днако Ольга шаловливо погрозила ему пальчиком:
— Нет-нет! Уж коль вы сами определили меня на роль главного распорядителя, то… — Она вынула из своего рюкзака чистую белую скатерку и, разостлав ее на траве, принялась раскладывать на ней бесконечные сверточки с пирожками, ватрушками, салатами и тому подобными изделиями домашнего приготовления, а в заключение выставила пузатую бутылку какой-то настойки и, разлив вино по кружкам, торжественно произнесла:
— За успех вашего предприятия, Сергей Владимирович!
— Спасибо, Оленька.
Затем они выпили за здоровье матери Ольги, за все, что казалось им самым дорогим и значимым в жизни, съели всю кашу с тушенкой, перепробовали все выставленные Ольгой угощения, вспомнили все смешные и курьезные события, произошедшие за последний год у них в издательстве, поговорили о любимых книгах, воздали должное своим кумирам в мире музыки и живописи. Затем спустились вместе к реке, со смехом и шутками вымыли там посуду, полюбовались никогда не виданным в городе сажисто черным небом, усыпанным ярчайшими звездами и наконец присели у догорающего костра.
Сергей подбросил в него несколько сухих веток, и пламя осветило внезапно погрустневшее лицо Ольги:
— Сергей Владимирович, а вы не передумали отсылать меня завтра домой?
— Нет, Оленька. Дальше дорога будет еще труднее. Да и что ждет нас там, у переката? Не стоит рисковать.
— Но вы-то пойдете дальше.
— Мне нельзя иначе. А вам… Вам я просто расскажу обо всем, что найду там. Если найду…
— Ну что же, раз вы так решили, то… ладно. Завтра я покину вас. А теперь…
— А теперь — спать. Забирайтесь в ваш полотняный будуар и располагайтесь там, как дома.
Она отогнула полог палатки и зябко передернула плечами:
— Ой, там так темно, страшно. Лучше сначала вы.
— Что я? Я прекрасно устроюсь и тут, прямо у костра, вспомню молодость.
— Как?! Вы не хотите даже воспользоваться палаткой, решили оставить меня на ночь совсем одну?
— Ну что вы! Как одну? Я же буду рядом, буквально в двух шагах от вас.
— Да, конечно, и все-таки… А если пойдет дождь? — спохватилась она, словно цепляясь за соломинку.
— Едва ли. Да и что дождь? Я и не в таких переделках бывал.
— Поня-я-тно… Только я думала… Мне казалось… — голос Ольги дрогнул, в нем послышались слезы. — Ну да ладно. Доброй ночи вам, Сергей Владимирович.
Эти последние слова донеслись уже из палатки, и была в них непомерная боль.
— Доброй ночи и вам, Оленька, — отозвался Сергей.
«Доброй ночи тебе, мой дорогой бесценный человечек! — мысленно повторил он, не сводя глаз с запахнувшегося полога палатки. — Если бы ты знала, каких сил стоило мне не броситься следом за тобой, не заключить тебя в объятия, не прижать тебя к своей груди! Но разве я могу даже мечтать об этом…»
Ночь он провел почти без сна, лишь время от времени будто проваливаясь в трясину какой-то вязкой полудремоты, а с первыми лучами солнца спустился к реке, чтобы опробовать на деле свои рыболовные принадлежности. Утренний клев превзошел все его ожидания, и уже через час с небольшим он возвратился к костру с огромной связкой рыбы.
Каково же было его изумление, когда он увидел, что у костра сидит Ольга, а в котелке над огнем весело булькает почти сварившаяся каша.
— Доброе утро, Оля, — окликнул он ее. — И что вам не спится в такую рань?
— Так ведь впереди — день пути, и я должна еще засветло вернуться домой.
— А я хотел угостить вас рыбацкой ухой.
— Так это я — мигом. Давайте ваш улов.
А через час они расстались. Без лишних слов. Без каких-либо эмоций. Он просто пожал ей руку и пожелал счастливого пути. Она ответила тем же и, не оглядываясь, зашагала вниз по склону. Однако, когда ее хрупкая фигурка скрылась за речной излучиной, сердце его болезненно сжалось и невольный вздох вырвался из груди.
Но его тоже ждала дорога. Поэтому, собрав вещи и тщательно загасив костер, он не мешкая тронулся в путь. Правда, теперь он решил немного изменить распорядок дня: сделать где-то около полудня большую дневку с тем, чтобы как следует передохнуть, переждать самое жаркое время суток, а затем идти без остановки вплоть до наступления полной темноты. При таком раскладе он надеялся уже к концу еле-дующего дня дойти до заветного переката.
Однако коварная судьба и здесь не оставила его в покое. Стрелки на часах показывали половину первого, когда жара стала совершенно невыносимой, и он ощутил непреодолимое желание отдохнуть. Благо, как раз в это время на пути его оказалась небольшая поляна, сплошь окруженная гигантскими елями. Тень от этих исполинов покрывала добрую половину поляны и, казалось, просто-таки приглашала усталого путника спрятаться здесь от изнурительного зноя. Он, правда, заметил, что сверху, из чащобы, на поляну спускается что-то похожее на лесную тропу, но не придал этому значения, тем более, что на самой поляне трава была совершенно не примята, а в центре ее напоминала даже веселую куртинку свеже-п од стриже иного газона. Словом, лучшего места для дневки трудно было и придумать.
«Уф-ф, наконец-то можно будет передохнуть! Да и вздремнуть часика полтора-два», — мысленно порадовался Сергей, сворачивая с опостылевшего бечевника на изумрудный ковер поляны и направляясь прямиком к стене могучих елей.
Он начал даже распутывать на ходу бечеву, крепящую на рюкзаке тючок с палаткой, предвкушая, как сбросит с плеч всю эту тяжеленную ношу, но не сделал и десятка шагов, как почувствовал, что земля под ним как-то странно всколыхнулась, ноги потеряли привычное ощущение опоры, а в следующее мгновенье и сам он полетел куда-то вниз, сопровождаемый градом комьев земли и обломков еловых веток.
Впрочем, паденье это закончилось благополучно. Сергей лишь сильно зашиб правый бок да оцарапал локоть руки. Но последствия такого происшествия могли оказаться поистине трагическими. Он это понял сразу, как только поднялся на ноги и огляделся вокруг себя.
Он стоял в яме с отвесными, абсолютно гладкими стенами глубиной в три с половиной — четыре метра, сверху прикрытой еловыми сучьями и тщательно замаскированной пластами дерна. Теперь в этом перекрытии, прямо у него над головой, зияло небольшое отверстие, проделанное им самим, сквозь которое пробивался свет, и от которого тянулись вниз какие-то тонкие белые бечевки. Впрочем, природу этих бечевок он разгадал сразу: то были шнурки палатки, тючок с которой был привязан сверху к его рюкзаку и при падении, видимо, застрял где-то в перекрытии ловушки.
Да, ловушки! Теперь стало ясно и предназначение этой ямы. Тропа, которую он заметил еще при подходе к поляне, была несомненно проделана не людьми, а какими-то зверями, спускавшимся к реке на водопой. А люди, местные охотники, сделали на этой тропе ловушку, да так искусно, что ее не заметил даже он, Сергей.
Но что теперь делать? Как выбраться из этой западни? Он еще раз тщательно осмотрел стены ямы. В них не было ни выступов, ни впадин. Значит, стены ему не помогут. Не было в яме и никаких жердей или кольев. Выходит, путь наверх закрыт.
Что же остается? Ждать, когда люди, сделавшие ловушку, снова вернутся к ней? Но сколько времени он сможет ждать? Еды ему хватило бы надолго. Но воды не было ни капли. А он уже сейчас хотел пить. И жуткий страх, страх безысходности, страх неотвратимой мучительной смерти начал все больше обволакивать его, лишая возможности принять хоть какое-то решение. Да и какое решение можно было бы принять в столь кошмарной обстановке? Только подумать о том, как быстрее и легче уйти из жизни! Из жизни, которая так и не обернулась к нему своей доброй стороной. Единственным светлым пятнышком являлась Ольга. Однако и это, скорее всего, был лишь свет далекой звезды, звезды яркой, манящей, загадочно прекрасной, но словно затерянной где-то в ледяных глубинах космического пространства. Хотя…
И пред его мысленным взором всплыл, как наяву, образ той, кем, как бы он ни обманывал себя, он только и жил все последнее время, с кем только и были связаны все его мечты и надежды, кто только и мог бы составить смысл его жизни.
— Оля… Милая Оленька… — без конца шептал он. — Где ты сейчас? Как бре-дется тебе одной, по сути дела покинутой мною, наверняка смертельно уставшей, изнемогающей от зноя и жажды, по этой враждебной глухомани? И все-таки, Боже! Как хорошо, что я отправил тебя домой. Ведь иначе вполне могло бы стать так, что мы оба провалились в эту яму, и тогда…
Он содрогнулся от ужаса, представив, что сейчас она так же сидела бы здесь, в этой кошмарной западне, заливаясь слезами и кляня его за то, что он втравил ее в этот бессмысленный поход. Пусть уж он один погибнет здесь, а ей улыбнется счастливая яркая жизнь.
Мысли о Ольги немного отвлекли Сергея от панического осознания своего бедственного положения. Он снова и снова вызывал в памяти ее милое, бесконечно дорогое лицо, ее светлую доверчивую улыбку и, казалось, даже слышал ее незабываемый голос. Да, слышал! Так явственно, будто он действительно раздавался где-то над его головой.
— Сергей Владимирович! Сергей Владимирович! — все громче звучало в его ушах.
«Боже, неужели так может быть? Или это уже что-то вроде некой предсмертной галлюцинации?» — пронеслось у него в голове.
Но в это время совершенно отчетливо:
— Сергей Владимирович, да где же вы? Откликнитесь, наконец!
«Нет, это не галлюцинация!» — он вскочил на ноги и, приставив руки ко рту, закричал что было силы:
— Оля! Оленька! Это вы?
— Да я. Я, конечно. А вы что прячетесь? Ведь если бы не ваш тючок с палаткой…
— Стойте! Оля, стойте! Ни шагу больше! Стойте на месте и слушайте. Я провалился в яму, которую, видимо, выкопали местные охотники на звериной тропе. Поэтому не подходите к палатке. Она лежит прямо над ямой. Как из нее выбраться я еще не знаю. Подумаем вместе. А пока…
— Все ясно. Я слышала о таких ямах. И раз это ловушка для сохатых, то где-то здесь, рядом, обязательно должны быть и какие-то снасти, чтобы вытаскивать пойманную добычу. Да вон, я уже вижу: целая связка веревок под ближней елью. А чуть дальше, выше по склону — даже охотничья избушка. Я заглядывала в нее. Избушка — что надо! Даже с печуркой и топчаном. Только в избушке — ни души. И, похоже, давно там никто не бывал. Так что никто не пришел бы вам на помощь, упрямый вы, неисправимый индивидуалист. А теперь… С чего мы начнем?