Теперь понятно, почему свидетели верные изображаемого нами времени с неохотой принимали людей, желающих образовать вокруг их келий монастырскую церковную общину: они не чувствовали мановения Божия на это и знали, что монастырь, состоящий из иноков, не собранных Духом Святым, а пришедших по собственному расположению, духовно не прочен.
И что же мы, действительно, видим. Свет Духа Святого, излучаемый святыми при жизни их, поддерживал и всю общину, как бы держал ее на некоторой духовной высоте. Но с великим трудом: мы показали это на слабой утвержденности любви в общине св. Сергия. Но после смерти святых почти все монастыри подвергаются искушениям, которых победить они не в состоянии. Нападения начинаются тотчас со стороны именно тех, от кого святые удалялись в пустыню и хотели бы совсем скрыться в лесных дебрях. Богатые суеверы, с их ложными исканиями спасения души, не допускаемые при жизни святых в монастыри, тотчас простирают руки, чтобы повернуть монастырскую жизнь сообразно своей лжeвeрe. Они покупают монастырские подвижнические молитвы. Они сыпят золотом в монастырскую казну, чтобы обеспечить свое загробное беспечальное существование. Они жертвуют целые имения, чтобы заставить монахов служить только себе. И не звучит ли злой насмешкой не только над монашеством, но вообще над именем Христианства, что один добрый монах предупреждает товарищей, что нужно поминать на проскомидии не только заплативших за поминания. Богатые лжехристиане, продолжая за счет бедных, увеличивать свои сокровища, не имея никакого желания прекращать насилия, делятся известной долей золота с монастырями. Монастыри жиреют за счет худобы тех, о страданиях которых плакали всю жизнь святые, именованные основателями этих монастырей. Св. Сeргий и св. Кирилл Белозерский, которые нарочно ходили в заплатанных рясах, которые умоляли презирать золото, не позволяли собирать милостыню по богатым дворам, почитаются духовными водителями монастырей, где все время копилось золото и драгоценные камни и хвастливо показывались посетителям (богомольцам?) целые залы драгоценно-музейного имущества. Только бесстыдство стилизаторов жития св. Сергия позволяет им утверждать, что “Лавра Сергиева и пустыня Сергиева есть одна и та же благодатию, которая обитала в преподобном Сергии” (житие св. Сергия митрополита Филарета). Это решительно ничем не отличается от утверждения римских пап, что благодать апостола Петра прикреплена к папскому престолу.
С такой же непреодолимой навязчивостью, как богачи, стала вторгаться в монастыри и материалистическая сила крепнущего государства. Наконец, Левиафан государства приходит в монастырь и располагается там, как дома. и что изумительнее всего, что ученые-историки, с кажущимся благоговением описывающие монастыри (а церковные писатели подобострастно их повторяют или еще более превосходят в раболепии перед государством), вовсе как будто не замечают, что они кощунственно смешивают два противоположных начала. Как типичное рассуждение подобного рода приведем цитату из очень хорошо (литературно и обстоятельно) написанного очерка профессора Шевырева “Поездка в Кирилло-Белозерский монастырь”: “Нам от нашего древнего периода остались памятниками монастыри. Создатели сих твердынь духовных слуги Божии. С землянки, с деревянной кельи начиналась эта твердыня: проливала на всю дальнюю окрестность свет благочестия, молитвы, веры, любви; кормила голодных, целила недужных, принимала странных, служила духовным оплотом против язычества и нечестия. Государственная власть на этом духовном основании воздвигала оплоты для безопасности внутренней и внешней. Твердыня духовная превращалась в духовную крепость. Возникали огромные стены и башни, снабженные всеми воинскими снарядами. Оплот веры служил оплотом и отечеству. У монастыря двойная ограда: вышина внутренней 10 аршин, ширина полтора аршина. Вышина внешней ограды - 16 аршин, ширина - 9 аршин. Стены ее в три яруса. Во втором и третьем ярусах устроены ходы такие просторные, что широкой карете можно было бы безопасно проехать. в этих стенах 700 келлий. Едва ли эти кeллии назначались для монахов. Здесь, конечно, жили ратники, люд военный, ибо вся внешняя ограда принадлежит не столько монастырю, сколько крепости. Обе ограды снабжены башнями большими и малыми: 23 башни. Самая высокая вышиной в 25 сажень, она осьмиугольная. Внутри каждой башни большой столб, разделенный на несколько отделов; внутри тесное узкое пространство, сверху свод, отверстие и два бруса. Вот что называлось в старину теми страшными каменными мешками, в которых заключали преступников, изгнанников и пленных (на государственном языке это называется оплот безопасности внутренней, на языке святых: безбожное немилосердие.- Автор книги). Сколько святых мужей пребывало здесь: Мартиниан, Ферапонт, Нил Сорский... Цари и князья (конечно, за святыми поминаются цари, как нечто равнозначащее. - Автор книги) приезжали сюда на богомолье (на сотне кибиток с царской пышной жизнью). Здесь Иван Грозный возымел желание постричься (великая честь!). Здесь томились в изгнании многие славные мужи Древней Руси. Сюда укрывались бояре от царского гнева и привозили с собой весь роскошный обиход жизни. Здесь содержался патр. Никон в заточении и чуть не умер от удара, ибо помещение, ему отведенное, было “вельми неугожи”, здесь в одной из башен удавили князя Шуйского”.
