– Это уж точно. – Глаза Татьяны игриво вздрогнули, словно вспомнила что-то веселое. – Тогда придется вам выступить в роли переводчика и всё им объяснить.
– Для этого я и хотела предварительно сама во всем разобраться. Но мне нужна твоя помощь.
– Валентина Ипполитовна, ну когда я вам отказывала?
– Скажи. Кто из ваших коллег математиков был по настоящему увлечен теоремой Ферма?
– Уверена, в свое время многие прошли через эту болезнь, – хмыкнула Татьяна, – а когда поняли, что она им не по зубам, то оставили.
– Меня интересуют только те, кто хорошо знал Константина и его маму. И кто мог бы ради доказательства теоремы Ферма переступить через закон и совесть. Подумай, о ком ты могла бы сказать такое?
– Как вы повернули-то.
– А что, разве в среде ученых нет беспринципных людей?
– Попадаются, – согласилась Архангельская и задумалась.
– Нужны те, кто мог недавно пересекаться с Даниным или его мамой, – подсказала Вишневская.
– Тогда, пожалуй, Левон Амбарцумов. Он еще учился вместе с нами в школе в параллельном классе.
– Я помню Лёву. Он любил деньги и не очень любил решать сложные задачи.
– Вот-вот. А доказательство теоремы Ферма в цепких руках может принести неплохие деньги. – Татьяна несколько раз задумчиво зажгла и потушила зажигалку. – Кстати, недавно Ефим Здановский упомянул, что встретил Данина. Он живет в этом районе, и мог пересечься.
– Кто это? Я его знаю?
– Вряд ли. Здановский всегда по-черному завидовал Данину. А в глаза льстил, причем, топорно, неуклюже. Одно время стремился подружиться и, я не исключаю, что бывал у него дома. Мне он не нравится: дерганный, ко всему цепляется.
Татьяна встала, подошла к окну, потрогала пальцем распустившийся цветок.
– У меня такой никогда не цвел.
– Я тебе потом объясню, чем удобрять надо. Ты вспомнила только двоих. Это все?
– Еще, наверное, Михаил Фищук. Мы с ним познакомились в университете. Он прекрасно понимал гениальность Данина, обожал его и всё время предлагал помощь, приносил какие-то работы. Если Данин находил в них ошибку, Фищук не обижался, а восторгался еще больше. Мне он сильно не нравился, одно время я даже к нему ревновала, такими влюбленными глазами он смотрел на Данина. Очень назойливый и скользкий тип. Но потом я с Даниным развелась и избавилась от присутствия Фищука. А он продолжал с ним общаться. Это точно.
Валентина Ипполитовна, водрузив на нос очки, переписала фамилии на листочек и спросила:
– Кто-нибудь еще?
– Нет. Это все. – Татьяна тряхнула модельной стрижкой и закурила.
– А Феликс? – осторожно намекнула учительница.
– При чем тут Феликс! – Архангельская нервно дернула рукой, пепел свалился на подоконник. Она развернулась и свысока грозно взирала на маленькую учительницу. – Феликс уже давно забросил научную работу, у него в глазах теперь одни доллары стоят.
– А он общался с Константином?
– Пытался звонить иногда. Говорил, что школьные друзья не забываются. Но это всё без толку. Они стали разными людьми.
– А у тебя с Феликсом как?
– Нормально, – небрежно отмахнулась Татьяна. – Живем получше, чем другие. Сегодня он прилетел из Испании, обещал какой-то сюрприз. Я даже не успела с ним встретиться.
– Ой, а я тебя задерживаю. – Пожилая учительница ткнула в листок с фамилиями: – Мне надо знать, где они живут?
– Зачем?
– Попробую навестить, пообщаться. Ведь мог Константин Данин поделиться великим открытием с любимой учительницей? Вот и обсужу теорему Ферма с ними, посмотрю на реакцию.
Татьяна Архангельская с восхищением посмотрела на смелую учительницу.
– Вы намерены провести самостоятельное расследование?
– Ну, что ты говоришь. Куда мне с этим. – Вишневская опустила ироничный взгляд на хромую ногу. – Я только поговорю. Как с тобой. Может они что-то подскажут.
– Где живет Ефим Аркадьевич Здановский, я знаю. Записывайте. – Архангельская продиктовала и направилась к выходу: – Извините, Валентина Ипполитовна, но мне пора. Адреса Амбарцумова и Фищука я подсмотрю в личных делах. И вы все-таки подумайте об адвокате. Сейчас без них никуда.
11
Валентина Ипполитовна сверила номер квартиры с адресом Здановского Ефима Аркадьевича и нажала кнопку звонка. Она решила не откладывать визит к подозрительному коллеге Данина, тем более, что и жил он действительно недалеко. Ей казалось, что убийце сложнее всего скрывать свои эмоции в первый день преступления.
Дверь открыл мужчина лет сорока пяти среднего телосложения с круглой бородкой такого типа, какая образуется у детей, ткнувшихся ртом в шоколадный торт. Одет он был в бесформенный спортивный костюм, не встречающийся в продаже уже лет десять, на нежданную гостью смотрел брезгливо и подозрительно.
– Ефим Аркадьевич? – поспешила улыбнуться учительница и представилась: – Я Вишневская Валентина Ипполитовна, бывшая учительница Константина Данина. С ним произошло несчастье. Я хотела бы с вами поговорить.
