Алла, Яна и Воронцова не застали того, кого каждая из них звала с таким чаянием.
«Не верь ей?! Придурок! Поцеловать меня времени хватило, а сказать, кому не верить, – нет?!»
Я выбежала на крыльцо.
Красный внедорожник Макса поравнялся с серым седаном Кости. Они оба вышли из машин. Обменялись фразами, и Максим залепил Косте оплеуху, отшвыривая его на капот. Бросив на меня взгляд, Макс уехал, обстреливая щебенкой из-под колес серый седан.
Я собиралась бежать на помощь Косте, но Яна остановила меня.
– Стой, – вытянула она руку.
Меня обогнула Алла. Она запахнула на груди шаль и побежала по сырой траве к своему жениху.
– А где же Максик? Где Максимка? – озиралась Воронцова. – Сынуля, куда же ты опять уехал? Сыночек! Аллочка, Алла? – кричала она теперь, пытаясь отыскать дочь, переводя взгляд то на меня, то на Яну.
– Вон там, Владислава Сергеевна, – ответила я. – Ваша дочь вон там, с Костей.
Чтобы не видеть их всех, я вернулась на кухню.
– Он просто друг, – произнесла я, не поднимая на Яну глаза, – они оба, если ты не уловила по интонации, о ком я.
– Тебе не нужно объяснять, – смутилась Яна, принимаясь помогать мне с уборкой.
Наверное, это что-то женское – работа руками успокаивает голову и проветривает мозги.
– Я могу просто дружить с ним. С Костей. С Максом. Понимаешь, у нас что-то общее… из прошлого.
– Вы не сможете, – резко оборвала мою фантазию Яна.
– Как это?
– Кто-то всегда будет чуточку влюблен, – ушла она, быстро набирая на телефоне сообщение.
В дом вошли Костя с Аллой. Она держала его за руку и ничего не говорила, не расспрашивала, не пилила, не ругала и не утешала. Молча подала влажное полотенце, чтобы тот протер лицо.
Пока она смачивала его под проточной водой, задержала взгляд на зеленке, что была и на моих голых ногах, и на его кулаках. Обув резиновые сапоги, Алла убрала волосы под косынку, сняла с руки бриллиантовое кольцо, натянула высокие латексные перчатки и направилась в сторону оранжереи – наверняка за травами, которые лечат кровоподтеки с ушибами.
Мы с Костей остались в столовой одни.
Стояли и смотрели друг на друга. Я была готова и врезать ему, и обнять. К сердцу прижмет или к черту пошлет… если вспомнить розовую ромашку в его пиджаке.
Он дернулся, но я его остановила. И мне было все равно, чего он хотел – обнять меня как друг, как несчастный жених, как серый журавль.
– Нет, Костя. Мы не можем даже дружить.
Он стоял ошарашенный, дважды избитый Максом за последние пять часов, и смотрел на меня в оцепенении и шоке. Может, запоздалое сотрясение? Не думаю, что это хорошая идея – так часто бить айтишников по голове.
– Почему? – выдавил Костя.
– Один из нас всегда будет чуточку влюблен. И давай не будем выяснять, кто именно, – опустился мой взгляд на оставленное на столешнице Аллой огромное помолвочное кольцо.
Не забыть бы добавить в календарь напоминание о нашей встрече ровно через двадцать лет.
Глава 12Между нами немножко множко
Мучаясь без сна, я прокручивала в голове слова Максима: «Не верь ей, Кира, не верь!»
Но кому «ей» он просил меня не верить? Своей матери? Набожной сестрице Алле или задрюченной работой Яне?
«Роксана! – осенило меня, есть кое-кто четвертый. – У нее в руках был точно такой же зеленый напиток, которым отравилась я».
Поток воздуха, когда я рухнула на подушки, смел с прикроватной тумбочки сухой цветок.
Как ромашка Макса попала в карман пиджака Кости? Или… это был он? Под моим окном… просто Яна не рассмотрела в темноте?
Зажав рот подушкой, я завизжала.
Скорее всего, Костя сидит на крыше, прямо там – надо мной, и смотрит в ночное небо. Если повезет, он увидит падающую звезду и загадает желание. И я надеялась, наши желания не совпадут. Мы могли быть парой рухнувших с небосклона звезд, парой с картины Воронцовой, но не парой в этой жизни.
Что там говорила Алла про крапиву? Что она может притянуть сновидения?
Вытянув руку, я взяла с прикроватного столика кольцо на зеленой плотной нитке. Кольцо отложила в сторону, а нитку намотала вокруг запястья, загадывая: «Хочу увидеть сон о журавле, который спас Костю».
Проворочавшись четыре часа, расчесывая кожу под намотанной браслетом ниткой, я уснула с рассветом, «проваливаясь» от мышечной судороги внутрь матраса, пока не оказалась перед во́ронами.
Три черные птицы с головами Владиславы Сергеевны, Сергея Владиславовича и Максима каркали на серого журавля. У журавля не было человеческих черт, кроме глаз. Его глаза сияли небесно-голубым, а рядом стояла белая ворона с невероятно длинным хвостом и закрученными на крылышках перышками. Настоящая птица-невеста с золотым кольцом на правой лапке.
Белая ворона не смотрела на своего жениха. И я видела только ее спину с длинной фатой в форме огромного несуразного банта.
Сон все еще был окрашен мутными оттенками серого, черного или белого, пока над птицами не полыхнули яркие краски полярного сияния. Малахитовые волны накатывали, разбиваясь о скалы-тучи. Был слышен звук… кажется, это была песня под смычком скрипки.
Журавль вытянул шею в сторону звука и взмыл в небо. Вороны пробовали догнать его, но трое Воронцовых оказались прикованными за свои кольца золотыми цепями в самоцветах к земле.
Лишь белая ворона-невеста не пыталась взлететь. Покинув группу родичей, она развернулась и решительно направилась ко мне. Еще немного – и невеста или сожрет меня, или растопчет, ведь я была не больше букашки по сравнению с ней.
Белые крылья растопырились, алый клюв раскрылся и обрушился на меня гильотиной.
Завизжав, я проснулась, хватаясь за шею.
– И что… людям такое снится каждую ночь?
Зря я жаловалась на отсутствие снов.
На часах шесть. Взяв в руки телефон, я увидела два новых письма. Одно со ссылкой из Умного дома и персональный пароль, который мог быть использован один раз. И второе письмо из лаборатории с припиской от Максима: «Сдал, надеюсь, это что-то значит. Врач сказал, в напитке была смесь лекарств – выявлено отравление бензодиазепиноподобными снотворными препаратами мкб-10 код F13. Погугли, что это такое. Спасибо, что не просишь сдать тест на ЗППП, хотя и его могу тебе выслать».
– Макс…
И я погуглила, уже зная, что вещества в анализе теста Максима и того, что обнаружил умный туалет, совпадали.
Оказалось, код F13 в психиатрии означает расстройство, вызванное передозировками, в нашем с Максом случае снотворным. Все симптомы были и у меня: затрудненная речь, нетвердость походки, проблемы с вестибулярным аппаратом, состояние ступора.
Сделав скриншоты двух анализов, отправила Косте.
Пусть сам убедится: Макс не опаивал меня. Мы выпили одно и то же дерьмо, которое смешала Роксана! Больше некому!
Но было еще одно послание, о котором я чуть не забыла. Записка, которую сунул мне в карман Максим перед тем, как сбежал. Достав ее из заднего кармана джинсовых шорт, я развернула скомканную бумажку, прочитав фамилию под рядом цифр: Воеводин.
– Телефон следователя. Тот, что рассмотрел в детских рисунках Аллы ДНК погибших, а в уравнениях то, как они были убиты.
Записав номер телефона в мобильник в строку: «следователь Воеводин», я отправила ему фотографию надверной живописи Аллы. Скорее всего, он уже успел получить послание от Владиславы Воронцовой, которая обещала показать старому детективу свежую карту черт знает чего.
Ну, теперь у следователя будет и мой номер телефона тоже.
Не прошло и минуты, как мне поступил входящий звонок с закодированного номера, состоящего из сплошных единиц.
– Алло, – ответила я, убедившись, что на крыше я такая же единичка, как те, что были в кодировке мобильника у следователя.
– Слушаю вас очень внимательно, – произнес Воеводин, пропустив, к счастью, уточнения, кто я и чего хочу.
– Э-э, здравствуйте. Я живу в доме Воронцовых. Алла записала это уравнение несколько недель назад. ДНК карты нет. Она не знает, кто погибнет. И когда. А вы, наверное, уже получали картинку от Воронцовой-старшей?
– От Воронцовой не получал, – ответил Воеводин, наверное, Макс успел ему отправить.
– Не спросите, кто я вообще?
– Я знаю ваше имя, Кира Игоревна. Спасибо, что позвонили. Я запишу ваш номер.
– Стойте! Кто вам рассказал про меня? Максим, да? Это он выслал вам фотку с дверью?
– Нет, не Максим. Но зная про карту… – сделал он паузу, – смерти, вы до сих пор не уехали, Кира. Почему?
– Потому что, – посмотрела я в небо, – я обожаю звезды. Вот только светятся они, когда темно и мрачно.
– Рад, что вы неглупы, – расслышала я, как он улыбнулся. – Это поможет вам.
– В чем?
– Найти выход.
Он повесил трубку, а я представила Костю. Как ему пошла бы эта фразочка и этот уверенный в своей правоте голос.
Сунув в рот бублик с маком, я схватила бутылку йогурта, убедившись, что она запечатана (привет, паранойя!), и поехала в школу на самокате.
К счастью, я не столкнулась ни с Костей, ни с Аллой, вообще ни с кем. Даже водитель Женя, протирая стекло «Ауди», не предложил добросить до школы, за что я была ему благодарна.
Оставалось пережить встречу с Роксаной в школьных коридорах.
– Кир, привет! Вот, держи. Я получил за тебя в учительской.
Антон протянул мне картонный конверт с наклейкой моего имени.
– Что это?
– Бронь гостиницы, расписание выступления участников «Сверх», – продемонстрировал он свой. – Видишь, в роботехнике мы демонстрируем проекты в Лужниках двадцать пятого сентября. Вы – спортсмены на льду – выступаете на Гребном канале тридцатого.
– А ученые? Они когда?
– Группа Аллы? – вглядывался он в текст. – А, вот! Они после льда на следующий день, а что?
– Успеет вернуться.
– Алла? А откуда?
– Из Оймякона, это там, где Якутск.
– Круто! Тусовка? Горнолыжка? Новый Куршевель? Меня возьмете?
– У нее свадьба.