Тайна святых — страница 23 из 151

* * *

Господь долготерпит почти две тысячи лет. Возникает сомнение. Если Ап. Петр говорил о своем поколении, и это поколение умерло, и умерло еще множество поколений - и многие не покаялись при жизни, то о ком же теперь можно сказать, что Господь хочет, чтобы они пришли к покаянию? Кого долготерпит?

По самому смыслу долготерпения, конечно, и тех, кто умер и живущих ныне,

Но церковь будто бы говорит, что за гробом нет покаяния. Так ли это?

Церковь также утверждает, что до Страшного Суда участь людей скончавшихся еще не решена. Судьбы живых и умерших еще тесно соединены друг с другом.

Знаток святоотеческих откровений еп. Феофан (Затворник) так отвечает на одно письмо:

- Участь умерших решена, - пишете вы. Нет, участь отшедших не считается решенной до всеобщего суда. Дотоле мы никого не можем считать осужденным. Видение святых подтверждают это. “Отшедшие слышат наши молитвы о них, и о нас молятся и делают нам внушения (так же, как на земле по поговорке: “душа душе весть подает”), Общение у нас с ними не пресекается, только это совершается по тамошним условиям и порядкам, нам неизвестным. Они просят наших молитв о себе, и молиться о них - долг любви братской, “пока последним судом не разделены верующие, все- и живые и умершие - одну церковь составляют. И все мы взаимно должны друг к другу относиться, как члены одного тела, в духе любовного общения и живые и умершие”. (Собрание писем. Том 6, стр. 25 и 93).

В письме еп. Феофана к умирающей схимонах. Магдалине находятся такие многозначительные строки: “Здесь ли, там ли, все равно расти надо в известную всем назначенную меру возраста исполнения Христова”. (Том 4, стр. 244) .

Если и там “надо расти”, то, значит и там возможно покаяние, по тамошним условиям и порядкам, ибо без покаяния рост невозможен. Спасение и рост души всегда зависит от нее самой (хотя и с помощью высших сил и людских молитв). Значит и за гробом возможно второе рождение (если здесь не родились). Это успокоительнейшее свидетельство и разрешение вопроса о слове Христа: “если кто не родится свыше, не может войти в царствие небесное”. Не родились здесь, могут родиться там, чтобы войти в царствие небесное.

Некоторый проблеск на взаимоотношения живых и умерших находим в деяниях св. Серафима Саровского. Он сказал одному человеку об умершей его родственнице: “она весь ваш род спасла”. Следовательно, праведный может весь свой род спасти (т. е., подвигнуть на покаяние).

Таким образом, сомнение в том, что слова Ап. Петра: “Господь долготерпит нас, чтобы все пришли к покаянию”,- обращены только к современникам Петра - рассеяно. Это изречение относится и к живущим и ко всем умершим (действенно до Страшного суда). И все в церкви (здесь или за гробом) могут, если хотят, притти к покаянию.

* * *

Однако, есть ли надежда, что все покаются и никто не погибнет? Чтобы понять это, необходимо рассмотреть, что происходит в церкви в эти тысячелетия долготерпения Агнца - Христа.

Что делается в таинственных глубинах душ христианских?

Каждому крещеному дается помощь свыше стать верным сыном церкви, несущим иго Христа. “Учение ХII Апостолов” просит, в конце концов, только о немногом: “Если ты можешь снести иго Господне в целости, то будешь совершен; если же нет, то делай, что можешь”. “В целости”,- значит во всю меру своих сил. Если это трудно, то делай ради Христа, что считаешь для себя возможным.

Таково снисхождение Господне к слабости человека. Ибо, если человек захочет дать самое малое, то Божья помощь не оставит его, чтобы совершить остальное.

Однако, если люди, противящиеся и этому малому предложению. Ни у кого не отнимается свобода делать то, к чему лежит его душа, по своему вкусу - желанию: “Неправедный пусть еще делает неправду; нечистый, пусть еще сквернится; праведный да творит правду еще и святой да освящается еще” (Откров. 22, 11).

Полная свобода каждому. Но неужели творящие неправду брошены на самих себя, и добрые заботятся только о самих себе, о своей праведности? О, нет, весь смысл продолжающегося существования на земле добрых лишь в том, чтобы служить другим. Жизнь праведных во все времена церкви приносится в жертву немощной братии. Ее тяготы любящие несут с величайшим терпением. В сердце борятся и со своими помыслами и с мраком чужих грехов; доброй жизнью очищают нравственный воздух в мире, также трудятся за умерших: их любовь отмаливает зло предков, помогая им и за гробом притти к покаянию. Но вся доброта праведности, принесение себя в жертву ради ближних встречает препятствие. Противление тех, кто хочет жить только для себя ради своих, часто очень скрытых, целей. Они названы Апостолом противящимися, превозносящимися выше всякой меры; это не принимающие Христа в сердце (хотя внешне могут быть большими ревнителями буквы учения).

И вот два рода людей- праведные и не принимающие Христа в сердце (вернее было бы сказать: обожающие только самих себя), - вступают с начала христианской истории в тайную духовную борьбу друг с другом за преобладание в церкви и государстве (что по существу одно и тоже), которых члены в большинстве суть малые сии (как назвал Господь Иисус легко подпадающих соблазну).