– А я тут при чем?
– Вы его хороший знакомый, вместе работали в одной лаборатории много лет.
– Ну и что?
– Ефим Аркадьевич, вы даже не спрашиваете, что случилось с Константином?
Здановский явно смутился. Темные маленькие глазки, дерзко смотревшие в упор, на некоторое время заинтересовались обувью гостьи.
– Ясно что. Спился или заболел. Требуются деньги на лечение, – пробурчал Здановский, дернул подбородком и с прежним вызовом, словно гордился сказанным, произнес: – Только денег у меня нет! Лучше к его бывшей женушке обратитесь.
– С Татьяной Архангельской я только что встречалась. Но Данин не заболел, Ефим Аркадьевич. Он попал в тюрьму.
– Что? – недоверчиво скривился Здановский. – Данин в тюрьме?
Вишневская следила за его реакцией: играет или нет?
– Вы разрешите пройти? – попросила она.
Здановский нехотя подвинулся.
– Только это… Гостей я не ждал.
– Фима, это кто? – выкрикнул женский голос из кухни.
– Ко мне это! По работе! – Ефим Аркадьевич указал учительнице на дверь в гостиную: – Давайте сюда. Не раздевайтесь. Вы же не надолго.
Хозяин квартиры подхватил пиджак, висевший на стуле, торопливо одел его поверх спортивного костюма и предложил гостье сесть. Вишневская оказалась за круглым столом, стоявшим посредине комнаты, и заинтересованно прищурилась. Перед ней лежали рукописные листы с формулами. Спохватившийся Здановский второпях сгреб их и пихнул в переполненный книжный шкаф. Видимо гостиная использовалась в доме и в качестве кабинета. Ефим Аркадьевич смущенно пригладил за уши не в меру отросшие волосы, зачем-то застегнул пиджак на все пуговицы и сел напротив учительницы.
– Валентина…
– Ипполитовна, – подсказала Вишневская.
– Да-да. Валентина Ипполитовна, так что там с Даниным?
Теперь хозяин квартиры стремился создать хорошее впечатление. Он даже попытался улыбнуться, но, как у всех людей с подобной демонической бородкой, от его натянутого оскала веяло холодом. Гордая осанка напоминала о том, что в молодые годы он слыл красавцем, бесчувственным и надменным. Однако потертый пиджак поверх спортивного костюма ясно указывал, что лучшие годы Ефима Здановского уже позади.
Валентина Ипполитовна выждала паузу, спокойно наблюдая за собеседником.
– Произошел несчастный случай: погибла его мама. А Константина арестовали по подозрению в убийстве.
– Данина обвиняют в убийстве? – Здановский дернулся, будто его укололи, повернулся боком и закинул ногу на ногу. Теперь Вишневская могла лицезреть его надменный орлиный профиль, но не видела выражения его глаз. – Ерунда. Нет. Данин слабак… В прочем, я его давно не видел.
– А когда вы последний раз встречались с ним?
– Я же говорю: давно!
– А все-таки? Вы живете с ним в одном районе.
– Ну, столкнулся как-то… Не помню когда. Даже о чем-то поговорили.
– О чем?
– Какая разница? Меня его жизнь совсем не интересует! О погоде, наверное. – Здановский решительно повернулся. – А вы зачем пришли ко мне?
– Константина незаслуженно обвиняют в жутком преступлении. Но он, конечно же, не виновен. Мы: вы и я, все кто его знает, должны об этом прямо заявить следователю. Данин замечательный ученый, все его мысли – только о математике. Наша наука не должна его потерять.
– Наша наука, – презрительно скривился Здановский и неожиданно взорвался: – Нет у нас никакой науки, и уже давно! Есть только интриганы и бюрократы, окопавшиеся в академических кабинетах. Какая наука, вы о чем? Научная мысль сейчас бьется только на Западе. У нас ее давно угробили! Посмотрите сколько нобелевских лауреатов из США и Западной Европы, а сколько у нас? Одна шестая часть суши способна рождать только бессовестных чиновников, безликую массу серой интеллигенции и великое количество пьяниц и проституток. Лишь горстка смелых людей, которых раньше называли диссидентами, способна открыто заявить об этом. Государственные чинуши и прикормленные депутаты бодаются с инакомыслящими, те придумывают иезуитские козни постылой родине, иносказательно язвят, воображая себя новыми Лафонтенами, вот и всё бурление мысли в огромной стране! А вы заявляете о науке.
Во время своей бурной речи Здановский вскочил, ходил по комнате и размахивал руками. Чувствовалось, что Вишневская угодила на его самую больную мозоль. Это был один из тех научных пахарей, вечно бьющихся на одном и том же месте, мечтающих о недостижимой докторской диссертации и уверенных, что всё кругом плохо.
Ефим Аркадьевич неожиданно наклонился к Валентине Ипполитовне и зашептал:
– Только в ФСБ остались умные люди. Они и управляют страной. Если раньше они придумывали "запрещенные" анекдоты для выпускания пара, то теперь поддерживают видимость многопартийности и разрешают иногда публиковать критические статейки, чтобы работяги думали, что живут в свободной стране. Вот такой бульончик у нас замешан, а вы говорите – наука! Где она? О ней все забыли. Наука перебралась на Запад! – Здановский плюхнулся на стул и горестно затряс го