– Кира…
Я вжималась спиной в зеленые мягкие колючки деревьев, чувствуя, как колет изнутри мое сердце, а вовсе не спину в коротком топе.
– Не верь Максиму. Он… не тот, кто тебе нужен. Он все только портит.
– Откуда ты знаешь?
– Он… подставил меня, – выдохнул Костя. – Если бы не журавль… я был бы сейчас мертв.
– Что? Как? Что он сделал?.. Максим?
– Кирочка! – раздался голос райской птицы с изгороди у меня за спиной, и я подумала, что поторопилась, отказавшись вчера от МРТ головного мозга. – Кирочка, ты здесь? – звала меня изгородь голосом Владиславы Сергеевны.
– Прошу, – аккуратно прикоснулся Костя к моему фиксирующему воротнику, – не наделай глупостей. Хотя бы час. Я быстро вернусь и все тебе расскажу.
Мы с Костей вздрогнули парой перепуганных воробышков, прячущихся от вынюхивающей их лисицы.
– Кирочка! Ау! Ау-аушечки!
Нам пришлось ретироваться. Мы с Костей крались в противоположные стороны вдоль живой изгороди – границы, разделяющей пространство людей и Воронцовых, и где-то между – на острие уголка туи – каким-то образом нам все еще удавалось не упасть.
Мы не могли выбрать сторону.
Кажется, мы не могли даже нормально выбрать себе пару.
Когда добралась до своей комнаты, было ощущение, что мне на глаза надели очки для плавания, заполненные водой, в которую запустили в придачу аквариумных рыбок (привет, мам!).
Как я могу перестать верить Максу? Ему-то что от меня нужно? Кто я для него: аллергия, наваждение, цель? И хорошо, если не та – в форме оптического прицела.
Через час в дверь раздался стук. Думала, что это Костя вернулся, но вместо него в комнату вошла Яна.
– Кира, ты заболела? Вызвать врача? Это шея? Говорила же, что нужно на МРТ.
– Нет, Ян. Не болит. Ничего не болит.
Я лежала лицом вниз, пробуя нащупать ее ладонь у себя за спиной. Коснувшись моих пальцев, Яна подложила под них что-то шершавое.
– Костя просил тебе передать.
Приподнимая руками шейный воротник для удобства, я повернулась и увидела продолговатую коробочку.
– Откроешь? – попросила я.
Яна сдвинула крышку.
– Кажется, это значок. С птицей.
На протянутой ладошке лежал серый деревянный значок с изображением летящего на распахнутых крыльях журавля.
– Еще записка, прочитать? – Я кивнула, и Яна зачитала: – «Чтобы журавли во снах могли найти друг друга».
Я вертела журавля за распахнутые крылья.
– Журавль для Журавлевой, – улыбнулась Яна, – милый жест. Отдыхай, если что, я на быстром наборе мобильника. Цифра «один», помнишь?
– Ты уходишь? – огорчилась я.
– Владислава Сергеевна пишет, – уставилась она в планшет. – Кондитер приготовил десерты с изображениями картин не Моне, а Мане, и Владислава Сергеевна вот-вот грохнется в обморок.
– Вернешься попозже?
– Конечно. Чтобы выгнать стилистов. Я пригласила к тебе мастера по волосам, но, думаю, не понадобится. Запри дверь, просто поспи.
– Нет, – понимала я, что не могу просто оставить все как есть. Я не могла решить уравнение – это ладно, ведь я не Алла, но разобраться в парнях была обязана.
Я должна узнать, что нужно от меня Максиму и почему Костя так его ненавидит.
– Уверена? – уточнила Яна.
Она набрала номер после моего утвердительного миллиметрового кивка со всей доступной ему амплитудой фиксирующей стяжки вокруг шеи.
Яна набрала по сотовому:
– Стилистов на третий этаж. В библиотеку. Укладка, – посмотрела она на меня, – голливудские упругие локоны, естественный макияж, водостойкий мейкап для глаз и прозрачный блеск на губы.
Ее глаза за стеклами деловых очков блеснули, и Яна быстро добавила:
– Когда закончите, прыснете на голову из садовой лейки. Из садовой, – повторила она. – Чтобы укладка получилась в стиле Киры Игоревны. И аккуратней с ее воротником Шанца на шее, не намочите.
Я впервые за утро была готова рассмеяться:
– С Шанцем без шансов на адекват!
– Ты самая адекватная из всех здесь, – обернулась она в дверях. – Я вернусь позже с платьем.
Я даже решила не возражать против платья. Не идти же к гостям в драных джинсах и белой футболке с надписью: «Моя любимая черная футболка».
К собственному удивлению, мне понравилась укладка, получившаяся у стилистов. Они на самом деле окатили меня из лейки, предварительно трижды убедившись, что я не против. Зато волосы теперь рассыпались по плечам небрежно и естественно.
Не хватало мне еще стать подобием Владиславы Сергеевны с ее Голливудом и перьями или такой, как моя мама, – ведущей подсчет каждого оборота прядей-спиралек на своей шевелюре.
– Идеально, – обрадовалась Яна, распахивая принесенный чехол.
Оценить появившееся платье я смогла, лишь когда оно перекочевало с плечиков вешалки на мои. Яна подобрала его тон в тон к моему воротнику. Другими словами, оно было черным. Приятная невесомая ткань струилась по моей обнаженной коже, бесстыже открывая обзор на бедра справа и слева.
