— Ну, что ты, сынок!
— Возьмите, возьмите! Куда я теперь со всем этим…
— А и впрямь, куда ты теперь направишься?
— Да вроде бы и некуда. Кому я теперь нужен!
— Тогда слушай, оставайся у меня. Места тебе здесь хватит. А там, глядишь, и какую ни то работу себе присмотришь.
— А что, и вправду, — оживился Сергей. — Не знаю, как и благодарить вас, тетя Маша. Недаром говорят: «Мир не без добрых людей». Так и быть, поживу у вас месяца полтора-два.
— Почему месяца полтора-два? Живи, сколько Бог пошлет. Я только рада буду. Ведь Федосьюшка-то столько помогала мне. Да и ты вроде парень с доброй душой.
Так вот получилось, что Сергей снова вернулся в родной поселок Раздольный, чтобы начать жизнь с нуля и без какой бы то ни было перспективы на будущее.
Впрочем, на работу он устроился быстро, хоть и было это всего лишь место грузчика на складе химудобре-ний. Да на большее он и не рассчитывал. Главное, он снова был свободным, мог, как прежде, бродить в нерабочее время по полям и перелескам, смотреть на бегущие по небу облака, вдыхать аромат луговых трав и даже писать обо всем этом, отгородившись от всего мира в комнатушке сердобольной бабы Маши.
Правда, писал он и прежде. Стремление к описанию на бумаге красот природы жило в нем всегда. Еще в далеком детстве, едва научившись грамоте, он иногда часами просиживал над клочком бумаги, стараясь выразить словами то, что видел вокруг себя. Но тогда это не выходило за рамки картин природы. Теперь же, когда он замкнулся в здешнем глухом захолустье, это стремление стало почти непреодолимой необходимостью, своего рода смыслом его жизни, а наряду с образами лесов, полей и рек в его рукописях начали появляться и образы людей, преимущественно образы женщин, причем прототипами почти всех их оказывалась женщина, которую он совсем не знал, с которой пробыл не больше часа, с которой даже простился далеко не лучшим образом. Но в воображении Сергея она стала воплощением ума, добра и красоты. Ее образ занял прочное место во всем, что он писал и переписывал: это ее руки разводили ветви цветущей черемухи, ее ноги мелькали в волнах луговых трав, ее глаза блестели среди звезд на ночном небе. С ней он разговаривал, спорил, делился своими мыслями. Ее встречал и провожал на пороге своего жилища. Она дарила ему свою любовь. Даже имя ее было всегда одним и тем же — Ольга.
Да, она жила во всех произведениях Сергея. Как, впрочем, и он сам. Он тоже жил теперь только в том мире, о котором писал. И не мыслил уже никакой другой жизни.
Однако судьба и не думала оставлять его в покое. Не прошло и полгода, как баба Маша сильно занемогла и в одну из грозовых ночей тихо, не издав ни единого звука, ушла из жизни.
Он похоронил ее по всем правилам православного обряда, рядом с могилой своей матери и готов был уже, как положено, пригласить всех ее товарок на поминки в девятый день ее кончины, как вдруг к нему пожаловал сам директор совхоза и потребовал, чтобы он немедленно, в трехдневный срок освободил «незаконно занимаемую жилплощадь». Пришлось подчиниться и перебраться в пустующую сараюшку при складе, где он работал.
Но и это еще было не все. Уже на следующий день его вызвали к воротам склада двое бритоголовых юнцов, и один из них, попыхивая сигаретой и сверля Сергея пронизывающим взглядом, изрек:
— Слушай, парень, мы слышали от твоей бывшей хозяйки, что ты только что с зоны. Такие нам нужны. Приходи завтра вечером, часов так в семь-восемь, к пахану для базара. Вот адрес, — он сунул Сергею кусок смятой бумажки и многозначительно добавил. — Да не вздумай нашкодить. Мы тебя из-под земли достанем. Понял?
— Понял.
Да и что тут было не понять! Эти подонки были здесь, в поселке, по-видимому, полновластными хозяевами положения, и оставалось либо сдаться им на милость и идти по указанному адресу, либо… бежать. Бежать немедленно, сегодня же ночью, бежать как можно дальше!
Но куда?
Вспомнился Сергею дальний родственник отца, живший в городе. Но он не знал ни адреса его, ни даже точного имени-отчества.
Однако это был единственный шанс на спасение, и в два часа ночи, собрав свои нехитрые пожитки, Сергей уже шагал по дороге на станцию, чутко прислушиваясь к малейшему шороху за спиной, а к исходу следующего дня вновь колесил по городу, с которым, как ему казалось, уже расстался навсегда.
На этот раз город оказался более милостивым. Никаких родственников он здесь, правда, не нашел, зато сразу увидел объявление, что на местный оптико-механический завод срочно требуются токари и фрезеровщики. Вот когда пригодилась ему суровая заводская школа военной поры.
На завод его приняли без всяких осложнений. И работа пришлась по душе. А, главное, все его новые товарищи-станочники оказались очень неплохими людьми.
Особенно тесно сошелся он с молодым слесарем-лекальщиком Федей Копыловым, который, как оказалось позже, тоже не прочь был побаловаться художественным словом и числился даже внештатным корреспондентом местной газеты. Вот он, Федя Копылов, и попросил Сергея подредактировать написанный им очерк, посвященный юбилею завода.
