Тайна тихой реки — страница 16 из 29

– Да, это так, – согласился эксперт.

– Тогда ответьте еще раз на мой первый вопрос, не принимая во внимание, что ей вменяет следователь.

– Здесь все строго индивидуально. В этом случае – нет, опасности для общества не представляет. Но если уровень сверхценных идей у Хилер трансформируется в бредовый, то может и представлять опасность.

– Ну, это уже будет совсем другая история, – заключила Корчагина. – Спасибо, у защиты нет вопросов.

На этом допрос эксперта был завершен, он покинул зал заседания, и следом за ним в дверь вошел участковый, который привел с собой мужчину потрепанного вида. Архангельский сразу же узнал в нем одного из обитателей села, с которым ему довелось познакомиться в свой первый день прибытия в Марфино. Это свидетель Брагин. Накануне вечером Архангельский сфотографировал копию протокола его допроса и скинул фото участковому Кадралиеву, попросив показать Брагину, чтобы освежить в памяти его показания во избежание возможных эксцессов в суде. Не самый честный прием в прокурорской практике, но зачастую это существенно укрепляет процесс представления доказательств стороной обвинения. Кадралиев уверил, что исполнит просьбу, поэтому сюрпризов не должно было быть.

Брагин был очень высокого роста, но сильно сутулился и шаткой походкой поплелся между рядов к центру зала после того, как участковый придал ему ускорения, слегка толкнув в спину. По инерции с каждым новым шагом набирая скорость, Брагин в один момент чуть было не упал на сидевших рядом слушателей. В зале раздался громкий гул негодования, смешанный с короткими смешками.

– Головной убор снимите! Вы где находитесь? – возмутилась судья, подняв голову на прибывшего.

– Извиняюсь, ваше высокопревосходительство, – виновато улыбнулся Брагин и стянул с головы грязную шапку. На нем по-прежнему были тот же рваный тулуп и старые поношенные ботинки. Кожа на его лице была сморщенной и обветренной. На его подбородке торчала белая, как высохшая трава, щетина.

– Как вы себя чувствуете? – серьезно спросила судья, глядя на него из-под очков.

– Благодарю, ваше высочество, прекрасно себя чувствую. – Брагин вцепился обеими руками в трибуну и на полтона ниже добавил: – Правда, это, поясницу вот дергает уже неделю…

«Адвокатша сожрет его своими вопросиками о коньячках…» – обескураженно подумал Максим, почесывая рукою лоб и искоса глядя на доставленного, от которого исходили скверные запахи.

– Участковый, скажите, пожалуйста, – крикнула судья стоявшему в дальнем конце зала сотруднику, – свидетель в алкогольном опьянении?

– Никак нет, ваша честь! – отрапортовал участковый. – Третьи сутки у меня в опорке сидит. Уже и старых дрожжей не должно было остаться.

Установив личность явившегося, судья предупредила его об ответственности за дачу ложных показаний.

– Буду говорить только правду. Клянусь, ваше преосвященство! – изрек в ответ Брагин, торжественно подняв ладонь, а вторую руку положив на грудь. В зале снова раздался смех, и Максиму показалось, что взглядом он поймал косую усмешку даже на лице Агаты Никаноровны.

– Тишина в зале! – громко крикнула судья, после чего она обратилась к свидетелю: – Брагин, немедленно прекратите паясничать, вы прибыли в суд, перестаньте строить из себя шута! К судье следует обращаться – «ваша честь»!

Но на лице Брагина не было и тени улыбки, он не шутил и старался быть серьезным, насколько ему позволяло его состояние:

– И не собирался паясничать, ваше благород…

– Прокурор, приступайте к допросу! – прервала его судья.

– Павел Игоревич, – начал Максим, – расскажите суду все, что вам известно по существу дела.

– Да а че мне известно, – почесал Брагин густую шевелюру затылка, – особо-то и неизвестно ниче.

Архангельский глубоко вздохнул и озадаченно посмотрел на свидетеля.

– Вас следователь допрашивал? – с укоризной спросил он.

– Ну, было дело.

– Помните, что говорили ему?

– Припоминаю, – мешкаясь ответил Брагин.

– Припомните вслух, пожалуйста.

Еще раз почесав затылок, свидетель, видимо, собрался с мыслями и начал говорить:

– Ну это, шел я с Ватажки домой под утро. Заря только занималась. Но я село как свои пять пальцев знаю, дорогу искать не надо. Подхожу, значит, к мосту. А там два фонаря рядом стоят: на одном берегу реки и на той стороне моста один. Слышу, вода плещется, возня какая-то на берегу. Свет от фонаря как раз падал на берег у моста и на воду. Смотрю, стоит баба вроде как. По колено в реке задом ко мне стоит и будто полощет в воде что-то. Думаю, белье стирает, что ль. Я, значит, поближе. За дерево встал и приглядываюсь стою. И тут у меня глаза на лоб полезли: там человек у нее барахтается в воде.

Публика зала, перешептываясь, синхронно повернулась к окнам. Небо стремительно затягивалось тяжелыми тучами.

– Потише-потише, – остановила судья поднимавшееся волнение. – Продолжайте, свидетель.

