мог вручить объебон [3] и что пишу рапорт на увольнение. Ебитесь со своей старой базлой сами дальше, как хотите, говорю. Мобилу выключил, водяры накатил и спать вырубился. Всю ночь ворочался как в бреду, просыпался в холодном поту, опять в сон проваливался. Все казалось, что в дверь с улицы кто-то ломится, будто барабанит громко. Под утро просыпаюсь, трясет всего, температура шпарит, чувствую. Руки зудят, рожа чешется. Включаю свет, смотрю в зеркало, а там – вот эта красота, собственно, что ты сейчас имеешь радость наблюдать.
Только вот что интересно. Наши потом участкового напрягали, чтобы он ей копию вручил, так он несколько дней до бабки достучаться не мог. Потом внучка ее из города вернулась, они вместе в дом зашли, а бабка там с постели встать не может, больная валяется. Рожа в синяках, руки в синяках. Упала, говорит. Ага, упала она, бедолага. Жалко, ножа у меня не было в тот вечер. Я бы свинье под ухо засадил пару раз и посмотрел бы потом, как они бабку нашли дома с колото-резаными. Я тебе говорю, это она на меня порчу навела.
– Да почему ты решил, что твоя болезнь – ее рук дело? – нахмурившись, спросил Максим.
– А чьих же еще?! Посмотри на мои болячки! – Войлов вытянул вперед скрюченные руки. – Ты видел фото Вяземского? У него на шее и на руках такие же. А руки-то, руки видел его? Посмотри на мои – они так же уродливо скрючены. Поражена нервная система, от изъязвлений мышц и костей развился полиневрит. Она и на него лепру наслала, Макс, понимаешь?! Только мне повезло, а ему спастись не удалось. Он «отъехал» сразу почти, и болячка не спрогрессировала, как у меня. Бабка его добила!
– Бабка его утопила! Если верить тому, что вы там понаписали, и тому, что вам алкота местная наплела, – возразил Архангельский.
Войлов с трудом уже держал себя в руках и перешел на повышенный тон, что усиливало свирепость его внешнего вида.
– Она его кончала, понимаешь?! Все методы из своего волшебного арсенала использовала. И душить пыталась, и кусалась, и проклинала, как могла, в итоге нашла управу на него и утопила. Даже розыскная собака бабку уличила, ты сам видел. Какими бредовыми тебе бы ни казались показания свидетелей, но это единственное, что у нас есть. И лично у меня после всего произошедшего нет оснований им не доверять.
– Лично у тебя – прекрасно! Но этого недостаточно! – выпалил Максим, всплеснув руками. – Зачем вы направили дело в суд? Вы же видели, что доказательственная база практически никакая. Почему не продлить срок, он же не был критичен? Может, еще что накопали бы. Как мне поддерживать обвинение?!
– У каждого следaкá есть в практике нераскрытое дело, которое терзает его потом еще долгие годы, не давая спокойно жить. Для меня дело Хилер стало таким грузом. Да, я не смог доказать ее вину объективными доказательствами. Но я уверен, что бабка завалила толстого. На сто процентов убежден, что это она. Под конец расследования я возил дело на заслушку к руководству в управление. Говорил, что его рано направлять в суд с такими уликами, но мне больше не дали времени. Решили, что продление срока следствия нецелесообразно, что комплекс проведенных мероприятий является исчерпывающим, что нам не удастся получить других подтверждений виновности. У меня не было выбора, пришлось заканчивать следствие с тем, что удалось накопать. Да и куда еще там можно было бы копать? Розыскную собаку допросить разве что… Я на самом деле не знаю, как тебе поддерживать обвинение и как суду принимать решение. Но бабка виновна!
Глава десятая
На следующий день судебное заседание началось после обеда с приглашения в зал прибывшего судебного психиатра. Все места снова были заняты многочисленной публикой. Жители села получили мощный заряд интриги от первого процесса, и в этот раз в зале их было еще больше после бурного обсуждения соседями судебного следствия. Такую аудиторию Архангельскому до этого не приходилось наблюдать ни на одном из своих самых громких судебных разбирательств в городе.
За окном обнаженные ветви деревьев врезались в ясное, холодное голубое небо.
В полной тишине зала Архангельский изучал статно подходящего к кафедре мужчину интеллигентного вида. Он был стройным, ростом чуть выше среднего, с худощавым лицом и короткими темными волосами. Костюм коричневого оттенка и белоснежная сорочка с темным галстуком сидели на нем как фрак. Казалось, он заставлял все вокруг себя выглядеть значительным, хотя он всего лишь стоял за кафедрой в сельском актовом зале. Положив на стойку темно-коричневый кожаный портфель, он медленно извлек из него бумаги и надел очки в тонкой оправе. В манере его поведения чувствовался профессионал, движения его были плавны, разумно экономны.
Судья задала ему несколько вопросов, касающихся установления личности.
– Заместитель главного врача по экспертной работе областной клинической психиатрической больницы, – мягко отвечал он. – Маевский Константин Владимирович.
