Я прищурила глаза.
Потолок. Это первое, что я увидела. Потолок моей комнаты. Глубоко вдохнув, опустила руки, ощупывая себя. На мне платье. И трусы – злосчастные впивающиеся стринги. Но нет белых кед. Зато есть пиджак, которым я была накрыта.
Голова раскалывалась. Когда попробовала встать и подойти к двери в ванную, меня начало вертолетить, а через минуту вывернуло в раковину чем-то зеленым. Стало полегче. Я залезла в душ прямо в платье и шейной фиксирующей шине.
Что вчера случилось?
Помню Максима. Мы стояли возле озера с карпами. Потом… только полет и одна кочка в поднебесной, о которую мы споткнулись и рухнули.
Посмотрев на левое бедро, я увидела новый синяк в коллекцию к оставленным ремнями безопасности.
Выбравшись из платья, переоделась в шорты и футболку. Значок журавля положила на тумбочку. Может, лезть на крышу в моем состоянии было не лучшей идеей, но только там я чувствовала себя спокойно.
И свободно.
Распахнув занавеси, я почти ударилась лицом о восседающую на подоконнике преграду. Преграда оказалась чьей-то спиной.
– Костя?
Кажется, он был согласен, что на крыше мне не место, подвинувшись, освободил краешек на широком подоконнике.
– Живая?
– Пока да.
– Типа шутишь про уравнение?
– Голова раскалывается. Сколько сейчас?
– Пять утра.
– Ты давно приехал?
– Вовремя.
– Что там с Домиком?.. – спросила я, пытаясь его разговорить.
– Что здесь? Что случилось здесь?! – резко повернулся ко мне Костя.
Его лицо выглядело опухшим. Левый глаз затек. Скула разбита. Надувшаяся с краю губа треснута.
– Костя… – чуть не рухнула я с козырька, – где ты так?
Он схватил меня за руку пальцами сплошь со сбитыми костяшками.
– Я же просил, – перебирал он мои пальцы, ставшие для него струнами скрипки, – быть осторожной.
– Я была на виду. С Аллой, в галерее, или с Максимом.
– Тебе что-то подсыпали. Сильное снотворное. Что ты пила?
– Безалкогольную зеленую газировку. Все ее пили. Роксана, Алла, Максим, Антон… все.
– Ты ничего не помнишь? После того как выпила? – разжал он хватку, но все еще держал меня, то ли чтобы я не упала, то ли чтобы не ушла.
– Подожди… – начало до меня доходить. – Ты с Максом подрался, что ли?
– Я нашел вас у пруда. Максим нес тебя в сторону своего брачного логова. Белый дом с башней. Он туда водит девиц.
– Он бы ничего мне не сделал. Он не такой!
– Это ты так решила?
– Нет! Нет, – повторила я без крика. – Он хороший. Странный, но в основном хороший. Он боится за меня. Боится, что я в уравнении на двери! Ты не видишь, какой его сковывает страх?! Как плачет Алла, когда ты ее оставляешь? Когда плюешь на свадебную подготовку? Как ты вообще сам оказался у пруда?
– Значок с журавлем. Я установил на него камеру-призрак и видел все, что видела ты.
– Твои прозрачные наклейки с камерами? Но зачем? Меня и так окольцевали маяком!
– Я не доверяю Максу. Он добьется чего хочет и бросит тебя.
– Он хотя бы знает, чего хочет, в отличие от тебя! Ты ведь не любишь ее… Ваши с Аллой пазлы… я кувалдой с трудом прибиваю вас друг к другу, но вы все равно отскакиваете!
– Что ты делаешь? – не понял он.
– Ну, типа фэн-шуй такой, – отмахнулась я, – ментальные картинки подсознания. Так я чувствую людей. Но ты и Алла… прости, но вы будете холодней всех ледышек Оймякона у вас на свадьбе.
Я знала, что перегибаю палку и лезу в отношения, которые меня не касаются, а еще считала Аллу своей подругой. Только если Косте хватило наглости лезть в мои отношения с Максом, то почему мне нельзя?
Шевеля разбитой губой, Костя произнес:
– Я даже предложения ей не сделал. Она сама…
– Сама? Но… но ты же мог ответить «нет».
– Я и ответил «нет».
У меня заканчивались аргументы: как можно было довести будущих тестей до строительства города в Оймяконе, если кто-то один из помолвленных не собирался окольцовываться?
Костя пояснил:
– Сергей Владиславович сказал, что Алла не вынесет моего отказа. Попадет в клинику. Или сделает что-то похуже. Он просил месяц. Чтобы я поддержал ее, а через месяц он все разрулит. Я согласился. А наутро прочитал во всех газетах, что обручился с дочерью косметологического и аптечного магната.
– Ты не игрушка. Ты можешь остановить все это. Вы же не у алтаря. Скажи ей «нет» еще раз.
– Все зашло слишком далеко. Не хочу, чтобы она навредила себе.
– Ты любил? – перекинула я одну ногу внутрь комнаты, чтобы смотреть прямо на него. – Ты влюблялся? В кого-нибудь, когда-нибудь?
– Не знаю, – пожал он плечами. – Что это такое – влюбиться?
– Когда до дрожи… когда от прикосновения сводит желудок, а от улыбки цветы в голове, и несешь полный бред, и тупо шутишь, и паришь над облаками, и не можешь спать или есть.
– У тебя так с Максимом? Ты паришь в облаках?
Я вздрогнула.
Или икнула.
Все-таки недавно меня вывернуло.
