Тайна Темир-Тепе (Повесть из жизни авиаторов) — страница 16 из 49

— Вы, Лагутин, себялюбивый, эгоистичный человек. Я давно заметил отсутствие у вас доброты и чуткости в отношениях с людьми…

— Оботри молоко на губах! — крикнул Лагутин. — Ты недавно от мамы, поэтому и носишься с женскими сентиментами. А я мужчина, инструктор, а не бонна…

Начальник училища осадил Лагутина, и Васюткин продолжал:

— Я вижу, вас, Лагутин, не переубедишь. — И, возвысив голос, обратился уже ко всем: — Предлагаю внести в решение такой пункт: «Совещание инструкторов-коммунистов единодушно осуждает выступление Лагутина, считая его вредным для практической работы с курсантами».

В зале раздались возгласы одобрения.

После совещания Вовочка подошел к Лагутину и сказал:

— Николай, помяни мое слово, стрясется с тобой какая-нибудь беда, и тебе самому будет стыдно за свое отношение к людям…

Лагутин не стал его слушать и направился к выходу.

Внутренне Лагутин понимал, что не прав, понимал давно, что все его поступки и разговоры в школе идут в разрез общим убеждениям, но желание во всем противоречить, выставлять свою особенную точку зрения все время сбивало его с курса.

В свое время Лагутин пользовался большим авторитетом как хороший инструктор, привык к этой славе — и вдруг Дремов. Ну, Дремов еще туда сюда, а как делить лавры с этой девчонкой?! Подумать только — баба в авиации! И эту бабу ставят в пример ему, Лагутину!

Но сегодня все были против него, и он понял, что зарвался. Пойти что ль к комиссару? Нужно как-то объясниться… Но поймет ли его старик Дятлов?

У порога квартиры мысли его переменились: как бы не рассердить Клавочку… По коридору он шел на цыпочках, потихоньку открыл дверь, бесшумно проскользнул в комнату. Лишь бы не проснулась… Но все его предосторожности оказались тщетными. Клавочка открыла глаза.

Лагутин замер и с виноватой выжидающей улыбкой уставился на грозную супругу. Та сладко потянулась, отбросив одеяло и обнажившись, повернулась к мужу, заспанная и оттого еще более красивая. Лагутин ждал грома, а Клава заворковала нежным голосом:

— Котик, вынеси, пожалуйста, помои… Да подальше от крыльца. — Лагутин кинулся исполнять. — Постой, дай я тебя поцелую… Ой, как от тебя бензином пахнет! Ну ничего, ничего, мой противненький, я и такого люблю. Так иди же, иди, выплесни помои…

Спотыкаясь и проклиная темную ночь, Лагутин двинулся с помойным ведром по коридору. Вернувшись и без стука поставив на место пустое ведро, он замер у порога в ожидании новых приказаний. Сегодня их оказалось немного: заправить и почистить золой примус, вытряхнуть и выбить половичок… Через полчаса он уже был свободен и пристроился на кровать рядом с дражайшей супругой. Ему очень хотелось спать, но Клавочка, должно быть, уже выспалась, и ей хотелось поговорить.

— Котик, я хочу завтра поехать к мамочке. Не забудь заехать за мной на машине…

— Я бы с удовольствием, Клавочка, но завтра заступаю в наряд, и ты уж, дорогая, как-нибудь…

— Ну вот еще! Вечно ты занят. То собрания, то совещания, то наряд. А с женой когда будешь? Жить противно. В кино хочу, на танцы хочу. Не можешь сам попасть в город, пришли за мной своего курсанта.

— Клава, это нельзя. Курсантам даже в выходные дни увольнений не дают…

— Ах вот как! Ты меня не любишь. Так я тебе и поверю, что ты не можешь прислать за мной курсанта! Сам же хвастался, что инструктор для них бог. Хорош бог!

— Ну ладно, ладно, уговорила. Пришлю тебе телохранителя.

Клавочка повеселела и трижды чмокнула мужа в щеку.

Незадолго перед ужином Санька услыхал голос старшины:

— Курсант Шумов!

Санька бросился сломя голову на этот голос, на ходу поправляя пилотку и одергивая гимнастерку. «Уж не провинился ли опять в чем-нибудь, не брякнул ли какого лишнего слова?» Больно уж надоело ему мыть полы и картошку чистить.

— Товарищ старшина, курсант Шумов по вашему вызову явился! — доложил он и замер с выкаченными нахальными глазами.

Старшина улыбнулся.

— Ты хоть и разгильдяй, Санька, а порядочный, вид у тебя бравый. Слушай задание. Согласно просьбы твоего инструктора, убываешь в его распоряжение до двух часов ночи. По прибытии с задания доложи мне.

— Есть доложить вам, товарищ старшина! Разрешите идти?

Щелкнув каблуками, Санька отгрохал до двери строевым шагом, за дверью состроил старшине «рожу» и понесся к Лагутину. Тот ждал его во дворе.

— Шумов, я надеюсь на вашу расторопность. Мне некогда оформлять вам увольнительную, поэтому избегайте встречи с патрулем. Поняли? Вот вам адрес в городе. Зайдете за моей женой. Она будет вас ждать с одиннадцати до двенадцати. Проводите ее домой, поможете ей донести покупки… — Все это было сказано начальственным тоном: сухо, официально. Потом, после паузы, Лагутин добавил уже интимно, почти виновато: — Я сегодня в наряде, встретить сам не смогу, а она одна боится идти так поздно… Так уж ты, Саня, постарайся…

— Есть, постараться! — отчеканил Санька, щелкнув каблуками.