И если в этом созданном образе все еще оставалось что-то от меня – то это были спортивные трусы-боксеры с яркой аппликацией по центру.
– Стринги, – осматривала Яна меня, ставя заключительную точку.
Точнее, нитку.
Она поднесла микрофон, спускающийся с ее наушника, готовая отдать поручение.
– Только попробуй! – собиралась я отбрыкаться от трусов. – Я не надену их! Это неудобно и вредно!
– Ради эстетики потерпишь один вечер.
– Я спортсменка, я не модель.
– Ты же гимнастка. У вас женственная форма для выступлений.
– Но я выбрала хоккей! Это Роксана, – вспомнила ее прикид на тренировке из чего-то пушистого, беленького и воздушного, – она женственная. У нее стринги! Не у меня.
– Без белья пойдешь? Я тебя не выпущу из комнаты. Ну вот, ничего не успеваю, – не могла она более игнорировать требовательный писк планшета. – Я пришлю тебя три комплекта. Надень их. Ради меня.
– Все три? Ради тебя могу все три нацепить…
– Про туфли не забудь, – второпях напомнила Яна и убежала.
Померив пару босоножек, выглядевших созданными на 3D-принтере, с каблуками в форме античных статуй, я аккуратно отложила их в сторону, посчитав неуместным давить своей пяткой на голову, пусть и голову мини-атланта.
Обув белые разношенные кеды, я прицепила значок журавля у основания толстых бретелей и направилась в сад.
Оглянувшись, ничего ли не забыла, на всякий случай проверила телефон. СМС или пропущенных звонков не было. Прошло больше двух часов, а Костя все не возвращался. Я позвонила ему дважды, он не ответил.
Оставив мобильник, я спустилась вниз, где возле барного вытянутого стола меня окликнул Женя.
– Кира, Яна попросила меня отдать тебе это.
– Отличный бренд, – перехватил Максим розовый пакет с витиеватыми серебряными окантовками, заглядывая внутрь.
– Любишь стринги? Забирай их все.
– Люблю на них смотреть. На девушках. Это твои?
Я заметила, как Максим зыркнул на Женю и тот поскорее удалился, оставляя нас одних.
Притянув к себе, Максим собирался меня обнять, и пока я думала, позволить ему или сразу перейти к разговору, уже оказалась на его груди.
– Ой! – вскрикнул Максим, резко шатнувшись в сторону. – Больно… это выстрел в сердце?
Он растирал точку в центре груди, пока я соображала, что ударила его не я (пока что), а распахнувшаяся булавка на значке серого журавля.
– Максимушка! – услышали мы голос Воронцовой из холла. – Сыночек, где же ты? – крикнула она вверх, в пролет лестницы. – Праздник начинается!
– Я здесь, маман. Сейчас иду! – крикнул Максим с кухни и предложил мне руку, галантно согнув локоть.
– Подожди… трусы… Отвернись.
С улыбкой, но он отвернулся. Сунув руку, я наугад вытянула телесные.
– А все это время ты была без них? – резко обернулся он, когда я только-только успела одернуть юбку.
– Максимушка! – торопила Владислава Сергеевна сына.
– Иду, маман. Момент!
– Ты расскажешь мне, – не позволила я ему тронуться с места, – про Калининград? Про Костю? Он сказал, ты его подставил. Как?
– Сына! – требовательно ударила каблуком Воронцова по бугоркам черных камней.
Маска ужаса снова перетасовала лицо Максима, сменяясь на нем тысячей эмоций, что не поддавалось расшифровке.
Он был оборотнем, уставившимся на охотницу с серебряной пулей в арбалете, но, выстрелив, кого я прикончу? А кто останется?
Устав дожидаться, Воронцова прошла в столовую. Она была одета в длинное красное платье, из которого торчали длинные белые тонкие перышки. Они колыхались, когда Воронцова шла, и снова напомнили мне опарышей в окровавленном трупе.
– Маман, – закрыл меня своей спиной Макс со сморщенным лицом, – ты прекрасно выглядишь. Поздравляю с вернисажем. Уверен, сегодня купят сотню твоих работ.
– Благодарю, сыночка, благодарю! – похлопала она его по руке своей ладонью с кольцом на каждом пальце. – Твой отец задерживается. Ты не сопроводишь меня к гостям? Обещаю, я верну тебя через десять минут!
– Конечно, маман, – галантно кивнул он, оборачиваясь ко мне, и лицо его стало прежним: мышцы расслабились, тугие складки лба больше не нависали гамаками над бровями.
Обогнув мать и сына как можно более аккуратно, чтобы не чиркнуть по опарышам, я вышла на улицу первой.
Держась за шатрами, собиралась отсидеться на лавочке возле пруда с карпами. Проветриться. Перестать думать, кто и кого застрелит.
Оказалось, что не я одна чуралась высшего общества в количестве пятисот гостей. Если б я не затормозила, то на скорости своего бега, с погрешностью на мешающую мне юбку, перелетела бы через спину Аллы.
– Алла! – выравнивая траекторию падения, я схватилась за ее плечи, удерживая себя вертикально. – Ты чего тут сидишь… и ковыряешь палкой в грязи?
– Кости нет… трубку не берет. Я позвонила тринадцать с половиной раз.
– С половиной?
– Один гудок, и потом я бросила. Все равно ведь не возьмет.
– Он решит дела с Домиком и вернется. Наверное, проверяет, что там сломалось в его коде.