— Валера, скажи откровенно, — попросила она, когда Небольсин замолчал, выговорившись, — в чем тут твой интерес?
Небольсину ответить на этот простой вопрос оказалось сложно. Он молчал, и Серова не прерывала паузу.
— Понимаешь, — усмехнулся Небольсин. — Мне Корсаков напоминает Макса.
Макса Кузнецова они оба знали, кажется, всю жизнь. Именно Макс, вернее сказать, память о нем крепко связала их прошлым летом, когда развернулась борьба вокруг «внука императора» Петра Лопухина.
— Мне Корсаков тоже напоминает Макса, — призналась Серова. — Но именно это и мешает нам с тобой объединиться. Для тебя, Валера, Макс — это друг детства, это — память обо всем милом и добром, что тогда было, и это вас связывает до сих пор, хотя Макс уже давно ушел от нас. И Корсакова ты готов защищать потому, что тебе кажется, что много лет назад ты не защитил Макса, хотя мог бы это сделать.
Серова сняла очки, потерла переносицу, подбирая слова. Было видно, что ей трудно говорить. Она вздохнула, надела очки и сказала:
— Я боюсь, Валера, что Макс всегда будет твоей душевной тяготой… И мне Корсаков тоже напоминает Макса, но они оба — незавершенные. Что Макс, что Игорь. Как дети, не хотят видеть того, что им неприятно. Идут напролом только потому, что боятся обвинений в трусости. Не могут отойти в сторону, чтобы потом их не упрекнули в безответственности. Они думают, что лучше отдать что-то дорогое, чем отвечать потом за это дорогое. Корсаков ведь никак не был мотивирован в том случае с Лопухиным. Ну, кто ему Лопухин? Друг, сват, брат? Зачем он рисковал жизнью из-за чужого человека? Кто руководит его поступками, чего ждать от него? Как можно на него надеяться?
Небольсин слушал молча. Он понимал, что Таня права, но знал, что это не изменит его намерения. Понимала это и Серова. Она снова сняла очки, повертела в руках и бросила на стол, но не рассчитала, и очки, скользнув по поверхности стола, упали на стул, а потом на пол как раз к ногам Небольсина.
Он подошел, поднял очки, повертел их в руках, стоя перед Серовой. Он молчал, и она спросила:
— Что ты на меня так уставился?
— Слушаю умную женщину, — ответил Небольсин и улыбнулся, — и любуюсь.
— Отдай очки, — потребовала Серова, поднимаясь со стула. — Ты на машине?
— Ну конечно, — растерянно ответил Небольсин, — не на велосипеде же.
Серова нажала кнопку телефона:
— Наташа, скажите Сереже, что он свободен на сегодня. Я поеду с Валерием Гавриловичем.
Вернулась, села за стол, успев загримировать лицо сплошной официальностью:
— Кто угрожает Корсакову, если всерьез разбираться? Сам Азизов?
— Хм… — задумался Небольсин. — Этого я не говорил, и Корсаков — тоже. Хотя, как ты понимаешь, сейчас трудно разобраться в том, какая схема там работает. Может быть, Игоря просто «грузят», чтобы он меньше сопротивлялся и больше делал.
— Ты говоришь, ему обещали «большие деньги». Их уже отдали? Начали рассчитываться?
— Не знаю.
— Это важно.
— Понимаю.
— Не все понимаешь.
Теперь Серова уже полностью вернулась в состояние деловой женщины.
— Сказать о том, что в России ситуация непростая, можно в любой момент нашей жизни, но нас-то интересует сегодняшний день. — Тать яна говорила так, будто выступала на каком-то форуме с участием правительства. Как ми нимум. — У Азизова обширные связи на всех уровнях, и его считают надежным партнером. Мало кто так удачно сочетает свои интересы с интересами и России, и наших бывших азиатских республик, а это сейчас важно. Так что, сам понимаешь, давить на Азизова никто не станет.
Серова сделала небольшую паузу, и Небольсин подумал, что она, скорее всего, взвешивает, можно ли сказать то, что хочется.
Все-таки решилась:
— Сегодня, Валера, только своеобразный «синдикат» смог бы взять на себя такую роль, понимаешь?
— Нет, — признался Небольсин. — При чем тут синдикат?
— Синдикат, как ты помнишь, это объединение самостоятельных субъектов.
— Это я помню, но к нашей теме пришить не могу.
— Ключевое слово тут — «объединение».
— Ты хочешь сказать, что за Азизовым много кто стоит?
— Сегодня за каждым заметным человеком кто-нибудь стоит, — усмехнулась Серова. — О нем же лучше сказать, что он сейчас — своеобразный наконечник копья. Именно сейчас, в настоящий момент. Так вот, насколько мне известно, Азизов активно участвует в наркотрафике, а это, как ты понимаешь, пирог очень многослойный. Тимура не дадут всерьез трогать хотя бы потому, что из этого корыта хлебают и правые, и виноватые. Схема-то проста, как пареная репа: наркотики — доставка — распространение — наличка. А уж наличку можно тратить как угодно. И учти, если наличку вкладывают в реальное дело, то рискуют быть вычисленными, методики-то уже отработаны даже у нас. Значит, надо быть очень осторожным, а лучше вовсе отказаться. А вот если эти же наличные вложить, например, в организацию «протестов»…
Серова замолчала, и видно было, что пауза эта ей нужна для перехода к какой-то другой теме, и надолго она не затянулась.