– Ну, человек тот вроде как руками машет, а баба его голову туда ать, значит, под воду! Ага, под воду обратно рукой так. И хохочет стоит. Ну а, это, там мужик был. Он голову высунет из-под воды, че-то бурчит, кричать пытается, а она опять ать его под воду! И опять хохочет. Заливисто так, будто развлекается. А я точно онемел. Мне страшно до чертиков. Особенно от смеха этого ледяного. Пошевелиться не могу, стою, глаза выпучил, хочу крикнуть, рот раскрываю, а голоса нет, и все тут. Вот, смотрите, ваша светлость, волосы аж дыбом встали, как вспоминаю, – с этими словами Брагин засучил рукав тулупа и протянул в сторону судьи обнаженную руку.

Архангельский быстро записывал на бумагу показания и, закончив, спросил:

– А когда это было, можете точнее сказать?

Брагин нахмурил брови и несколько секунд смотрел в пол.

– Так это, Ивáнов день был! Седьмое июля же.

– А время?

– Вот время не скажу, не знаю. Но после четырех уже.

– Хорошо. Вы сказали, что женщина стояла по колено в воде. Во что она была одета, вы видели?

– Ну, да, видел. В рубашке ночной. Длинной. Белой вроде как. Ну светлой точно.

– Рубашка по длине ниже колена? Получается, в воде был низ рубашки?

– Да-да, в воде рубашка была снизу.

– На каком расстоянии от вас это происходило?

– Да не знаю. Ну, метров десять, не больше. Метров семь-восемь до берега было, и они метрах в двух-трех от берега в реке барахтались.

– И вы отчетливо все видели?

– Да вот как вас щас вижу, так же и их видел.

– А кто это были? Может, удалось вам рассмотреть и вы узнали?

Брагин на время замолчал. По нему было видно, что он начал нервничать. Своей шапкой он вытер пот со лба и продолжил:

– Ну, нет, не узнал. Она же задом ко мне стояла…

– Что дальше было?

– Дальше? – Его нижняя челюсть задрожала. – Этот притих под водой, барахтаться перестал. Она, значит, разворачивается и тянет его за руку к берегу. Да так легко, с такой силой, будто и не баба вовсе. Подтянула его к берегу и бросила. Ну а он и лежит.

– А когда она развернулась, лицо ее не рассмотрели?

– Да не рассмотрел, – Брагин виновато опустил голову. – У нее волосы длинные были очень. До пояса почти. Они лицо закрывали.

Максим посмотрел на подсудимую, которая сидела с платком на голове и грозно исподлобья наблюдала за Брагиным. Тот же за все время ни разу не обратил на нее взор и, даже наоборот, всячески старался не смотреть в ее сторону.

– А телосложение ее можете описать?

– Высокая очень была. И худощавая, – тихо проговорил свидетель.

– Павел Игоревич, – сказал Архангельский, пристально глядя на Брагина, – посмотрите на подсудимую. Не ее ли вы видели в ту ночь?

Брагин не шевелился и с глуповатой улыбкой молча смотрел на прокурора, словно умоляя не просить его об этом. В зале воцарилась гробовая тишина. У стекла одного из окон зажужжала муха.

– Павел Игоревич? – нарушил тишину Архангельский, не спуская глаз со свидетеля. – Я напоминаю вам об уголовной ответственности за отказ от дачи показаний и за дачу заведомо ложных показаний.

За окном в затягивающееся свинцовыми тучами небо вспорхнула с земли стая ворон, которые, звучно хлопая крыльями, стали кружить над пустырем.

Брагин хотел сглотнуть слюну, пытаясь протолкнуть ком в пересохшем горле, но не смог. Переминаясь с ноги на ногу, он медленно повернулся к столу, за которым сидели Хилер с Корчагиной. Взглянув на подсудимую, он мигом отвернулся обратно к прокурору:

– Не знаю, господин начальник, не помню. Хоть убей, не вспомню.

– Хорошо, – с досадой выдохнул Максим. – Что было потом?

– Потом? А вот потом было совсем странное дело. Она, значит, над мужичком стоит и что-то бормочет. Что – уж я не слышал. Ну и утопленник встал… Вот взял и встал на ноги. Уж не знаю теперь, утопленник он был или они просто купались там. Но тогда я, честно, так перетрусил, что в обморок там за деревом и свалился. Земля из-под ног ушла от этой картины. Хотя у нас тут в селе чего только не насмотришься.

После этих слов Брагин трижды перекрестился.

– А как выглядел мужчина? – спросил Максим.

– Мужик здоровый был. Упитанный такой. За центнер-то небось точно весил. А физиономии его я тогда не видел.

Когда Архангельский закончил свои вопросы, слово было предоставлено защите.

– Павел Игоревич, скажите, – начала Корчагина, – а что вы ночью делали на Ватажке?

– В гостях был у товарища. Он пенсию получил.

– Таак, хорошо, – Анна Сергеевна записала что-то на бумаге. – Напитки, наверное, распивали с товарищем спиртосодержащие? Ивáнов день как-никак – такой праздник хороший.

– Не без этого, – ответил Брагин, пожав плечами. – Литрушку самогона за вечер скушали.

– Ну! Разве ж кто спорит. Святое дело, – не унималась Корчагина в задорном упоении ехидничеством. – А вечер ваш с какого времени тогда начался?

– С какого, с какого, – снова пожал плечами Брагин. – Часов с пяти вечера сидели, не раньше.

– Ого, это ж почти одиннадцать часов трапезничали! Скажите-ка, Пал Игорич, положа руку на сердце, нормально хватает литрушки-то на одиннадцать часов?