юдям о святом соборе св. Франциска истину во Христе. Все в этой книге духовно (и потому многим многое не понятно и как бы пусто); но ничего здесь лишнего нет, все необходимо.
Известно, почему ап. Павел не говорил о таинственных предметах всем: “мудрость тайную, сокровенную мы проповедуем между совершенными. Как написано: не видел того глаз, не слышало ухо и не приходило то на сердце человеку, что приготовил Бог любящим Его. А нам Бог открыл сие Духом Своим; ибо Дух все проницает и глубины Божии” (I Кор. 2, 6-10). Интересно, что эти слова ап. Павла повторены, но чрезвычайно своеобразно в “Цветках”, подтверждая, что язык совершенных решительно недоступен тем, кого ап. Павел называет душевными в отличие от духовных. Брат Эгидий, отвечая братьям, почему он не принял, как подобает, и не сказал ни слова королю Людовику Святому, который Пришел повидаться с Эгидием, а только выбежав из обители навстречу королю и обнявшись с ним у ворот обители, долгое время простоял молча и затем расстался с ним, и король ушел, не зашедши в обитель. Эгидий, Отвечая на это, сказал: “Едва мы обнялись с королем, как свет Премудрости Божией раскрыл и явил сердце его мне, а мое ему, и глядя так, по Божьему соизволению, в сердца друг друга, мы гораздо лучше и с большим утешением узнали то, что хотели сказать друг другу, чем если бы говорили наши уста: а если бы мы хотели голосом выразить то, что чувствовали в сердцах, то, благодаря слабости человечески речи, которая не может ясно выразить сокровенных тайн Божиих, мы испытали бы скорее огорчение, а - теперь король ушел дивно утешенным”. Так беседуют сердцами Внутренним языком - святые, т. е. совершенные. Так и Бог беседует с духовными. И вот эти беседы Божии с братьями св. Франциска по свидетельству “Цветков” превосходят всякое разумение. Поэтому в первой главе даже сказано, что со времени апостолов доныне не было в мире столь чудных в святости Мужей. Велика, ужасна мука людей, которые ради ближних обречены на вечное распятие, в которых сила Божия является через безмерное поношение их ближними. И оттого в утешение им их внутренние озарения Духом Святым превосходят озарения других святых (здесь, главным образом, чудно, что озарение получает целый собор святых) и уподобляются первоапостольским.
Все из святого собора Франциска “были отмечены особым знаком святости: “один был восхищен до третьего неба, как св. Павел, то был брат Эгидий; некоему из них, то было Филиппу Долгому, ангел коснулся уст горячим углем, как пророку Исаии; некий из них, то был брат Сильвестр, беседовал с Богом, как беседуют два друга, тем же образом, как делал Моисей; некий тонкостью мысли взлетел, как орел, к свету божественной мудрости - то был евангелист Иоанн, - и таким был смиреннейший брат Бернард, который глубочайшим образом толковал Священное Писание”. Один молоденький брат видел (конечно, по соизволению Господа, Которому угодно было это раскрыть) в лесу на молитве св. Франциска, его окружал дивный свет, и в этом свете он увидел Христа и Деву Марию и Иоанна Крестителя и величайшее множество ангелов, беседовавших со св. Франциском.
Видения, раскрывавшего тайну великой святости собора св. Франциска, удостоились и жители Ассизи. “Однажды, когда в обители пребывала св. Клара и трапезовала со св. Франциском и братьями, и св. Франциск начал беседовать о Боге, сошла великая благодать, и все были восхищены и сидели, вознеся очи и воздев руки к небу: в это время жители Ассизи и Бетмоны и окрестностей видели, что обитель и лес, окружавший ее, ярко пылали, и казалось, что огромное пламя охватило и обитель и лес. Поэтому с великой поспешностью побежали тушить огонь. Но, дойдя до обители и найдя, что ничто не горит, они вошли внутрь и обрели св. Франциска со св. Кларой и других сидящими за смиренной трапезой и поглощенными созерцанием Бога. Из этого они верно уразумели, что то был божественный огонь, который явил Бог, знаменуя им огонь божественной любви, которым горели души тех братьев; и они вернулись с великим утешением в сердцах своих и со святым назиданием”.
То, что в братстве происходили духовные явления времен первоапостольских, мы можем узнать, например, из главы: “Как св. Франциск и его братья рассуждали о Боге и явился среди них Христос” (гл. 14). Однажды в собрании братий еще в начале своего монашества св. Франциск “в духовном рвении повелел одному из товарищей, чтобы тот во имя Бога открыл свои уста и говорил о Боге все, что внушит ему Дух Святой. Брат начал исполнять приказания и дивно говорил о Боге, когда св. Франциск сказал ему замолчать и говорить другому. и второй тончайшим образом заговорил о Боге, и опять третьему тоже, и третий начал говорить с углублением, и вот в подтверждение чудесности происходящего явился посреди их благословенный Христос в образе прекраснейшего юноши и, благословляя, преисполнил их неизъяснимой радостью”. В чем же заключалась чудесность! Мы нарочно подчеркнули те эпитеты, которыми автор “Цветков” отмечает оттенки индивидуальности речи каждого из говоривших. Что здесь происходило? Конечно, явление духовных даров - пророчества и др., о которых ничего мы не знаем и которые понять не духовным нельзя. Этот рассказ только как бы намек на то, что бывало в братстве. Некоторый ключ можно было бы найти у ап. Павла в его главах о духовных дарах (1 Кор. 12 и 14), но именно о духовных дарах св. Иоанн Златоуст уже про свое время говорит: “это предмет ныне неизвестный, а отчего неизвестный? Потому что когда-то это бывало, а теперь не бывает”. Только один жест св. Франциска можно пояснить словами ап. Павла, именно, его как бы быстрое прерывание речи одного брата и передача слова другому, следующему. У ап. Павла читаем: “если же другому из сидящих будет Откровение, то первый молчи. Ибо все один за другим можете пророчествовать, чтобы всем поучаться и всем получать утешение”. Только здесь св. Франциск как бы уподобляется Христу, наводя божественный порядок среди пророчествующих. Конечно, такие рассказы приводят в недоумение людей нашего очень цивилизованного, но очень не духовного времени. Они кажутся ничего не говорящими и лишними.
Или вот в главе 30-й, где св. Антоний Падуанский, проповедуя слово Божие перед слушателями разных народностей: греков, латинян, французов, немцев, славян, англичан и других языков мира, - был понимаем всеми, как будто он говорил на языке каждого. И всем казалось, что возобновилось древнее чудо с апостолами в день Пятидесятницы, когда апостолы силою Духа Святого были понимаемы говорившими и на других языках. В этом рассказе находим ответ на неясное для нас обстоятельство: что в Пятидесятницу апостолы говорили с каждым наречием на его языке, или их язык (чудом) понимали все народности.
К чрезвычайно непонятным для нашего времени рассказам относится - явление диавола брату Руффину (глава 29). “Просвещенные” люди относятся к сатане скорее как к эмблеме зла, чем как к страшной и убийственной реальности. Заигрывание с Мефистофелем и “пользование” им у Гете в “Фаусте” дает представление о глубочайшем духовном невежестве европейца. В действительности борьба с диаволом есть величайшее искусство, и даже из святых немногие владеют им в совершенстве. Но св. Франциск умел поражать сатану даже при его, казалось бы, уже непоправимых для спасения успехах. Вот что узнаем из вышеназванной главы. Брату Руффину диавол стал являться в образе Христа (одно из самых страшных, можно сказать, единственных по силе искушений). Диавол доказывал Руффину, что он из числа осужденных к гибели (здесь диавол, очевидно, воспользовался некоторой неясностью церковного учения о предопределении). “Я Сын Божий, говорил сатана и мне все известно: ты не записан в книгу жизни, поэтому все твои молитвы и покаяния не имеют никакого смысла”. Руффин впал в чрезвычайное уныние. Но Дух Святой открыл Св. Франциску об искушении, и тот призвал к себе бр. Руффина. После мучительных колебаний (ибо диавол убеждал Руффина, что и Франциск из числа осужденных) несчастный пришел к святому. Тот рассказал Руффину по порядку все искушение внутреннее и наружное, какое тот имел от демона, и наставил его: когда демон еще раз скажет тебе: ты осужден, - ты ответь ему: открой рот, чтобы мне в него испражниться. И Св. Франциск прибавил: что это был демон, ты должен был понять, что он ожесточил твое сердце, но благословенный Христос не ожесточает сердца верных Ему, Он, напротив, смягчает и умиляет их (какое великое поучение многим немилостивым пастырям иерархического священства). Руффин поверил Св. Франциску и, когда явился демон в образе Христа, неожиданно сказал ему то, что советовал учитель. Тогда демон, рассвирепев, немедленно исчезает, сопровождаемый таким ураганом и сотрясением соседней горы, что обрушилась масса камней, и так сильно сшибались камни друг с другом в то время, так катились, что искрились на долине страшным огнем; и доныне там виден этот огромнейший обвал. И брат Руффин тогда ясно понял, кто к нему являлся под видом Христа, и был утешен. Некоторые комментаторы находят неприличными слова, сказанные диаволу, и думают, что это грубость народной легенды. Однако именно в этом сказался святой гений Св. Франциска, ибо диавол, упоенный своим успехом и как бы возвеличенный перед самим собой обликом Христа, под видом которого являлся (иначе сказать, войдя в роль и привыкнув в течение долгих дней к своему вящему успеху), был поражен так сказать, в самое сердце столь презрительным и внезапным разоблачением своего лжехристовства. Оттого немедленно исчезает в жестоком гневе. Чтобы еще сильнее убедиться в необычайности этой победы, следует сравнить, что произошло за столетие перед этим в Киево-Печерской лавре, где диавол также под видом Христа явился св. Исаию и тот поклонился ему до земли, как Богу. Он был замучен демонами: они плясали с ним всю ночь, и на утро Исайя найден был в своей келье без памяти; он впал в совершеннейшее младенчество, и понадобилась великая святость и милосердие св. Феодосия, бывшего тогда игуменом монастыря, чтобы в течение нескольких лет непрестанного ухода за пострадавшим вернуть ему человеческий облик и направить на путь истинной святости.