— Ты не хочешь об этом поговорить с нашим пожилым другом?
— Ты о Дружникове? — уточнил Небольсин.
Феликс Александрович Дружников тоже был в числе тех людей, которых объединил и переплел Игорь Корсаков своими расследованиями.
— Дружников — ветеран, — объяснил Небольсин. — Пусть и чекист, но — ветеран, то есть никаких знакомств в сегодняшней власти не имеет.
Он посмотрел на Серову, продолжавшую молчать, и сказал как-то виновато:
— Ну, позвоню на всякий случай.
То ли потому, что уступил, то ли потому, что все это время выбирал между «да» и «нет», он сказал:
— А ты не хотела бы поехать за город?
Серова удивленно уставилась на него, и Небольсин затараторил:
— Ну просто прогуляться по роще… Если есть желание, и в лес можем зайти… У нас там всего полно!
Серова перебила:
— А ничего, что я сегодня даже не обедала?
Небольсин возмущенно фыркнул и сказал в телефон:
— Павлик, ужин на двоих!
Посмотрел на Серову и сказал:
— И букет цветов! Лучших!
Закончив разговор, он с облегчением сказал:
— И домой доставим с комфортом!
Серова смотрела на него, потом взгляд отвела и сказала:
— Если уж гулять за городом, то лучше сразу после завтрака…
16. Москва. 5 январяПРОСЛУШКА ТЕЛЕФОННОГО РАЗГОВОРА
«Очкарь»: Это я.
Ганихин: Да, слушаю, что у вас?
О.: Все в порядке.
Г.: Чем он занят?
О.: Не знаю, еще не выходил.
Г.: Не выходил в двенадцать часов дня?
О.: Да ты не волнуйся, мы проверяли.
Г.: Как проверяли?
О.: Боря, ты не выспался, что ли? Нормально проверяли, позвонили по телефону. Один раз попросили Ларису, второй раз требовали бухгалтерию.
Г.: Ладно, я понял. Что-нибудь необычное есть?
О.: Вроде нет. Но я чего звоню — ты контролируешь его телефоны? Кто, кроме нас, звонил?
Г. (со смехом): Еще какие-то дебилы ошибались номером. (Серьезно.) Никто не звонил. Мобильник у него отключен. Я сейчас буду по городскому его проверять.
О.: Зачем? Вспугнешь!
Г.: Не сходи с ума! Я ему каждый день по несколько раз звоню. Все, отбой.
17. Москва. 7 января
И снова Корсаков проснулся поздно, но только потому, что так велел Льгов. Честно говоря, Игорь и сам себе не смог бы толком объяснить, почему он так внимателен ко всем советам и замечаниям питерского гостя, но никаких душевных протестов он в себе не ощущал, а раз так, значит, все правильно!
И хотя его несколько раз будили случайными звонками, спал всласть, неоправданно безмятежно, как младенец. Встал он бодрым, плотно позавтракал. И поскольку выходить надо было не раньше полудня, включил ТВ, взял какую-то книгу, но сосредоточиться ни на чем не мог. Мысль сразу же соскальзывала на предстоящие дела, поэтому в разрешенное время буквально выскочил из дома! Но шел неспешно, время от времени посматривая на себя со стороны, чтобы не переигрывать. А еще Льгов категорически требовал не оглядываться, не смотреть в витрины и вообще не играть в Штирлица!
Гулял часа полтора, пару раз заходил в кафе, но подолгу не рассиживался. Подойдя к месту, которое выбрал Льгов, глянул на часы, улыбнулся и чертыхнулся: вот старик, все рассчитал так, будто бегал тут с рулеткой и секундомером! Теперь Корсаков не скрываясь — уже можно — посмотрел по сторонам и увидел зеленый «фольксваген», притормозивший сразу за поворотом.
Ну, зачали — почали, поповы дочери! В первую очередь включил телефон. Свой! Который почти сутки был выключен. Позвонил в редакцию: Льгов сказал, что не важно, куда будет звонок, важно, чтобы зафиксировали и проверили! Теперь движение на местности: зашагал, уходя влево от площади (тут движение одностороннее, надо пройти шагов тридцать). Прошел метров двести и засек «фольксваген», который ехал метрах в семи-восьми сзади. Корсаков подождал, когда от светофора хлынет поток машин, шлепнул себя по голове, всем лицом изобразил досаду, резко повернулся и быстрым шагом направился обратно, к площади. Фолькс вынужден был резко перестраиваться, несмотря на возмущение водителей, и терял время. Из машины выскочил парень в адидасовской куртке. Он отставал от Корсакова метров на двадцать и шагал вальяжно — видимо, согласно команде «не выделяться», а машина двинулась дальше в полном соответствии с предсказаниями Льгова, чтобы развернуться и снова оказаться тут.
Ну, смотрите, ребята! Теперь — новый финт: Корсаков поежился, демонстративно поднял воротник куртки, а потом так же демонстративно вытащил капюшон и натянул его поверх кепки. Сделав несколько шагов, всем своим видом показал, что сделанного мало, и замотал горло шарфом, который прежде просто свисал на грудь. Потом резко изменил направление движения и нырнул в подземный переход, а там — повороты и ответвления. Попробуй найти, если отстаешь, как тот парень в «адидасе».
И — бегом! Корсаков выскочил на противоположную сторону и увидел, что «адидас» стоит у входа все на той же стороне. Ну, стой, стой, голубок.