Теперь главное – не заснуть и дождаться разговора. При мысли, что может пропустить разговор с Оливией, Анна испугалась. Только не это.
Она нажала на кнопку, вызывая медсестру, и попросила:
– Хоуп, пожалуйста, побудь со мной немного. Давай о чем-нибудь поговорим. Только не давай мне уснуть.
– Почему? – удивилась та.
– Потому что ко мне скоро придут.
– Ну и что? Можешь поспать, если хочешь, я разбужу.
Если бы ее можно было легко разбудить!
– Тебе понравился Даниэль? Ну, тот молодой человек, который ко мне ходит? – спросила она, отчаянно ища первую подходящую тему для разговора.
– Да, – оживилась Хоуп. – Очень приятный. Мне кажется, он тебе подходит. Вы оба… извини меня, словно немного не такие, как все.
– А какие?
– Ну, не знаю… – Медсестра села на стул и подперла ладонью подбородок. – Как будто не от мира сего… волшебные.
– Волшебные, – повторила Анна.
Ей были приятны эти слова.
А потом Хоуп вызвали к другому больному, и она убежала, оставив Анну в одиночестве. Чтобы не заснуть, девушка принялась разглядывать стены. Вечерние тени рисовали на них причудливые узоры, похожие на калейдоскоп. Наблюдая за ними, Анна вдруг поняла, что тени движутся, наползая на нее, со всех сторон. В комнате стремительно темнело, а подошвы ног снова обожгло.
– Нет! – закричала она, понимая, что оказалась в темноте подземного зала. – Нет, нет, нет!
Никто не ответил, и безнадежность навалилась на нее удушающим одеялом, перекрыв доступ воздуха.
Танцуя в темноте, в этом полном живой тьмой зале, невозможно не чувствовать отчаяния. Оно просачивалось сквозь все поры, поступало в кровь, постепенно заполняя целиком и тело, и разум. Это было хуже самой опасной болезни и болезненнее ожогов, оставленных на ступнях раскаляющимися башмачками.
– Отец… – пробормотала девушка, сжимая до хруста зубы. – Я виновата перед ним. Я должна исправить. Непременно. Чего бы мне это ни стоило.
Она изо всех сил укусила себя за руку, надеясь, что это позволит пробудиться от кошмара. Но тщетно – вокруг все так же клубилась чернильная мгла. Что же делать? Пока Анна застряла здесь, некому поговорить с Оливией и объяснить ей, как она нужна.
– Я должна что-то придумать, – проговорила Анна. – Я должна…
И тут в голове словно прояснилось. Выход был, и, хотя он и не гарантировал стопроцентного успеха, попытаться стоило.
Если боли от укуса оказалось недостаточно для того, чтобы проснуться, у нее есть другой, более верный способ испытать боль. Нужно только остановиться. От одной мысли о том, что ей предстоит перенести, сердце сжалось, а внутренности скрутило узлом.
– Надо, – снова сказала вслух Анна, словно надеялась убедить саму себя. – Мне придется это сделать.
Она набрала в легкие побольше воздуха и остановилась.
Несколько секунд ничего не происходило, а затем башмачки принялись стремительно нагреваться. Боль была безумной, но Анна сцепила зубы и терпела. С каждым мгновением становилось все хуже. Труднее всего оказалось удерживаться на месте, когда все рефлексы требовали отдернуть ногу, сделать хоть что-нибудь, чтобы прекратить затянувшуюся пытку. Но Анна терпела, ощущая, как волны дурноты подхватывают ее, бросают из стороны в сторону.
В голове не осталось не единой мысли, а перед глазами возникла яркая, словно взрыв, вспышка.
…И снова перед глазами оказались белые стены палаты.
Анна с трудом перевела дух и вытерла ладонью вспотевший лоб. Она сделала это. Она смогла! Ей самой с трудом верилось в происходящее.
– Можно? – Дверь приоткрылась, и в палату заглянула мачеха.
Такая же элегантная, как всегда, в светло-голубой блузке и узкой полосатой юбке. Волосы уложены ровно, ни одна прядочка не выбивается, и даже макияж сделан – безупречный, тщательно продуманный.
«Она не выглядит несчастной. Вряд ли ее волнует расставание с отцом. Говорил же Даниэль… Все зря, – уныло подумала Анна. – Но зачем она вообще пришла? Зачем звонила? Из вежливости? С нее станется. Но вот ведь я дура! Поверила собственной фантазии, как малолетка, повелась!»
Ей стало так обидно, что все титанические усилия оказались ненужными, совершенно напрасными, что девушка едва удерживала слезы.
– Тебе очень плохо? – Оливия с беспокойством наклонилась над лежащей. Прохладная узкая рука легла на лоб. – У тебя лоб ледяной… Я позову врача.
– Не надо, – тихо попросила Анна, почти уже смирившись со своим поражением. Ну и пусть она будет выглядеть дурой, но нужно хотя бы попытаться. – Я хочу поговорить. Сядь, пожалуйста.
Оливия придвинула стул и, не глядя, опустилась на него. Странно, обычно такие аккуратистки долго изучают сиденье на предмет возможных погрешностей, а если и изволят сесть, старательно огладят юбку.
– Я понимаю, что тебе безразлично, но, похоже, мой отец по-настоящему тебя любит, – проговорила девушка с болью. – Если бы только можно было повернуть время вспять, я бы вела себя по-другому… Не так, как раньше. Но ничего уже не исправить. Ты о нас теперь и слышать не хочешь.
– Почему ты так считаешь? – спросила Оливия ровным, холодным голосом.
– Я не считаю, я знаю. – Анна с горечью усмехнулась. – Только вчера Даниэль передавал тебе мои извинения. Наверное, это было смешно и жалко.
Мачеха наклонилась над девушкой, напряженно вглядываясь в ее лицо.
– Ты хотела передо мной извиниться? За что?
– Ты знаешь. Я виновата. А отец… он сейчас сам не свой. Ходит как робот. – Она замолчала и с подозрением посмотрела на Оливию: – Только не говори, будто впервые об этом слышишь.
– Я слышу об этом впервые, – отчетливо проговорила мачеха.
Анне показалось, что кто-то из них сошел с ума.
– То есть ты хочешь сказать, что Даниэль ничего не передавал? – уточнила она.
– Именно. – Оливия кивнула. – Я… Я была уверена, что это вы с отцом не хотите ничего обо мне слышать.
– Но… как? Почему?
Анне показалось, что больничный потолок рухнул, погребя ее под своими руинами. «Почему Даниэль не передал Оливии извинения? Он сказал, что она не хотела слушать?!»
Мачеха сидела, нахмурившись, и сосредоточенно о чем-то думала.
– Я думаю, Даниэль манипулировал нами обеими, – проговорила она, осторожно опустив свою ладонь поверх Анниной руки, лежащей на одеяле. – Теперь я это понимаю. И мне обидно, что я поверила ему и долгое время принимала его не за того, кем он является на самом деле. Я должна была о чем-то догадаться. Должна.
Анна едва верила собственным ушам. Если Оливия права, Даниэль – предатель и негодяй. Но почему, почему он так сделал? Зачем ему поступать подобным жестоким образом?
– Зачем? – повторила она вслух.
Оливия нахмурилась, встала и прошлась к окну, за которым было уже совсем темно, а затем вернулась.
– Я вижу для него только одну выгоду, – задумчиво произнесла она. – Книга.
– Книга?
– Да, он пишет книгу, которую хочет опубликовать в издательстве, в котором я работаю… И почему-то ему было важно, чтобы к этому моменту я не общалась ни с тобой, ни с твоим отцом… Это единственный смысл, который я могу найти.
Анна молчала. Ее друг, помогавший ей на протяжении долгого времени, пожертвовал ею ради какой-то книги… Или он с самого начала был неискренен и использовал ее в собственных целях? Но каких? В чем же дело?
С утра Охотник отправился осматривать потаенные уголки замка и через некоторое время наткнулся на место, где укрывался маленький негодяй, покинувший убежище не более часа назад. Видимо, мальчишка отсыпался там после ночных подвигов.
Подкарауливать его здесь не стоило – по всему видно, что парень соображает и не будет лезть в одну и ту же берлогу дважды. Скорее найдет себе новое место. Поэтому придется начинать все заново. Охотник набрался терпения и снова стал прочесывать все закоулки в самых бедных кварталах, предполагая, что у парня могут быть сообщники. Вскоре выяснилось, что его видели неподалеку совсем недавно. Охотник чувствовал, что след горячий и он совсем скоро приведет к добыче, а потому кровь быстрее текла в его жилах, наполняя все тело приятным ощущением погони.
Он преследовал парня едва ли не по пятам. И тот почуял опасность, запаниковал. Один раз Охотник даже видел его у площади, но мальчишка скрылся. Время шло, и солнце уже клонилось к закату, когда он почти загнал наглеца. И тут парнишка скользнул в подземный ход, ведущий к лесу.
На короткий миг Охотник задумался, стоит ли без разрешения Королевы покидать замок, но победа была слишком близка, чтобы медлить. В лесу он точно загонит звереныша, а пальцы уже нетерпеливо поглаживали тетиву, готовую в нужный миг спустить смертоносную, не знающую поражения стрелу. Мальчишка окажется хорошим подарком для Королевы. В любом случае Охотнику больше нечего ей подарить на свадьбу. Кажется, когда-то у него был дом и имущество, но он и сам уже почти не помнил этого.
Не раздумывая больше, он тоже нырнул в лаз и выбрался по другую сторону замковой стены. Теперь-то начинается настоящая охота!
Он всей грудью вдохнул запах леса, показавшийся таким прекрасным и родным после замковой вони! Здесь, под сенью старых мощных деревьев, и была настоящая жизнь. Здесь его истинное место… Но как же Королева? Он ведь должен служить ей. На миг ему показалось, что шею стягивает тугая петля, тянущая назад, к замку. Пришлось напрячь все силы, чтобы порвать ее и продолжить путь, но Охотник это сделал. Охота горячила его кровь, позволяя чувствовать себя удивительно живым.
Мальчишка, приходилось признать, продвигался довольно уверенно, и все же Охотник ускорил шаг, не опуская верный лук. Вот и парень. Стоило бы подойти поближе, но он и так потратил на мальчишку слишком много времени, поэтому, не раздумывая, Охотник выстрелил. Свистнула стрела, и тут же послышался вопль, похожий на визг раненого щенка. Ага, попал! Сердце взволнованно забилось.
Он побежал и увидел, что трава окровавлена и примята. Он промахнулся и вместо того, чтобы убить парниш