– С ним я постоянно куда-то падаю… – потерла я синяки.
– Рано или поздно ты упадешь так, что не сможешь встать.
Вытянув руку, он заправил спутанный локон мне за ухо.
– Поедем.
– Куда?
– В кастрюльный дом. Дай-ка мне это, – протянул он руку к шнурку из крапивы, на котором болталось кольцо.
Мы с Костей спустились через люк моей ванной обратно. Он положил мое кольцо в центр, на покрывало кровати.
– Возьми ключи от машины в пиджаке, в кармане, – попросил Костя.
Я сунула руку и достала ключи вместе с засохшим цветком, похожим на большую розовую ромашку с половиной оторванных лепестков.
Заметив, как я смотрю на цветок, Костя смутился:
– Едем, пока все спят.
– Это твой пиджак? – уточнила я.
– Да.
– А Максу ты его не давал?
– На его спине он треснет по швам, а что?
– Ромашка… розовая.
Костя отложил цветок на тумбочку, забирая ключи.
– Пойдем. Надо поторапливаться.
Свое кольцо он оставил по пути на рабочем столе у себя в комнате.
Его машина оказалась криво брошенной на газоне за воротами. Водительская дверь распахнута, фары не погашены.
Через двадцать минут мы уже поднимались на последний этаж. Умный домик узнал меня по отпечатку ладони, открывая дверь с приветствием: «Добро пожаловать домой, Кира Журавлева».
– Что мы тут делаем?
Обо что-то споткнувшись, я ойкнула и опустила глаза на молоток. Чуть дальше лежала дрель, сломанная пополам бита и несколько расколовшихся кирпичей. Я перевела взгляд и сразу увидела поврежденное окно. Осколки в форме крошечных кубиков долетели до барного стола, но полностью стекло выбито не было.
Костя подошел к кулеру, налил полный стакан воды и протянул мне.
– Пей.
– Вдруг опять вывернет?
– У тебя отравление, а не похмелье. Выпей, так нужно.
– Зачем?
Я взяла бокал, делая небольшой глоток.
– Тебе нужно, – отвел он взгляд, – зайти в туалет.
Весь мой небольшой глоток вырвался фонтаном через сжатые губы.
– А говоришь, что Макс извращенец.
– Программа Умного дома проанализирует показатели. Тест мочи. Если тебе что-то подмешали в коктейль, ты сразу увидишь, что это было.
– Подмешали? – все еще не могла поверить я. – Костя, но я…
– Знаю. Ты сама подошла и сама взяла бокал.
– Разве не могу я пожить чуточку нормальной жизнью? Как обычная девчонка в выпускном классе? Ходить на свиданки в дешевые киношки, пить кофе в парке, с подружками тусить, обсуждать парней и книги? Почему вот это все?!
– Ты сама этого хочешь, – облокотился он о столешницу рядом. – Я просил тебя уехать. Но ты осталась.
– Ну да, – согласилась я, – мне нужно разобраться. Воронцовы, Журавлевы… какая между нами связь?
– Птичьи фамилии, – ответил Костя, – вы – журавли, они – вороны.
Я дернула губой, впервые улыбнувшись:
– Очень смешно. Хоть у тебя не птичья фамилия, а то это была бы какая-то секта.
– Моя фамилия Серый на латыни означает «журавль». Grus communis – это «серый журавль».
– Приехали… Ну мы точно в сектантском гнезде кукуем.
Костя взял со стола бокал с водой и вложил мне в руку. Он чуть улыбнулся, но серьезности в нем было все-таки больше. Наверное, потому, что айтишник.
Я зажмурилась и выпила воду залпом.
– Почему у тебя на полу молоток, дрель и бита?
– Потому что пожара не было. И сбоя тоже не было. Как только я вошел, чтобы все проверить, оказался заперт.
– Кто тебя запер?
– Тот, кто взломал систему моего кода. А так как писал программу я… это еще одна загадка.
– Костя, ты инженер или фантастику по ночам печатаешь?
Я чувствовала, что мне уже приспичило. Ничего не сказав, отправилась в ванную. Свет зажегся сам, заиграла негромкая классическая музыка. Я стояла перед раковиной и боялась поднять глаза, боялась посмотреть на свое отражение.
С большим усилием и уговорами заставила сделать то, что нужно. Вымыла руки и вышла из ванной, по инерции ударив пальцами по пустому месту, где должен быть выключатель. В Умном домике все включалось и гасло автоматически.
Костя сидел перед ноутбуком с опущенной крышкой. Он сдвинул взгляд в мою сторону. Его голубые глаза блеснули сквозь очки.
– Долго ждать? – спросила я.
– Я пришлю ссылку. Нажмешь и увидишь результаты.
– А ты?
– Расскажешь мне, если захочешь.
– Никто меня не травил. Это все из-за сотрясения после аварии.
Я села за барную стойку. Руки Кости, сцепленные замком, лежали на захлопнутой крышке ноута. Вокруг коричневых болячек на костяшках пальцев оставались разводы крови. Похоже, после драки он даже руки не помыл.
– Домик, – задала я вопрос, – где аптечка?
«Аптечный шкаф открыт, Кира Журавлева», – ответил Домик.
Я подошла к распахнувшейся полке и потянула за пластиковую ручку коробки. Прямоугольный длинный ящик брякнул баночками, склянками и флаконами.
– Нужно обработать, – кивнула я на пальцы Кости, – и на щеке. А еще пуловер. Он в крови. У тебя есть тут одежда?