Эту начавшуюся войну Ап. Павел обозначил выражением “тайна беззакония уже в действии” (II Фессал. 2, 7). Иначе можно назвать ее борьбой с антихристом: “как вы слышали, что прийдет антихрист и теперь появилось много антихристов” (1 Иоан. 2, 18) и далее: “дух антихриста, о котором вы слышали, что он прийдет, и теперь есть уже в мире” (1 Иоан. 4, 3). Борьба за преобладание ведется в недрах христианского общества различным оружием. Праведник не имеет ничего, кроме своего чистого любящего сердца, необходимо, чтобы его также полюбил весь народ, и тогда он может стать на первое место и давать тон жизни для всех.

Быть может (или даже, наверное), если бы все христианское общество состояло только из любящих и малых сих, то праведность была бы всем по душе. Напротив, противники любящих, смеясь над столь слабым оружием, как сердце праведного, умело и сильно стремятся стать во главе общества. Предпочитая всегда закон (наследие дохристианства) любви и укрепляя его жестокосердием, они организуют государство (называя его христианским) по образцу государств языческих.

Разумея иерархию церковную, как табель о рангах (государственное производство из чина в чин с чувством власти и превозношения высших чинов над нисшими), они дают возможность (всеми средствами) занять начальствующие места и гражданские и церковные, людям, себе подобным, дабы все правление было в их духе (противоположное любви).

Честолюбивые, корыстные, друзья лжи, насильники, надменные, любящие блеск, суету, крайние властолюбцы, бессовестные, заступники богатых, удручающие несчастного, беззаконные судьи бедных - именно эти, как самые способные к захвату власти, царят над царствами и преобладают в церкви (разделяя неделимое), своим мраком застят Свет Христов и соблазняют малых сих. Благодаря им, грех, как бы разрешенный долготерпением Христовым, становится краеугольным камнем христианского общества.

Те, кто захватил силу в церкви, вливают в учение Христа (в своих богословских научных трудах) в разных догматических изысканиях, историях церкви и проч.) дух антихристов (т. е. яд нелюбви, милосердия, не милости).

Под видом внешнего благочестия, они таят в себе злобу, зависть, крайнюю вражду к своим соперникам по значению в царствах и церкви. Они потворствуют нечестию царей, раболепствуя сами и уча раболепству других. Они требуют лечить заблуждающихся насилием. Пугают немощных Божией беспощадностью и, как садисты, распространяются о муках ада, отталкивая от церкви добрых, но недостаточно крепких в вере, малых сих.

В различные эпохи превозносящиеся являются под разными личинами, принимая защитный цвет того характера злобы, который соответствует данному состоянию народа.

Под их лживым водительством церковь пышно благоденствует в то время, как свидетели Христа - святые умирают, исходя кровью сердца.

Изнеможение святых все усиливается и, наконец, наступает время, о котором “Откровение” пророчествует словами: “и дано было зверю вести войну со святыми и победить их; и дана была ему власть над всяким коленом и народом и языком и пламенем” (Откр. 13, 7) .

Значит, полное торжество зверя на земле. Необходима перемена всего земного строя, чтобы зверь был уничтожен.

И “Откровение св. Иоанна” пророчествует, что по прошествии многих времен, произойдут на земле великие события, после которых наступит духовное состояние, которое обозначено, как “первое воскресение” (Откр..20, 5).

Об этом в “Благовестии апокалипсиса”.

* * *

Здесь мы только скажем о том, как предчувствуется среди христианского общества, сохраняющего веру и тех, кто совершенно утратил веру, это новое духовное состояние на земле.

В течение девятнадцатого века, некоторые писатели и философы говорили о новой долженствующей быть на земле эре; Достоевский, а за ним Владимир Соловьев* (в первой половине своей жизни) отожествляли это новое с церковью Христовой. В поверьях русского народа это будущее олицетворяется в городе “Китеж”, скрытом до времени на дне таинственного озера.

* Отнюдь не в своих теократических статьях.

Поколение конца девятнадцатого века помнит, какие странные настроения охватили европейское общество перед концом века. Это не были так называемые эсхатологические ожидания конца мира, которые так любили возобновлять перед каждым новым столетием, христиане прежних веков. Это было нервно-волнующее ожидание чего-то нового в мире, что очень скоро должно произойти. Мир стал бредить наяву. Казалось, что вот-вот раскроется нечто не бывшее, таинственное, и мы вступим в утонченно-волшебную жизнь. Появилась масса брошюр с загадочными намеками на грядущие чудесности. В эстампных магазинах, в массе продавались зеленовато-серые фигурки, всей своей искривленной позой выражающие тоскливое желание вырваться из этого мира.

То же настроение продолжалось и в двадцатом веке: люди нервозно стремились достигнуть того, чем они не были. Мерещился некий сверхчеловек. От искусства ждали преображения жизни; на это тщились ответить судорожные мазки художников “Мира Искусства”; в балетах творился сон иного мира; Метерлинк и Гюйсманс, и многие другие пытались изобразить чувства мистико-утонченные. Любопытно, что перед великой войной четырнадцатого года, даже музыка и движения танца танго выражали томительное желание преодолеть земное тяготение.