Линор Лавингтон тяжело вздохнула.
– Вот. Я это сказала. Таковы мои истинные чувства. Вы считаете, что я жестокая, бессердечная мать, мистер Пуаро?
– Конечно, вы любящая мать, мадам, но… позвольте мне сделать одно наблюдение?
– Конечно.
– Мадемуазель Айви – весьма привлекательная девушка нормальных форм и размеров. Как мне кажется, вы тревожитесь напрасно. Да, она не обладает идеальной фигурой, как у вас или вашей сестры и у многих других женщин. Но посмотрите вокруг! Не только обладательницы осиной талии, которую я могу обхватить большим и указательным пальцами, влюбляются и успешно выходят замуж.
Линор Лавингтон энергично качала головой, пока Пуаро говорил.
– Если Айви и дальше будет так же поглощать картофель, – заговорила Линор, как только Пуаро замолчал, – то скоро о ее талии нечего будет сказать. Именно с этого начались неприятности на том злосчастном обеде: она положила себе на тарелку сначала одну картофелину, потом вторую и третью, и я просто не сумела удержаться.
– От чего? – спросил Пуаро.
– Я лишь сказала: «Айви, двух картофелин, несомненно, будет достаточно». Мне казалось, что я тщательно подобрала слова, но она впала в ярость, и ее негодование вырвалось наружу, в том числе и история на пляже. Дедушка и Аннабель были огорчены, а я расстроилась из-за того, что оказалась главным злодеем; впрочем, так и есть – и от этого только хуже!
– Расскажите мне, что произошло на пляже, – попросил Пуаро.
– Это случилось прошлым летом, – начала Линор. – Стоял невероятно жаркий день. У Аннабель был грипп, и она не могла даже выйти в сад поиграть с собакой. Пес выл и скулил в ногах у ее постели, и она ужасно переживала. Аннабель попросила нас взять его с собой и увести подальше от Комбингэм-холла. Меня не слишком вдохновила эта перспектива – я не люблю собак, но Айви сказала, что Аннабель поправится быстрее, если не будет беспокоиться за пса, и я согласилась.
Мы отправились на пляж. Вы знаете, что, когда Айви была маленькой, она едва не утонула? Тогда у нее и появились ужасные шрамы. Она скатилась по крутому берегу и упала в реку. Пес Аннабель Скиттл пытался помешать ей упасть в воду и сильно расцарапал лицо. Конечно, он ни в чем не виноват.
– Мадемуазель Аннабель спасла жизнь вашей дочери, не так ли? – спросил Пуаро.
– Да. Если бы не моя сестра, Айви утонула бы. Они обе едва не погибли. Течение в том месте настолько сильное, что их могло унести, но каким-то образом Аннабель сумела вытащить Айви из воды и спастись сама. Им очень повезло. Мне даже страшно подумать, что могло случиться. С тех пор у Аннабель появилось стойкое отвращение к воде.
– К воде, – пробормотал Пуаро. – Весьма занятно.
– Айви также довольно долго боялась воды, но в возрасте четырнадцати лет решила преодолеть страх и вскоре стала регулярно и с удовольствием плавать. Теперь она довольно часто ездит на реку, чтобы искупаться, – на тот самый пляж, куда мы с ней взяли Хоппи, когда Аннабель болела.
– Похвально.
– Да. Но в результате ее руки и ноги стали мускулистыми. И едва ли мне стоит говорить вам, что лишь немногие женщины спортивного сложения удачно выходят замуж, мистер Пуаро. Тут у меня нет ни малейших сомнений. Я просто хочу, чтобы моя дочь выглядела привлекательно, вот и все.
Пуаро промолчал.
– Сама я купаюсь редко, – продолжала Линор. – И много лет до того дня, как мы повезли Хоппи на пляж, не видела дочь в купальном костюме. Айви плавала минут тридцать, а потом пришла посидеть со мной. Пес резвился в волнах, и мы с Айви уселись под деревом. Айви решила устроить пикник и принялась за еду. Пес прибежал к нам, чтобы чем-нибудь поживиться, и тут произошла странная вещь: Айви побледнела и начала дрожать. Она смотрела на собаку, и ее так сильно трясло, как будто она вот-вот упадет в обморок.
Я спросила, что случилось, но Айви не могла говорить. К ней вернулись воспоминания – понимаете, о том дне, когда она едва не утонула. Айви смогла рассказать об этом лишь значительно позже, по дороге домой. В течение многих лет она не помнила никаких подробностей, и вдруг прошлое вернулось: она вспомнила, как, находясь под водой, не могла ни вздохнуть, ни освободиться от того, что ее удерживало, вспомнила, что на берегу росли деревья вроде тех, под которыми мы сидели на пляже, и лапы Скиттла… Как хорошо вы знаете собак, мистер Пуаро?
– За долгие годы я свел знакомство с несколькими, мадам. Но почему вы спрашиваете?
– А вы когда-нибудь видели собаку вроде Хоппи?
Видел ли он? Пуаро решил, что нет. В чем и признался.
– Хоппи – эрдельтерьер, – сказала Линор. – Несомненно, вы заметили, что на всех лапах у него густая шерсть, будто меховые штаны.
– Oui. Это хорошее описание.
– Скиттл, пес, который пытался спасти Айви, также был эрдельтерьером. Пока лапы такой собаки остаются сухими, они кажутся гораздо более толстыми, чем на самом деле, потому что шерсть торчит во все стороны. Когда Хоппи в тот день подбежал к Айви, рассчитывая получить еду, его лапы были мокрыми после купания и потому казались худыми, точно пара коричневых палок. И их вид вернул Айви в тот день, когда она едва не утонула.
Понимаете, мистер Пуаро, она вспомнила, как видела мокрые лапы Скиттла, и ей показалось, всего на секунду или две, что это стволы деревьев. А из-за того, что они были тонкими, Айви подумала, что они далеко и, значит, она далеко от берега и у нее нет надежды на спасение. Я думаю, она впала в бредовое состояние от страха.
Но через несколько мгновений до нее добралась Аннабель, и появилась надежда! Айви заметила, что рядом с тонкими стволами есть и толстые – и тогда поняла, что тонкие вовсе не деревья, что они движутся взад и вперед и принадлежат собаке. И все снова обрело смысл.
Дыхание Линор Лавингтон стало хриплым.
– Вы можете представить, как опечалил меня ее рассказ, мистер Пуаро? Вернулись шокирующие мысли о том, что я едва не потеряла дочь. Если бы Айви не взяла с собой собаку в тот день, если бы пес не намочил в воде лапы, воспоминания никогда не вернулись бы. Я так бы хотела, чтобы этого не было, и я не произнесла бы тех слов, что произнесла потом, но прошлое не изменить, не правда ли?
– Итак, мы приближаемся к той неудачной фразе о ногах? – спросил Пуаро.
Он уже сомневался, что Линор Лавингтон когда-нибудь до нее доберется.
– Мы возвращались домой. После того как Айви рассказала мне о своих воспоминаниях, я была сама не своя и пыталась сосредоточиться на управлении машиной, чтобы мы никуда не врезались. Мне ужасно хотелось, чтобы она перестала говорить, а я сумела собраться с мыслями… и эти слова просто вырвались у меня! Я произнесла их неосознанно.
– О каких словах идет речь, мадам?
– Я сказала, что лапы Скиттла совсем не напоминали стволы деревьев. И добавила, что Айви следует подумать о том, чтобы поменьше плавать, потому что скоро ее ноги станут все больше напоминать стволы деревьев. Я сразу же пожалела о своих словах. И все же в них было кое-что положительное: Айви ужасно на меня рассердилась. И воспоминания о том, как она едва не утонула, исчезли. Теперь она могла лишь ненавидеть свою бессердечную мать.
Я произнесла эти слова не затем, чтобы причинить ей боль, – на самом деле я не считаю ее ноги похожими на стволы, – я лишь хотела, чтобы она подумала о чем-то другом, выбросив из головы ужасные воспоминания. Я хотела, чтобы она обратила внимание на будущее, а не на прошлое. Я долгие часы приносила ей извинения и решила, что ее обида осталась в прошлом, я правда так думала, а через несколько месяцев, за обедом… ну я вам уже говорила.
– Мадемуазель Айви рассказала вашей сестре и деду о том, что произошло на пляже и что вы ей сказали?
– Да.
– И какова была их реакция?
– Аннабель, конечно, пришла в смятение, – с привычным нетерпением ответила Линор. – На каждую слезу, пролитую кем-либо, Аннабель должна ответить потоком собственных.
– А мсье Панди?
– Он ничего не сказал, но выглядел ужасно несчастным. Я не думаю, что его расстроили мои слова, – его встревожил страх Айви, которая думала, что умрет. Возможно, ей следовало оставить неожиданно всплывшие воспоминания при себе. Это все влияние Аннабель. Прежде у Айви никогда не бывало таких эмоциональных всплесков. И даже после того как обед был испорчен, ей, видимо, показалось этого недостаточно! В день смерти дедушки я шла по лестнице, когда услышала громкие рыдания. Плакать можно тихо, вы же знаете, мистер Пуаро.
– Вы правы, мадам.
– Я решила, что больше не могу терпеть подобную жалость к себе. Моя дочь была сильной здоровой девушкой. Я так ей и сказала, а она закричала в ответ: «Как я могу себя чувствовать, если моя мать сравнила мои ноги со стволами деревьев?» Ну а потом, понятно, на лестницу выбежала Аннабель, чтобы сунуть свой нос куда не следует, сделав вид, что пытается восстановить мир между нами. И почти сразу же дедушка закричал из ванной комнаты, что мы ужасно шумим. Если бы Аннабель не вмешалась, дав мне возможность говорить с дочерью наедине, было бы гораздо меньше шума, поскольку мне пришлось повысить голос, заглушая плач Аннабель. Дедушка не был глупцом – он все понимал не хуже меня. Он кричал на Аннабель. Ведь он уже решил…
Пуаро повернул голову, чтобы выяснить, отчего миссис Лавингтон смолкла, и увидел, как у нее изменилось лицо. Она молча смотрела на дорогу.
– Пожалуйста, продолжайте, – сказал Пуаро.
– Если я продолжу, вы должны обещать, что не станете об этом рассказывать теперь, когда дедушка умер.
– Вы хотели поведать мне, что мсье Панди решил изменить завещание?
Машину резко рвануло.
– Sacre tonerre![38] – вскричал Пуаро. – Вас удивляет, что Эркюль Пуаро так много знает, – я понимаю, но это не повод сгубить нас обоих.
– Откуда вы узнали о завещании? Если только… Должно быть, вы встречались с Питером Ваутом. Как забавно. Дедушка говорил, что он рассказал об этом только мне. Может быть, он имел в виду нашу семью. Аннабель не следует ничего знать, мистер Пуаро. Вы должны мне обещать. Это ее уничтожит. Я говорила о ней не самые приятные вещи, и тем не менее…