФЭД» и отдал, списанный. Только мама сказала – зря. И вообще, велела фотик назад, в Дом пионеров, отнести. Но я, наверное, не понесу.
– Мама заставит. – Ревякин наставительно поднял вверх большой палец. – Она у тебя такая – коли что решила…
– Да уж, она такая! Упрямая, – доставая из таза фотографию размером восемнадцать на двадцать четыре, вздохнул Коля. И тут же не преминул похвастаться: – А это вот – усадьба! И – озеро…
– Красиво, – похвалил Игнат.
Юный фотолюбитель вытащил из таза еще одну карточку:
– А это вот – картина. Там, в усадьбе. Странная.
– Почем же она странная? – поинтересовался гость. – Индейцы как индейцы. Грубовато, правда… О! У нас детский сад в таком стиле оформлен!
– Ну, как вам объяснить? – Мальчик задумчиво почесал затылок. – Вы Фенимора Купера читали? Или Майн Рида? Ну, вот этот вот воин – гурон, судя по перьям, а этот – типичный делавар. И все они вместе куда-то скачут, улыбаются. А ведь гуроны с делаварами – враги. Непримиримые! Ну, как наши, красные, с беляками! Неправильная картина.
– Ну, пусть так – неправильная.
Согласно кивнув, Игнат взглянул на часы:
– Так мама-то когда собиралась прийти?
– Сказала – задержится до восьми.
– Ну, так скоро уже…
В голову опера вдруг пришла неожиданно приятная мысль, которую он тут же и высказал, ничтоже сумняшеся:
– А давай мы к маминому приходу ужин сообразим!
– У-ужин? – удивленно протянул мальчишка. – Но я никогда еще…
– А мы удивим! Где тут у вас картошка?
– На кухне, в стенном ящике. – Коля покачал головой. – Нет, в походе-то я готовил, но меня Лиина направляла, студентка эстонская. Ой, дядя Игнат, знаете, как она готовить умеет? Пальчики оближешь! И еще она меня из болота спасла…
– Из какого такого болота?
– Ну, так… оступился, упал. – Смутившись, парнишка перевел разговор на другое. – Дядя Игнат, а лук нам нужен?
– Нужен! И хорошо бы тушенку… хотя бы.
– Лук есть! А вот тушенка – не знаю… Но я посмотрю!
Округлый рейсовый пазик с дополнительными окошечками на скатах крыши, натужно завывая двигателем, преодолел небольшую горку и, подняв тучу пыли, остановился у остановки.
– Валуя! – кивнув на покосившуюся остановочную будку, сложенную из серых бетонных плит, объявил водитель и открыл двери. – Ваша остановочка – прошу.
– Спасибо, товарищ шофер! А трактор нам здесь ждать?
– Лучше к старой ферме пройдите… Вон тропинка-то, ага.
Еще раз поблагодарив водителя, из автобуса вышли две женщины вполне интеллигентного вида. Одна – постарше, лет сорока, вторая – совсем еще молоденькая и чем-то неуловимо похожая на учительницу начальных классов. Может быть, субтильным своим видом, кругленькими очками или напускной молчаливой строгостью, которой вполне соответствовала ее прическа – каштановые волосы были туго стянуты в пучок.
– Ну и пылища. – Попрощавшись, старшая проводила взглядом отошедший автобус. – Представляю себе, каково тут в ненастье! Наверное, грязь непролазная. А, Марина?
– Но вообще-то тут красиво, Кира Антоновна, – одернув юбку, несмело возразила молоденькая. – Не зря ведь сам Коровин…
– А Серов не поехал! Хоть и вместе по Русскому Северу путешествовали. Верно, грязищи испугался или пылищи…
Кира Антоновна вздохнула и скептически осмотрела окрестности: утопавшую в желто-серой пыли грунтовку, несколько серых, с огородами, изб, заросшие густой травою поля и бескрайний голубой лес, тянувшийся, словно какой-нибудь океан, до самого горизонта.
– Какие же все-таки просторы, Кира Антоновна! – не смогла скрыть восхищения Марина. – Все же Коровин был прав, когда решил сюда заглянуть. Тем более к старому другу. Великий художник, что говорить!
– Что, думаете, мы там что-нибудь отыщем? – Кира Антоновна покусала тонкие губы и сама же ответила: – Я думаю – вряд ли. Да и принять на баланс разрушенную усадьбу – затея так себе! Впрочем, вы не подумайте, судить отдел культуры я не берусь.
– Так ведь усадьбу мы еще не видели!
– То-то и оно! Эх, добраться бы, не заплутать! Трактор еще этот… Ох…
Снова вздохнув, женщина покосилась на старую избушку прямо напротив автобусной остановки. Дверь избушки были заколочена крест-накрест. Горбылем, не досками – доски-то местные давно бы отодрали. Над дверями виднелась кривая вывеска – «Почта».
– Почты здесь нет, – расстегнув темно-серый пиджак, резюмировала Кира Антоновна. – Случись что, и не позвонишь. Ох, жарко-то как…
– Хорошо еще – не дождь. – Напарница неожиданно улыбнулась и кивнула на остановочный павильон. – Почты нет, а художники есть! Вон всю остановку разрисовали. Похоже, углем.
– Неандертальцы! – оценила местное творчество Кира Антоновна. – Питекантропы. Впрочем, нет – те все же покрасивее рисовали…
– Ну… – Марина с любопытством разглядывала рисунки. – Индейцы, скажем, ничего. Вполне даже художественно! Наверное, местные дети… Жгли костер, конфеты ели…
Девушка наклонилась к кострищу, подняла желтенький фантик…
– «Лимончики»! Очень вкусно – с чаем.
– Зубы сломать! Ну, что? Надо на старую ферму идти.
– Пойдемте, чего уж…
Подхватив поклажу – у обеих с собой были небольшие рюкзачки и сумки, – женщины направились по указанной водителем рейсового автобуса тропке, в конце которой через луг, заросший золотистой россыпью лютиков, виднелось приземистое дощатое строение с провалившейся крышей – вероятно, та самая ферма.
– Заросли какие кругом, – ворчала по пути Кира Антоновна. – Чертополох… крапива… Ай! Куда мы попали, Мариночка?
В этот момент за фермой что-то загрохотало. Этак рыкнуло, словно раненый динозавр, и тут же заглохло.
– Что это было? – Женщины испуганно переглянулись.
– Думаю, явно не чудовище. – Поправив волосы, Марина вдруг засмеялась. – А не наш ли это трактор?
– А может быть, и наш! Неужто так повезло, и ждать не надо? Давай-ка, Мариночка, поспешим!
– Да куда уж быстрее…
Сразу за фермой и в самом деле стоял трактор! Большой такой, серый, с прицепленной сзади железной полосой, полностью заставленной большими металлическими бочками. Сняв заслонку капота, тракторист в засаленном комбинезоне и кепке деловито возился с двигателем…
– Что, сломались? – подойдя, участливо осведомилась Марина.
– Да нет! Это ж дэтэшка – зверь!
Тракторист живенько обернулся, оказавшись молодым симпатичным парнем с чумазым лицом и с выбивающимися из-под кепки вихрами.
– Здравствуйте! – дружно поздоровались женщины. – Вы от товарища Кононова?
– Ну да, от него. – Сняв кепку, парень растянул губы в улыбке. – Это, значит, вас забрать? Кира Антоновна Лепченко и Карницкая Мария Петровна?
Женщины расхохотались.
– Кира Антоновна – я. Но не Лепченко, а Карницкая.
– А Лепченко – я. Правда, не Мария, а Марина.
– Не велика разница… Так это вы из музея, из Тянска?