Или другой панегирист Лавры пишет: “так распространялось благочестие, умножались монастыри и центром этого круга была святая Лавра. и вот уже Лавра становится поприщем событий исторических: в соборе ее великий князь Василий Темный в 1446 г. был вероломно захвачен князем Иоанном Можайским и выдан Шемяке”. - Прибавим: а Шемяка в тот час же и ослепил Василия. И далее, перечисляя исторические заслуги Лавры, тот же писатель говорит: “еще много великих заслуг России оказала сия святая обитель: два раза укрыла она юного Петра, и ее стены остановили мятежных стрельцов”.
Вспомним, что во второе бегство Петра в Лавру никакого бунта не было, но было подозрение, что может быть бунт. Петр, испугавшись, ночью в одной сорочке прискакал в монастырь, а на другой день, убедившись, что не только нет бунта, но Москва почти вся за него, начал свирепо расправляться со своими противниками. Пытал Шакловитого и стрельцов. Казнил Шакловитого. Софью приказал насильно постричь в монастырь (великое уважение к Божией обители!).
Но неужели на таком “поприще исторических событий” в состоянии пребывать благодать великого святого, некогда здесь жившего? Думаем, что если бы благодать продолжала пребывать, то она не допустила бы до всего этого.
И вот еще вопрос. Почему каждому русскому школьнику и вообще русскому человеку так называемая история нашего отечества внушает, что Свято-Троицкая обитель отразила поляков в 1612 г.? Если в монастыре была воздвигнута крепость, то, очевидно, поляков отразила военная сила с воеводой во главе. Отражение внешних врагов отнюдь нельзя ставить в похвалу монастырю. Это все равно, что восторгаться церковью, из которой войска вынуждены были стрелять из пушек, и считать такую церковь спасительницей отечества. Монахи ведут брань с силами злобы поднебесной, в этом их единственное назначение как борцов. Борьба с людьми оружием и пролитие крови есть дело явно противоположное, и восхвалять за это монастырь есть совершеннейшая нелепость. Чтобы понять это, достаточно представить себе, что св. Феодосий и св. Антоний Печерские, Агапит, целивший больных, Марк, воскресавший мертвых, и вообще вся святая община Печерская стоит на стенах и стреляет в неприятеля, варит горячее и льет его на головы осаждающих и вообще участвует во всем этом. Печерский монастырь разоряли много раз, но он никогда не сопротивлялся, и киевским князьям, конечно, и в голову не могло прийти, чтобы святые пещеры сделать оплотом против внешних врагов. Да и Троицко-Сергиевская Лавра при Никоне - преемнике по игуменству св. Сергия была сожжена татарами дотла. Перед этим Никону являлся в видении св. Сергий и просил всех удалиться из монастыря, так как он будет уничтожен. Однако никто не ставит в упрек монахам того времени, что они не защищали и не спасали отечества. Поляков отразила крепость, устроенная в монастыре, а не Свято-Троицкая обитель. Как раз в это время произошло и чудесное “отражение” поляков от Ростова св. Иринархом Борисоглебским. Дважды поляки были под Ростовом, где св. Иринарх подвизался. Первый раз их вождь Сапега, посетив св. Иринарха, приказал не причинять обители никакого вреда. Во второй раз, через три года, поляки вновь далеко обошли Ростов из уважения, как сказано в летописи, к святому. Здесь была оплотом святость, а в Троицкой Лавре храбрость солдат, а не духовная (в данном случае более чем бессмысленный эпитет) твердыня монастыря. Но почему крепость понадобилось строить в монастыре? Да потому что зверю (нечистому духу или плотскому началу) нигде так не приятно наслаждаться жизнью, как в монастыре, превращенном в орудие земной защиты. .
* * *
Существует патерик Киево-Печерский, изображающий святые дела сонма святых, там пребывавших. Патерика у Троицкой Лавры нет, только житие св. Сергия. О чем можно было бы сказать в патерике Сергиевской обители? Святых дел здесь нет, кроме Сергиевых, есть только различные происшествия вроде истории с гнилым хлебом, есть непристойная выходка брата св. Сергия - Стефана, уход св. Сергия, через несколько лет его возвращение, посещение обители Дмитрием Донским, отправление на войну монахов Пересвета и Ослабя - такими происшествиями переполнены все сказания о Сергиевой Лавре.
Самый характер чудес св. Сергия в монастыре чрезвычайно разнится от чудес Печерского монастыря. В Киевской обители сама жизнь непрерывное чудо: изобилие, можно даже сказать, великое богатство благодати преображало обыденность в сверхъестественное бытие: люди пришли воровать, но вместо того засыпают непробудным сном, пока св. Григорий через пять дней не освобождает их от этой смертельной спячки; на пустых досках вдруг появляются изумительными красками написанные иконы; человек умерший не то что воскресает, а оживает на целые сутки, чтобы св. Марк успел выкопать ему могилу. Даже чудеса, вызванные реальными потребностями, поражают своей сверхъестественностью: св. Прохор снабжает весь город пеплом, превратившимся в соль; шерстяная мантия тушит пожар; мука сама наполняет и переполняет монастырские закромы.