В его голосе прослушивалась размеренная серьезность. Он был вежлив, но не улыбался.
– Сколько времени вы занимаетесь психиатрией? – спросил обвинитель.
– Двадцать один год, – ответил доктор. Его холодные, проницательные глаза, казалось, говорили, что он видит здесь всех насквозь.
– В комиссии экспертов вы проводили комплексную психолого-психиатрическую судебную экспертизу в отношении Хилер Агаты Никаноровны?
– Да, это так.
– Из заключения следует, что у подэкспертной вами обнаружен магифренический синдром.
– Совершенно верно, – подтвердил эксперт, посмотрев в свои бумаги.
– Не могли бы вы подробнее объяснить, что собой представляет этот диагноз?
– Это психическое расстройство. Магифрения представляет собой специфическое нарушение сознательной психической деятельности, при котором в мышлении преобладают идеи и представления мистического содержания, противоречащие научным представлениям. На самом деле это достаточно широко распространенное в обществе явление.
В психиатрии это считается палеомышлением – оно эволюционно предшествовало появлению логического, концептуального мышления и еще в девятнадцатом столетии было описано как патология. Тогда уже выделяли эпидемии бесоодержимости, демономанические обманы восприятия, компульсивные ритуалы, членовредительство, целительство, ясновидение и прочее. Но психопатологические феномены более предпочтительно различать не по их содержанию болезненных идей, а по клинико-психопатологическим признакам.
– Можете объяснить, как проявился этот синдром у подсудимой в поведении?
– Вообще, на поведенческом уровне, – ответил Маевский, поправив очки, – магифрения проявляется в формировании своеобразного маги-ориентировочного жизненного стереотипа, для которого характерны в нашем случае ориентация в определении своей жизни на астрологию, экстрасенсорные предсказания, концентрация внимания на эзотерических психотехниках управления жизненным потенциалом и способах его развития, отказ от самостоятельности и ответственности за собственные поступки и их результаты. На психологическом уровне магическое мышление у Хилер сначала имело характер стойкого заблуждения, что могло быть такой формой переработки стресса. Далее, на клиническом уровне развития заболевания, синдром стал психопатологией в виде доминирующих идей, которые не поддавались коррекции. Дальнейшее прогрессирование магифрении повлияло на поведение подэкспертной, установки и весь уклад ее жизни.
Максим в очередной раз поймал себя на мысли, что допросы экспертов в суде часто вызывают у него головную боль на физическом уровне. Ему казалось, что с неменьшим успехом он понимал бы их, если бы они говорили на китайском. Но в то же время слишком часто переспрашивать, о чем они сказали, ему было неловко – боялся выглядеть глупо в глазах участников процесса. В таких случаях он зачастую опрометчиво успокаивал себя тем, что в суде теперь всегда ведется аудиозапись и секретарь все верно отразит в протоколе, к которому в дальнейшем можно будет обратиться за уточнением показаний.
– Константин Владимирович, все это не образовало у Хилер психотических расстройств? – аккуратно спросил он эксперта.
– Нет, выраженного слабоумия или психотических расстройств у Хилер не обнаружили и поставили магифренический синдром, так как были выявлены соответствующие ему признаки: сверхценные идеи мистического содержания, сильная эмоциональная вовлеченность в мистические убеждения, формальность критики к ним, сужение интересов за пределами своих магических идей и ограничение в связи с этим социальных контактов.
– А почему магифрения не классифицируется как клиническая психопатология? Эти расстройства, вообще, не исключают вменяемости?
– Магифрения не имеет морфологических признаков в головном мозге и выражается только через идеи и мировоззрение, что не позволяет однозначно классифицировать ее как клиническую психопатологию. Вменяемости она не исключает. Она скорее несет остросоциальную проблематику. У нас миллионы таких пациентов, которые тормозят прогресс общества. Если наступила засуха и урожай гибнет, надо брать в руки лопаты и копать ирригационные каналы, а не танцевать с бубном. Когда человек болен, нужно лечить его, укреплять его здоровье, а не молиться богам и доверять гомеопатии.
– Значит, в период инкриминируемого деяния Хилер осознавала фактический характер и общественную опасность своих действий?
– Совершенно верно, и могла руководить ими.
– Доходчиво, спасибо. У обвинения нет вопросов.
– Защита, – судья посмотрела на Корчагину. – Ваши вопросы эксперту.
– Спасибо, ваша честь, – сказала Анна Сергеевна судье и обратилась к психиатру: – Константин Владимирович, скажите, пожалуйста, человек с таким синдромом представляет опасность для общества?
– Если вы спрашиваете про обвиняемую, то конечно же, ведь она человека убила.
– Нет, подождите, – возразила Корчагина. – У нас еще не доказано, убивала ли она кого-то или нет. Давайте будем исходить не из фабулы постановления, которое вам следователь направил вместе с делом на экспертизу, а из фактических данных. Я ведь правильно понимаю, в вашу задачу входило определить психическое состояние моей подзащитной как на день исследования, так и на момент вменяемого ей деяния?