Он хотел было сделать «кру-гом», когда Лагутин снова заговорил начальнически:

— И, смотрите у меня, не болтайте никому, зачем я вас послал.

Необычным заданием Санька был очень доволен. Жалел только, что денег мало. Ну, да это беда не велика. Он был твердо уверен, что успеет зайти к Янковским, а в этом доме угощают без денег.

По пути в город Санька, разумеется, успел обдумать действия своего инструктора. Ясно, что это поручение Лагутин дал ему втайне от начальства. Саньке это было выгодно со всех точек зрения. С одной стороны, такое доверие инструктора было лестным, с другой стороны, оно упрощало отношения. Санька предвидел, что подобные поручения будут повторяться. Значит, инструктор у него в руках… О дальнейшем, по своему легкомыслию, Санька размышлять не стал, а принялся строить планы, как лучше провести предстоящий вечер. Конечно, он зайдет сначала к Янковским… Но ни Антона Фомича, ни его племянницы дома не было.

Озираясь по сторонам, как бы не натолкнуться на патруль, Санька побродил по городу. «Тяпнув» сто граммов, отправился по нужному адресу. Казалось, все планы рухнули.

Клавочка уже собралась и с нетерпением ждала прихода обещанного «котиком» телохранителя. Ее нетерпеливость объяснялась, разумеется, не тем, что она хотела быстрее вернуться домой. Она мечтала о новом знакомстве, о возможности произвести впечатление на молодого паренька и пококетничать, почувствовать свою обворожительность и развеять скуку. Клавочка почему-то была уверена, что ее телохранителем окажется Борис Капустин, этот стройный молодой человек с приятным интеллигентным лицом…

Но в комнату вошел Санька. Клавочка оглядела его с разочарованием и обиженно поджала губки. «Ну и чучело прислал мне котик. Наверное, специально подбирал такого, чтобы я не увлекалась. Проклятый ревнивец!» — зло подумала она о своем муже.

А Санька, поздоровавшись, заторопил Клавочку:

— Зачем я пришел, вам известно. Если готовы, идемте.

— Одну минутку, товарищ курсант, только проверю, все ли собрано.

— Проверяйте.

Санька подошел к трюмо и все время, пока Клавочка копалась с вещами, любовался своим отражением, принимая то воинственные, то величественные позы. На Клавочку он не бросил ни единого взгляда. Клавочка, разумеется, это заметила и обиделась. Она считала себя неотразимой, и такой замухрышка, как этот солдат, по ее мнению, обязан был глядеть на нее с восхищением. А он даже и внимания не обратил. А у Саньки был свой взгляд на женщин. Замужние для него попросту не существовали. Какой смысл расточать перед ними комплименты? Ради вежливости? К тому же он был сердит сейчас на весь белый свет из-за неудачного визита к Янковским. В самом деле, за каким чертом он тащился шесть километров в город — ради того, чтобы сопровождать вот эту разряженную куклу? Много чести!

По улице шли молча. Санька нес тяжелую сумку с покупками, Клавочка семенила на высоких каблучках порожняком. Скоро ей надоело молчать и она, замедлив шаг, спросила:

— Вы всегда такой молчаливый, молодой человек?

— Смотря с кем, — отрезал Санька.

— Вот это ловко! — возмутилась Клавочка. — Неужели я такая противная и некрасивая, что даже не заслуживаю, чтобы со мной говорили?

Санька нахальным взглядом смерил жену инструктора с ног до головы, да так, что та приостановилась даже от изумления.

— Ничего, ничего, — сказал он, — идите. Я и так вас хорошо вижу…

Клавочка раскрыла было рот, чтобы возмутиться, но Санька огорошил ее еще более неожиданными словами:

— Вы прекрасны. И личико у вас молодое, красивое, и фигурка — лучше не придумаешь, а только какой мне интерес о чем-то беседовать с чужой женой?

— Вы боитесь ревности мужа?

— Нет. Просто уверен в вашей верности ему…

— Ой! Уж будто с интересной женщиной и говорить нельзя, кроме как ради интереса… А мне вот просто скучно, и вы, как рыцарь, должны развлечь меня…

— Премного вам благодарен! Да будь я сейчас один, я бы прежде всего позаботился, как развлечь себя. Ваше замужнее присутствие только ограничивает мою свободу.

— Поздравляю! Вы очень любезны. Но я не гордая. Я даже, если хотите, предложу вам развлечься. Давайте сходим в кино.

— Ха! За кого вы меня принимаете? Что я, маленький, по кинам ходить?

— Тогда на танцы…

Санька саркастически посмотрел на свои огромные кирзовые сапоги и подумал: «Дура. Совершенная дура!» А вслух сказал:

— Танцы вещь неплохая, но только после выпивки.

— Не люблю пьяных, — капризно возразила Клавочка. — К тому же… заходить в ресторан… Получится какое-нибудь недоразумение…

— Насчет недоразумений, это вы бросьте, — прервал ее Санька. — А выпить я мог бы и у знакомых.

— Где же ваши знакомые? Я готова сделать вам одолжение и зайти к ним. Долго ведь вы не задержитесь, надеюсь?

И Санька воспрянул духом. Право, эта кукла не так уж глупа, какой кажется с первого взгляда.

Янковские к этому часу были уже дома. Оба искренне обрадовались неожиданным гостям. Довольно потирая руки, Антон Фомич шумел: