Но дело было не только в бомбе.
Вскоре оказалось, что в процессе распада ядер нептуния возникает ранее неизвестное излучение, пагубно влияющее на психику человека. Под действием его человек начисто забывает, кто он и что с ним было в прошлом, совершенно лишается способности мыслить и соображать, строить какие-то планы, принимать какие-то решения. Словом, превращается в безмозглого робота. Он может, правда, самостоятельно есть, пить, совершать простейшие физические действия, в частности, стрелять, бить, наносить увечья тому, на кого укажет управляющий им человек, а также переносить тяжести, строить укрепления. Но и только!
Теперь перед учеными и инженерами лагеря была поставлена задача: создать генератор, который мог бы передавать это излучение на большие расстояния и покрывать им большие территории.
И что бы ты думал? Такой генератор недавно был создан. Создан и испытан на многих несчастных заключенных. Ты представляешь, что это значит? Ведь его можно использовать не только в ходе каких-то военных действий, но и в обычной жизни: против любой неугодной правительству партии, политической оппозиции, кому-то враждебной группы населения.
Человечество, я подчеркиваю, все человечество, не сталкивалось еще со столь чудовищной опасностью, и только мы, мы сами, сможем отвести ее от жителей Земли. Тем более что все это делается в обстановке строжайшей секретности. Со всех нас была взята подписка о неразглашении тайны. Мало того, недавно мы узнали, что никто из нас вообще не выйдет отсюда живым. Тем самым рано или поздно мир просто поставят перед свершившимся фактом. Остается одно. И мы твердо решили спасти человечество ценой собственной жизни: взорвать лагерь вместе со всеми его службами, лабораториями, мастерскими, запасами уже полученного нептуния, всей проектной документацией и всеми созданными здесь нами приборами и установками. Когда это произойдет, не знаю. У нас все готово. Но надо ждать отправки твоего брата за пределы лагеря. Тогда я и вручу ему это письмо. Если он сможет выбраться из этого ада и как-то добраться до тебя, ты станешь единственным человеком, знающим о том, что едва не свершилось в истории цивилизации Земли и сообщишь об этом кому найдешь нужным. Если же погибнет и твой брат, то обо всем этом не узнает никто и никогда.
Вот и все. Прощай, друг. Твой Павел К. А также Иван Д., Ирек К., Леонид С., Максим О.»
Сергей перевел дыхание:
— Но это еще не все, Оленька. Слушай дальше:
«PS. И вот еще что. Взрывное устройство мы смонтировали в здании обогатительной фабрики. Устройство огромной мощности. Так что после взрыва от нее не останется и следа. Все, что расположено на поверхности земли, в радиусе полутора-двух километров от фабрики, будет также уничтожено. Но вот подземные лаборатории… Боюсь, что они могут уцелеть, просто вход в них окажется засыпанным продуктами взрыва. Поэтому наша к тебе просьба: постарайся сам или, послав кого-нибудь из близких тебе людей, посетить развалины бывшего лагеря и уничтожить эти лаборатории или хотя бы их уникальное оборудование и хранящуюся в них исследовательскую документацию. Вход в подземелья расположен на территории обогатительной фабрики, почти на берегу реки, у восточной окраины метеоритного кратера. Двери в них, хотя и достаточно массивные, открываются просто: стоит лишь набрать на дверной панели цифровой код 3-28-74. Прости, что я втягиваю тебя в столь рискованное предприятие. Но, сам понимаешь, что будет, если это сделает кто-то другой.
Вот теперь все. Павел.»
Сергей сглотнул комок, давно застрявший у него в горле:
— Н-да… Вот что, оказывается, творилось в этом лагере! И вот как случилось, что я оказался единственным, кто остался в живых из многих десятков тысяч его обитателей. Кстати, вот тут еще одна небольшая приписка, сделанная чьим-то другим почерком. Написано, правда, очень неразборчиво. Но я постараюсь прочесть. Так вот:
«Сегодня ночью Павла и Максима вызвали в комендатуру, и они до сих пор не вернулись. Возможно, их уже нет в живых. Похоже, эти изверги о чем-то догадываются. Поэтому мы вынуждены торопиться. Кстати, только что стало известно, что после обеда ваш брат будет послан с одним из зеков на дальнюю делянку за дровами. Спешу вручить ему это письмо. И через час после их отъезда наступит конец. Конец всему…»
Сергей снова нервно вздохнул и отложил письмо в сторону. Ольга торопливо вытерла набежавшие слезы:
— Какой кошмар! И ты, находясь там, ничего не знал обо всем этом?
— Почти ничего. Видишь ли, Оленька… Я должен покаяться, наконец, в своем хоть и невольном, но большом обмане. Мне следовало сделать это давным-давно. Но… Все как-то не хватало решимости на это Я… как бы это тебе сказать… Я совсем не тот, за кого до сих пор себя выдавал. Я не брат Петра Ильича. И не служил в охране лагеря. Я был зеком. Помнишь, я как-то рассказывал тебе о себе и сказал, что с пятого курса университета был призван в армию. Так нет! Я действительно вынужден был уйти из университета. Но только потому, что был арестован за один глупейший пасквиль в адрес некоего высокопоставленного вельможи и сослан в этот самый лагерь. И не я конвоировал, а меня конвоировал в тот день сержант Сергей Гнедин в поездке за дровами. Ну, а дальше все было примерно так, как я рассказывал. Только опять-таки не я, заключенный, а Сергей Гнедин погиб в результате взрыва. И не он, а я похоронил его в этой могиле. И это он, сержант Гнедин, перед смертью предложил мне назваться его именем, взять его документы и по возможности передать брату имеющееся у него письмо. Без этих документов я просто не смог бы выбраться из той запретной зоны. Но и с ними не мог рассчитывать вынести оттуда секретное письмо. Вот почему мне пришлось спрятать его на могиле сержанта. И тем не менее я считал своим долгом все-таки уведомить обо всем брата Сергея Гнедина и потому выбравшись, не без помощи твоей матери, как ты теперь знаешь, из этого проклятого места, прежде всего явился на квартиру Петра Ильича. Ему я бы, конечно, рассказал все, как было, и сказал, кто я такой. Но меня встретила ты и, буквально не дав мне сказать ни слова, сама назвала братом Петра. Что мне оставалось делать, как не согласиться с тобой? Не мог же я рассказать тогда тебе, совершенно незнакомому человеку, все, что произошло на самом деле. Ну, а потом… Потом у меня просто не хватало решимости признаться во всем этом, и я…
— И ты? А ты не предполагал, что я давно знала об этом?
— Как?!
— А вот так. Эх, Сережка, Сережка! Это я должна была давно открыть тебе ужасную тайну.
— Что за тайну? О чем ты говоришь?
— Ну, это в двух словах не скажешь.
— А все-таки?
— Так вот, слушай. Я уже говорила, как лет пятнадцать назад я, наивная деревенская девчонка, приехала к тетке в город и поступила в художественное училище. Но все обстояло далеко не так просто. Оказалось, что тетке я по меньшей мере в тягость, а в поступлении в училище мне сначала решительно отказали: нашли, что и документы у меня не в порядке, и образование совершенно недостаточное, и рисунки мои далеки от должного художественного мастерства. Можешь представить себе мое тогдашнее состояние. Я просто обезумела от отчаяния. Оставалось только бросить все и опять возвращаться в деревню. Но и на это нужны были деньги. А у меня к тому времени не оставалось уже ни копейки. В таком вот состоянии я и зашла однажды на главпочтамт, где получала присылаемые мне «до востребования» письма матери. Письмо на мое имя как раз там было. Дама, сидящая за стойкой, глянула на обратный адрес моего письма и удивленно воскликнула:
— Это из деревни Заречной, что на реке Быстринка в Красноярском крае?
— Да, там живет моя мать, — ответила я.
— И вы там родились, там ваша родина? — продолжала дама.
— Ну да. Я недавно оттуда приехала.
— А что вас привело сюда, в этот город?
— Думала поступить в художественное училище. Стать художником.
— И что же? — в голосе дамы послышалось искреннее участие, и я не выдержала, разревелась, как малолетнее дитя, и рассказала о всех своих бедах. Рассказала просто так, не рассчитывая даже на какие-то слова утешения. И каково же было мое удивление, когда эта совсем незнакомая мне женщина положила ладонь на мою руку и ласково произнесла:
— Ну вот что, красавица, утри свои слезы и слушай, что я тебе скажу. Дело твое поправимо. Возьми вот лист бумаги и напиши свои анкетные данные: имя, отчество, фамилию, кто ты, откуда и все прочее. А через два дня иди снова в училище, к секретарю приемной комиссии и скажи лишь, что ты от Софьи Львовны Мессис. Поняла?
— Да, спасибо вам большое.
— Ну, что там спасибо. Просто понравилась ты мне, и захотелось помочь хорошему человеку.
С почтамта я возвращалась, как на крыльях. И оба последующие дня торопила время, как могла. А на третье утро, едва дождавшись девяти часов, снова пошла в училище. И что же ты думаешь? В приемной комиссии, где неделю назад со мной не хотели даже разговаривать, на этот раз встретили меня чуть ли не с распростертыми объятиями:
— Так вы от Софьи Львовны? Ольга Павловна Ланина? Рады вас видеть. И рады сообщить, что вы зачислены на первый курс училища и вам уже сейчас предоставляется место в общежитии. Так что первого сентября приходите на занятия. А в общежитие можете поселиться хоть сегодня. Сейчас я выпишу ордерок и идите прямо к коменданту общежития. Это здесь, рядом. Видите — через дорогу большой серый дом? Вот там вы и будете жить.
Все это было, как в доброй сказке. Я не знала, как и благодарить свою неожиданную благодетельницу. А она продолжала оказывать мне всевозможные знаки внимания и дальше: в мой день рождения подарила мне изящную кофточку, потом устроила мне бесплатный абонемент в Большой концертный зал, на встречу Нового года пригласила в свою компанию, где собрались известнейшие люди города. Здесь она и познакомила меня с Петром Ильичем. И не просто познакомила, а усадила нас рядышком за столом, наговорила ему обо мне массу всего самого хорошего, пообещала заказать мне его портрет. Да я и без того, кажется, ему понравилась. Весь вечер он не отходил от меня, а через два дня пригласил пойти с ним в оперный театр. И мы стали встречаться. Сначала изредка, потом все чаще и чаще. Он познакомил меня кое с кем из своих коллег по институту, много рассказывал о своей работе. А где-то в конце зимы предложил мне переехать жить в его квартиру. Нельзя сказать, чтобы он мне очень нравился, к тому же я была много моложе его. Но все его многочисленные звания, высокая должность, всеобщее уважение в обществе просто околдовали меня, и я, не раздумывая, согласилась.