– Понимаю. А что направили-то?
– Так фотографии же! Анатолий Иванович и отпечатал. Крепко помог – молодец! И еще рисунки отправили, детские. Это уж Юля организовала – рисунков у нее много.
– Юля?
– Хоботова Юлия Васильевна, – бодро отрапортовал Говоров. – Проживает с родителями по адресу… м-м… Озерная, десять, квартира два… или четыре… Там двухэтажка кирпичная, второй подъезд направо.
– Второй подъезд, говорите…
– Только вы напрасно беспокоитесь. Юля в Ленинград уехала, на «Жизель». Дня через два только будет.
– Что ж, – Владимир Андреевич развел руками, – через два так через два. Тогда и поговорим, особо не к спеху. А насчет Резникова вы не в к курсе…
– Почему же не в курсе? – поправив мешковатый пиджак, улыбнулся директор. – Как раз в курсе. В Валую на рыбалку уехал. Я еще ему спиннинг дал. Ой нет, вру! Не в Валую – в Койволу. Там щуки… Через три дня вернется.
– А почему вдруг вы Валую вспомнили? – переспросил следователь.
Аркадий Ильич пожал плечами:
– Так Анатолий Иванович как-то раньше про автолавку спрашивал – ходит ли в Валую да от какой организации. Видать, и туда хотел…
– А как именно спросил? – насторожился Алтуфьев. – Просто – ходит ли?
Директор задумался, посмотрев через распахнутое окно на лес, начинавшийся сразу за Домом пионеров:
– Да знаете, не совсем так… Интересовался, от какой организации. Совершенно правильно спросил – от этого ведь ассортимент зависит! Ежели от райпо – там один хлеб да пряники – зубы сломать, а от ОРСа – и зефир, и пастила бывает… Так та, что в Валую, – она от ОРСа…
В магазин ОРСа, располагавшийся на самой окраине Озерска, следователя подкинули на милицейском газике, синем, с красной полосою.
Слава богу, городок был не очень большой, и Резникова быстро вспомнили – ну, как такого мужчину не вспомнить? Правда, Владимир Андреевич утомился наводящие вопросы задавать, но это уж так, издержки. Фотографию-то забыл прихватить…
– Мужчина? Про автолавку? – Заведующая, строгая тетка в очках и синем халате, пригладила волосы. – А что за мужчина?
– На Збигнева Цыбульского похож.
– На кого?
– Ну, фильм «Девушка из банка» смотрели?
– Нет.
– Жаль. Хорошая картина. Польская.
– Ой! – Заведующая поправила очки и улыбнулась. – Вспомнила! Вера, продавщица наша, как-то говорила… Про мужчину, который на польского артиста похож. Я сейчас позову… Вера! Вера!
Зашедшая в подсобку продавщица – бойкая большегрудая особа лет двадцати пяти – тот час же закивала:
– Да-да. Заходил. На артиста похож, ну, этого… из кино… недавно показывали. Я этого мужчину в городе иногда вижу.
– Артиста?
– Да не артиста! Того, кто про автолавку спрашивал – ходит ли в Валую. Конфетами интересовался, потом купил. Ну, эти, «Лимончики». Они, когда свежие, вкусные…
– Так что насчет автолавки?
– Еще спросил, кто хоть там, в Валуе, конфеты такие ест. Ну, «Лимончики» эти… – Вера шмыгнула носом. – Ну, мы по очереди ездим. А конфеты все берут, особенно ребятня. Есть там двое…
«Лимончики» – ребятня – фантики в Возгрине, в усадьбе – о них говорил Ревякин… И – кружковод Анатолий Резников…
Ох, чувствовал Владимир Андреевич – при делах кружковод, при делах, пусть пока и неизвестно, каким именно образом. Пусть пока нет практически никаких доказательств, пусть догадки одни, но догадки правильные: именно через кружковода можно выйти на убийцу или даже – на убийц.
Тепло! Тепло! Горячо даже! Хоть Резникова пока что нет, но ничего, подождем… То-то ему сюрприз будет!
Еще бы Марина поскорее в себя пришла… А пока неплохо бы съездить в Валую. Поискать любителей конфет.
– В Валую? – Усатый дежурный сдвинул на затылок фуражку и удивленно моргнул. – Так туда Ревякин только что выехал. И «Скорая». Парня там раненого нашли. Говорят, огнестрел. Охотники, наверное…
Хорошо, под рукой служебный газик! Через полчаса Алтуфьев уже был в Валуе. Высунувшись из машины у автобусной остановки, спросил какого-то козопаса-дедка с посохом-палкой:
– А «Скорая»-то…
– А вона! – Дедок охотно указал палкой. – У старой фермы стоит. А там, дальше, застреленный!
– Застреленный?
– Ну, раненый… Я его тут ранее видел с одним…
– А с кем?
– Мужик такой, не наш. Чернявый, одет… как из начальства.
Когда следователь добрался до старой фермы, раненого уже переносили в «Скорую» – фургончик на базе четырехсотого «Москвича» с рейчатым кузовом.
– Андрей, фельдшер сказал: парень молодой, выживет. – Пояснив, Ревякин стрельнул сигаретку и с наслаждением закурил, выпустил дым, этак хитровато прищурился.
– Кстати, личность установили…
– Ну-ну?
– Дмитрий Евсюков – Дылда. И огнестрел там серьезный. Точно не охотничье ружье! Варфоломеича звать надо.
– А гильза?
– Ищем. Теркин уже весь лес облазил. Андрей говорит, пуля навылет прошла… Если повезет, найдем и пулю! Хотя да, лес… Можно сказать, чаща! А протокол осмотра я уже составил. Найдем гильзу – впишем.
Носилки с раненым осторожно погрузили в фургон.
– Допрашивать пока нельзя, – предупредил фельдшер, растрепанный парень лет тридцати в грязновато-белом халате. – В отделение повезем. Там, если что, Валентина Кирилловна выходит…
Докурив, Алтуфьев с Ревякиным присоединились к Теркину.
– Вон оттуда стрелял, с тропинки, – выпрямившись, показал техник-криминалист. – Судя по положению тела, гильза должна быть вон там, где муравейник. А пуля – может, где-то в сосне, в стволе. Если в сосне – найдем, а ежели мимо – вряд ли… Сами видите – лес.
Не повезло – не нашли ни того, ни другого. Оставалось уповать на потерпевшего… и свидетелей. Ну, мало ли кто-то что-то видел? Или, по крайней мере, выстрел слыхал…
– Да есть тут один пацан, во-он у фермы трется, любопытный, ага! – Игнат показал рукой. – Я с ним переговорил уже, но хочешь – поспрашивай еще. Эй, парень! Подойди-ка!
– Звали? – Парнишка быстренько подбежал – шустрый такой. Чуть лопоухий, со светлой челкой и круглым деревенским лицом, он был одет в старые треники и давно выцветшую, когда-то голубую майку.
– Звал, звал, – улыбнулся следователь. – Давай-ка отойдем вон на тропку. Ты у нас кто?
– Я-то? Кузякин Гена. Пятый… В шестой перешел. – Мальчишка похлопал глазами. – Но меня уже во-он тот дяденька допрашивал.
– А мы с тобой просто поговорим, – еще шире растянул губы Алтуфьев. – Конфеты «Лимончики» любишь?
– Ага. – Кивнув, Кузякин посмотрел на следователя с некоторым недоумением: при чем тут конфеты, интересно знать?
– В Возгрине, в усадьбе, когда был? – неожиданно строго поинтересовался Владимир Андреевич. – Ну?
– Да мы там ничего такого не делали… – испуганно заканючил Генка. – Картонки только взяли… крышу покрыть.
Боясь спугнуть удачу, Алтуфьев покусал губы – все же он вышел на верный путь.
– Так-так… Кто – «мы» и что за картонки?
– Я и ленинградский Мишка, он к тетке приезжает… приезжал – уехал уже, даже не попрощался, змей… А ведь книжки вместе читали – про индейцев! А картонкой мы крышу в будке покрыли… вон она, будка-то. – Парнишка показал рукой. – А только картонок там нет. Оторвал кто-то! И кому только понадобились?
– Так что за картонки? – осмотрев «будку», терпеливо переспросил Владимир Андреевич.
– Ну, такие… навроде холстины…
– Значит, холсты? Нарисовано что-нибудь было?
– Да черт-те что! Мазня какая-то… Мы и не присматривались, там, в подполе, много всякого хлама сложено…
– В подполе?
– Ну, там, в усадьбе, Мишка потайной подпол нашел. Там картина – индейцы, Мишка сказал – неправильные… А один показывает… ну, вниз – на подпол этот… Ой, дяденька… непонятно говорю, да?
– Да нет, вполне понятно. А дружок твой, говоришь, уехал?
– Ага.
– А проводи-ка, покажи, у кого жил.
Про Дылду Генка Кузякин толком не вспомнил – на эту тему Ревякин с ним говорил. Ну да, видел в городе этого парня, но так, мельком, и, как зовут, не знал. А чужих вообще в деревне не встречал, правда, и сам приезжал не так чтобы часто. Такие вот дела.
К вящей радости Алтуфьева и всех прочих, Дылда пришел в себя уже на следующее утро, а после обеда и. о. главврача Валентина Кирилловна разрешила с ним поговорить, правда недолго.
И разговор – пусть даже пока что такой вот, короткий, – неожиданно вышел весьма интересный.
Во-первых, Евсюков сразу назвал того, кто в него стрелял:
– Толик это, фамилию не знаю… Вроде бы в Доме пионеров работает…
Надо сказать, лежащий на койке раненый выглядел вполне бодрячком – лекарства подействовали, а скорее, ненависть к этому самому Толику, несостоявшемуся убийце! И ненависть эту Алтуфьев почувствовал сразу, на этом и решил сыграть.
– А этот Толик с Тамарой Марусевич шуры-муры не крутил?
– Конечно, крутил! – мстительно улыбнулся Дылда. – Они после танцев ругались – я видел!
– Так-так… А что конкретно видел?
– Да толком-то ничего. – Похоже, Евсюков все же решил быть поосторожнее. – Только потом Тамарку мертвой нашли. Весь город знает. А я… я у Толика бусы Тамаркины видел!
– Откуда знаешь, что Тамаркины?
– Ну, желтенькие такие… янтарь, я их у нее на танцах видал.
Хитрил Евсюков, недоговаривал и явно что-то скрывал…
– А что вы делали в Возгрине, в усадьбе? – Владимир Андреевич решил зайти с другого бока.
– В Возгрине? А! Так там Толик клад какой-то искал. Меня к себе в помощники нанял. Я и согласился. Ну а что, кому сейчас деньги не нужны?
– Так нашел Толик клад-то?
– Как видно, нашел. – Евсюков с ненавистью скрипнул зубами. – Раз от меня решил отделаться! Понятно, чтобы, стало быть, не делиться, не платить…
– И много обещал?
– Ну… обещал…
– А женщин из музея ты на усадьбе не видел?
– Говорю же, я там и не был! Толик меня с собой в усадьбу не брал – таился.
– А в Валуе что делали?
– Так это… Я Толика ждал, а потом он… ну, у пацанов каких-то что-то выспрашивал. Я не вникал… Потом пошли к остановке. И тут он в меня – из «вальтера»! Видать, больше не нужен стал…