Сергей рад был помочь другу и не пожалел сил, чтобы отточить каждую фразу рукописи. Каково же было его удивление, когда вскоре после выхода очерка в свет, его пригласили в редакцию газеты и ошарашили неожиданным вопросом:
— Скажите, это действительно вы редактировали очерк Копылова?
— Да, я. А что? — не понял смысла вопроса Сергей.
— А вы не смогли бы отредактировать вот этот материал? — протянули ему объемистую рукопись.
— Попробую. Время у меня есть.
— Вот и отлично.
И снова Сергей вложил в работу все свое умение. А в результате последовало сногсшибательное предложение:
— Вот что, уважаемый Сергей Владимирович, нам позарез нужен хороший редактор. Я не спрашиваю, где вы учились и где до этого работали, но то, что вы проделали с этим материалом, выше всяких похвал. Переходите к нам на постоянную работу.
— Хорошо, я подумаю. Но как посмотрит на это администрация завода?
— Не беспокойтесь, с администрацией завода мы все уладим.
Так, совершенно неожиданно для себя, Сергей превратился в профессионального журналиста. А уже через полгода о его статьях, очерках, фельетонах заговорил весь город.
Но самым удивительным было то, что, выходя однажды с планерки у главного редактора, он столкнулся в коридоре лицом к лицу с… Ольгой Павловной Ланиной.
— Сергей Владимирович?! Вот встреча! — опалила она его знакомой обворожительной улыбкой. — Очень, очень рада вас видеть! А вы?
А он?! Ему показалось, что произошло чудо. Что он в один миг переместился в иллюзорный мир своих рукописей. Что все, что было вокруг него, — всего лишь придуманная им сказка.
Но перед ним стоял реальный живой человек. И надо было что-то ответить на его приветствие.
— Я тоже рад вас видеть, — промямлил он. — А вы какими судьбами…
— Я работаю здесь. Уже второй месяц. И много наслышана о ваших успехах. Впрочем, иначе и быть не могло. Вы уже тогда, при нашем первом знакомстве, произвели на меня самое благоприятнейшее впечатление. Но так неожиданно исчезли…
— Да, обстоятельства заставили…
— Но больше вы, надеюсь, не испаритесь так же бесследно, как в прошлый раз. Теперь мы, можно сказать, коллеги. Я принята штатным художником редакции. Правда, рабочего места у меня здесь нет. Я работаю дома. Но вы знаете мой адрес. Так что милости прошу…
— Спасибо, Ольга Павловна. Во всяком случае теперь мы будем видеться. Мой кабинет вам также, наверное, известен.
— Да, конечно. И если вы не против, я уже завтра нагряну к вам. Нам есть о чем поговорить.
— Да, пожалуй…
Но назавтра его вызвал к себе главный редактор и, пряча глаза, проговорил:
— Я очень сожалею, Сергей. Но придется нам с тобой расстаться. Нет, я по-прежнему ценю твой талант и твою работоспособность. Мне страшно даже подумать, что станет с газетой после твоего ухода. Но… Там, наверху, готовы уже волосы на голове рвать от твоей бескомпромиссности и правдолюбия. Что я могу поделать… Только не думай, что я просто решил от тебя отделаться. Я уже договорился с директором областного книжного издательства. Он завтра же зачислит тебя на должность старшего редактора в редакцию художественной литературы. Согласен?
А что оставалось Сергею делать? Пришлось засесть за чужие рукописи.
Редактор из него получился отличный. Директор издательства готов был молиться на него, выделил ему самый лучший кабинет, добился для него самого высокого оклада, а месяца через два, когда Сергей редактировал рукопись романа одного из известнейших прозаиков города, выпускаемого в связи с его семидесятилетним юбилеем, зашел к нему в кабинет и доверительно сказал:
— Вы уж постарайтесь, Сергей Владимирович. Книга должна быть, сами понимаете, на уровне. Хорошо оформлена, должным образом иллюстрирована. Поговорите с художником. Я уже просил ее зайти к вам. Художник она вроде неплохой, но человек здесь новый, мы лишь недавно ее приняли. А вот, кажется, и она…
Действительно, в дверь осторожно постучались, и в кабинет вошла… Ольга Ланина.
— A-а, Ольга Павловна! — пропустил ее вперед, к столу Сергея, директор. — Вот, познакомьтесь, пожалуйста: наш старший редактор Сергей Владимирович Гнедин. Будете работать вместе. Для начала над этой вот книгой, — кивнул он на разложенные перед Сергеем листы рукописи. — Сергей Владимирович введет вас в курс дела, а я, простите, побегу, там люди ждут.
Директор поспешно вышел. А Сергей не знал даже, что сказать, пораженный столь неожиданной встречей. И только Ольга как ни в чем не бывало протянула Сергею обе руки, сияя неизменной обворожительной улыбкой:
— Здравствуйте, Сергей Владимирович. Недаром говорят: гора с горой не сходится, а человек с человеком…
— Да, прямо как в сказке…
— Но я рада такой сказке. А вы?
— Я тоже рад вас видеть, — коротко отозвался Сергей, хотя все в нем так и рванулось ей навстречу, подобно огненному фейерверку, взметнувшемуся в небо, и только невероятным усилием воли смог он вернуть себя в прежнюю колею и сказать почти ровным голосом: