– Благодарю, Лев Яковлевич.
За спиной докладчицы на проекционном поле высветилось уравнение. Женщина рядом со мной – преподаватель из Сорбонны – перелистнула страницу распечатки, по которой следила за презентацией.
И половина зала тоже.
Уравнение выглядело странно. Это была не наука. Это была смесь всех существующих наук и, наверное, еще таких, о существовании которых я не подозревала.
«Яна» поднесла микрофон к губам, рассказывая всем (или только мне?):
– Данная часть уравнения отвечает за временный промежуток, но так как время – единственная переменчивая мера, погрешность в определении точной даты и времени трансмедиальной реальности составляет от двадцати четырех часов до около двухсот тысяч. В некоторых случаях срок может быть увеличен в разы.
– Что приблизительно равняется году? – уточнил из первого ряда тот самый Лев Яковлевич – седой, морщинистый, с прической Эйнштейна, и взирал он на «Яну» как трехлетка на Деда Мороза с мешком подарков ему одному. – Это гениально, Алла Сергеевна. Вы переворачиваете привычный мир вещей. – Он обернулся к залу, громко провозглашая: – От суток до года, вот с такой погрешностью, друзья, уравнение трансмедиальной реальности становится истиной! От суток до года!
Сдерживая тошноту, я прошептала в сторону Сорбонны:
– Что он сказал? Вы не переведете на тупой, пожалуйста.
Поёрзав, она все-таки ответила:
– Ну, если на тупом – в уравнениях записаны события, которые только произойдут. Через сутки или максимум год. Самые сложные уравнения могут описать события, что случатся даже через десять лет.
– Будущее? Вы говорите, что она предсказывает будущее?
– На тупом, – покосилась она, – да. Только Алла Сергеевна описывает его наукой, она же не гадалка, а ученая.
– Простите, – обратилась я снова к профессорше, – что значат объекты К1 и К2 на схеме?
– Испытуемые. Участники эксперимента в ее проекте для конкурса «Сверх». Не понимаю я, конечно, почему такую серьезную работу она презентует, как школьница частной школы… но это Воронцова… Алла! Она всегда остается загадкой для нас.
«И, кажется, для нас тоже».
– Испытуемые? – переспросила я. – Подопытные кролики?
Как те лабораторные, что моя семья ела на торжественном ужине в честь помолвки мамы и папы? Только теперь… по ходу, кто-то съел меня.
– К1 и К2? – еле ворочался у меня язык. – Кто они?
– Какая разница. Они помогли науке. Сама Алла Воронцова вписала их в анналы истории!
– Они, по ходу, сами в полном анале…
К1 и К2 – что еще это могло быть, если не «Костя» и «Кира». М – это Максим. А – Алла. Вот основные фигуранты уравнения «Яны». Человеческие жизни, значимые для нее не больше, чем переменные математической теоремы.
Слайды мелькали калейдоскопом, и гениальный ум «Яны» наверняка видел в них все: все, что она прогнозировала для К1 и К2. Ревность, за которую отвечал М (Максим), непреодолимое препятствие, что исполнила невеста А (лже-Алла).
Неужели в этом уравнении был описан маршрут, которым журавль К2 прилетел к журавлю К1? Костя жаловался, что ученым ничего не известно про ориентацию птиц в пространстве, а вот «Яне» было известно местонахождение в пространстве душ.
Кажется, я начинала понимать аллегорию золотых колец, что носили все мы – я, Костя, Макс и подставная Алла. Мы были игреками с иксиками, помеченные маяками, но кем была все это время Яна?
Господи! Вот почему Максим и подставная Алла были так ошарашены, увидев меня в Оймяконе! Они не верили, что «Яна» окажется права, что даже мой приезд на другой конец света превратится в математический плюс.
Несмотря на невесту, несмотря на ухаживания Максима (вот же засранец, я никогда не была ему нужна по-настоящему!), мы с Костей искали ответы, пока все это время нас «решала» «Яна».
И калейдоскоп картинок рухнул на меня алой звездой МГУ, протыкая сознание академическим шпилем.
Слуховые аппараты лже-Аллы – это были микрофоны, куда «Яна» нашептывала своей подмене правильные ответы и нужные слова, чтобы та казалась гениальной.
Максим, который удостоил меня перед побегом фразочкой: «Не верь ей». И его бесконечные придирки к сестре. Ведь она была всего лишь актрисой, а все это время его настоящая родня под псевдонимом Яны суфлировала каждому в поместье, что им делать.
Сколько раз я видела, как Воронцова шепчет дочке в ухо о своей любви, но слова ее предназначались той, что пряталась по другую сторону динамика. Вот почему эта актриска… эта Алла шептала мне на свадьбе «прости».
И даже хорек… Воронцова рассказывала, что ее дочь спасла хорька, и Геката только к Яне всегда ластилась. Спрыгивала с рук лже-Аллы. Она всегда выбирала свою истинную хозяйку.
В этой партии лишь мы с Костей – объекты К1 и К2 – не знали, кто и какую игру с нами ведет… не знали, что бьемся о скобки на ровной строчке формулы, пока «Яна» тасует нас, смешивает, разбавляет, концентрирует или вычитает.
А как же уравнение на двери? Оно настоящее? Действительно ли внутри него зашифрована смерть и правда ли, что его создательница не знает чья?
«Яна» выступала больше часа. Я слышала и видела описания событий, произошедших со мной, словно не я проживала их весь прошлый месяц, а эта необычная девушка – гениальный манипулятор – спрогнозировала мою жизнь, записав меня на листочек в клеточку.
Самая нормальная в доме Воронцовых. Так, кажется, я говорила о ней. Что можно хотеть от моего навигатора нормальности с моим-то геномом? Я всегда решу, что самый главный псих – эталон нормальности.
Эпическое превосходство «Яны» над всем живым. Над людьми, над нами, над всеми, кто попадался в поле ее зрения. Всего лишь игра, как детские классики. Всего лишь эксперимент. Всего лишь цифры с буквами, описывающими каждый мой будущий шаг.
– Вопросы. Коллеги, прошу, переходим к вопросам, – обернулся к присутствующим Лев Яковлевич после продолжительных аплодисментов в адрес «Яны». – Браво, Алла Сергеевна, браво!
– Вопрос, – вскинула я руку.
Я задам его здесь и сейчас. Или буду умирать на этой лавке, как использованный объект уравнения, или продолжу бороться, перечеркивая знак ее чертова равенства.
– Кто? Кто там? Это вы, Аделаида Реневна? – уставился он на Сорбонну.
Пришлось подняться, чтобы он увидел меня. Чувствуя, что должна рассмотреть «Яну» (я все еще не могла переключиться и назвать ее другим именем), я подошла к освещенной золотым прожектором сцене.
– Но вы не член аттестационной комиссии, – покосился на меня Лев Яковлевич, – вернитесь на место.
– Задавай, – игнорируя профессора, опустилась на корточки «Яна», сравнявшись теперь со мной ростом, – ответ тебе жизненно необходим.
Воронцова выглядела приветливой и улыбчивой. Самоуверенная юная ученая. Ее губы накрашены яркой помадой алого цвета. Ожидая от меня хоть каких-то реплик, она достала из кармана тюбик и подкрасила им окантовку.
Взяв бутылку с водой со столика профессора, я выпила половину залпом, пробуя отклеить щеки от нёба. Закончив, я заговорила:
– Твой эксперимент, или шутка, или научный пранк – плевать, – но это правда. Ты, наверное, на самом деле чертовски гениальная. Я прошу, – зашептала я, чтобы слышала только «Яна», – отпусти Костю. Он тебе больше не нужен.
– Ты не задала вопрос, – ровным тоном ответила «Яна».
Она была так близко, что я боролась с дилеммой: умолять и лицемерить ради спасения Кости или выдернуть все ее кудрявые патлы?
– Что сделать, чтобы ты отпустила его?
– Вот теперь это вопрос, – довольно кивнула «Яна».
Она встала на ноги, цокая на каблуках в центр сцены.
– Пропал объект К1, – рассмеялась она, и зал поддержал, думая, что все это шутка, все это часть защиты такого небанального научного проекта, как «прогнозирование поведенческого управляемого аспекта» – поступков любого человека, чьи действия возможно просчитать и записать. – Что нужно, чтобы отыскать его? – заводила она зал. – Ну же! Ваши версии! Давайте поможем влюбленным обрести друг друга!
– Нужно уравнение! – выкрикнул кто-то из темноты.
– Нобелевка ваша! – веселилась «Яна». – Нужно уравнение. И оно есть. Оно есть у вас у всех, ведь предпоследнее уравнение в ваших раздаточных материалах описывает появление в зале объекта К2.
Присутствующие зашуршали папками, проверяя истинность ее слов, обстреливая меня любопытными взглядами, ведь я та самая К1, кто только что подтвердил достоверность изобретенной Воронцовой науки.
– Поделитесь знаниями, коллеги. Поделитесь ими с Кирой Журавлевой! В конце концов, без нее моя защита не состоялась бы.
– Вот, держите, Кира, – вырвал листок из презентационных материалов Лев Яковлевич. – Наука перед вами в долгу. Благодарим за содействие!
Похоже, долг науки передо мной равнялся оторванному куску мятой бумаги… говорю же, в анале…
– Решишь уравнение, К2, и найдешь своего К1, – подмигнула «Яна».
– А ты решила свое? Ты поняла, кто умрет на карте с твоей двери? – огрызнулась я.
Если бы я не смотрела в глаза Яне так часто, если бы не провела с ней бок о бок бесконечное количество часов, я не заметила бы неуловимого шевеления верхних век – такого легкого, что сравнимо с упавшей на перья снегиря снежинкой.
Но я заметила.
Слишком много психов было вокруг, и среди них я уже чувствовала себя рыбой в воде – аквариумной рыбкой.
– Ты не знаешь, кто умрет. Ты не можешь его решить… – улыбнулась я, хоть на секунду утоляя жажду возмездия.
Что может быть хуже для гениального ученого, чем не знать ответа на вопрос?
– Так, может, то уравнение для тебя, моя милая Кирочка. Кто-то умрет, но и ты найдешь ответ о своем прошлом. От-вет, – отваливались алые дуги пухлых липких губ на счет, – как раз и два.
«Яна» провела рукой мне по голове, словно младшей сестренке. Она вытащила из кармана тюбик помады и насильно вложила в мою ладонь.
– Все ради тебя, пусть ты этого пока не понимаешь. Ступай, родная, – отпустила она мои пальцы движением, похожим на толчок, – займись наукой.