Тайна трех — страница 59 из 70

– Она не найдет меня…

– Ты просто сбежал?

– Типа да. Пока ноги не отнялись. И тебе советую.

Как будто мне было куда, кроме как не в будущее, ведь прошлого с меня довольно.

– Журавли не бегают, Максим. Они летают.


– Станция. Слушаю, – ответили мне, когда я набрала номер Фрингиллы, отыскав телефон в интернете.

– Добрый день. Мне нужно поговорить с отделом кадров.

– По вакансии?

– Да, – этот ответ было озвучить проще, чем объяснить, что меня интересует пропавший в Москве бывший сотрудник.

– Последние цифры тридцать шесть. Звоните.

Я набрала номер еще раз с тройкой и шестеркой на конце.

– Орнитологическая станция. Отдел кадров.

– Здравствуйте. Где-то год назад у вас работал сотрудник Константин Серый. Он пропал без вести и объявлен в розыск в Москве, – то ли врала, то ли говорила я правду. Уже переставала различать эти понятия. Они стали серыми. – Нужно сообщить об этом его семье. У вас нет их телефона?

– Какой ужас! Константин Серый пропал без вести? Где? – произнесла женщина. Я услышала, как она отставила чашку и перестала жевать.

– В Москве.

– А, ну да… он вроде ездил в Москву. А вот, нашла ихний номер!

– Пишу.

Она продиктовала городской телефон.

– Отца зовут Борис Васильевич. А вы ему, Константину-то, кто будете? Жена? Говорили, невеста у него в Москве-то.

– Нет, я с ним… училась в институте.

– Горе, горе… ну звони, девочка! Звони скорее! Только не сразу вываливай. Борис Васильевич и так уж немолод да хвор.

Трясущимися руками я набрала домашний номер Серых. Трубку через три длинных гудка взял мужчина. И голос, тембр так был похож на Костин, только звучал старше.

– Здравствуйте, – начала я, – меня зовут Кира. В Москве я училась вместе с вашим сыном Константином.

– Здравствуйте, Кира, – ответил Борис Васильевич. – Вам Костик нужен? – вздохнул он. – Эх, Костик, Костик…

– Да, но… – мялась я, – знаю, его нет дома.

– Увы, – согласился Борис Васильевич, – но после семи должен уж подъехать. Вы перезвоните или мне записку какую для него оставить?

– Что… п-простите?

– Записать могу. Он должен вечерком вернуться. Часикам к семи обещал.

– О-т-к-у-д-а в-е-р-н-у-т-ь-с-я? – прозвучал мой голос именно так: каждая буква – отдельный выталкиваемый звук. – Я не туда попала…

– Костю Серого ж вы ищете? Так, барышня? Только он… ну ладно… Костика же вам нужно, да?

– Костю Серого.

– Все верно. Это наш домашний номер. Два дня, как он из Москвы вернулся. Мы с матерью рады. Не заладилось у него там, в Москве-то. А почему – молчит, э-хе-хех, – вздохнул Серый-старший. – Странный он вернулся. Не узнаем мы его. Молчит. И печальный. Ничего не ест. С рассветом уходит куда-то. Вы не знаете, ничего с ним в столице-то не случилось?

– Не знаю… я просто его… потеряла.

– Сами чуть его не потеряли, ну да ладно, э-хе-хех, вы номер-то его мобильный запишете?

Мои остекленевшие зрачки покрылись банной испариной. Я не записала цифры. Запомнила. Сразу набрала. В номере была двойка, и мой палец завис над ней на пару секунд.

Четвертый звонок, и каждый раз я получала ответ. Давно такого не было. Четыре долгих гудка. Сто тысяч четыре удара моего сердца. Предынсультное, предобморочное, предынфарктное состояние.

– Да?

Один слог. Его.

Один выдох. Наш.

Одно упавшее на кафель тело. Мое.

В.

Трубке.

Был.

Голос.

Кости.

Глава 22 (привет, мам!)Та самая Кира из прошлого

Стало холодно. И мокро. Еще немного – и разобью зубы от скорости, с какой колотил меня озноб.

– Наверное, она с непривычки перепарилась, – услышала я голос Светы. – Кира? Ты как? Слышишь меня?

– Да… – произнесла я слово, что секунду назад прозвучало из телефона.

Своим голосом. Не голосом Кости. А был ли он? Что вообще это было?

– Светка… – поднялась я с кафеля, неуклюже кутаясь в простыни и сгорая от стыда, что все вокруг на меня смотрят. – Я нашла его…

– Кого?

– Серого журавля.

Подруга переглянулась с администраторшей. Потом они вдвоем проводили меня под руку в раздевалку и дали стакан воды. Но меня уже не было. На этой лавке. В этой бане, в городе… мысленно я летела в Калининград. К нему. Туда, где Костя.

Отправив подругу домой на такси, но оставив у себя до вечера ее телефон, я нашла укромную скамейку во дворе жилого дома, выпила залпом сладкую газировку, чтобы пустить по венам глюкозу и не грохнуться второй раз.

Костя снова быстро ответил на звонок.

– Алло.

– Костя? Это я, Кира.

– Кира?.. Вас Кира зовут?

– Ты только молчи. Все неважно. Можешь не рассказывать, что случилось в отеле. Мы можем сделать вид, что ничего не было. Слышишь? Мне все равно, как ты оказался в Калининграде.

Он вздохнул, а я продолжала тараторить:

– У тебя все хорошо? Когда ты вернешься? А хочешь, я к тебе приеду?

– Кира, простите меня.

– Не надо со мной на «вы», Костя, не притворяйся, нас никто не слушает. А если хотят, пусть прослушивают! Плевать!

– Да, я вас слышу. Только… – Помолчав, он добавил: – Я не Костя Серый.

– Что ты говоришь?.. Ты Константин Борисович Серый. Костя, прошу, перестань пугать меня.

– Нет, Кира. Я правду говорю. Мое имя Кирилл Борисович Журавлев, – ответил «мой Костя».

Я прыснула сахарной жижей через ноздри.

– Обалдел?! – перестала я быть вежливой, общаясь с ним как с потерпевшим. – Это я – Кира Журавлева, а ты никакой не Журавлев! И не Кирилл!

– Так написано в моем паспорте, Кира, – выдохнул он, – не звоните мне, пожалуйста. Я не тот человек. Я не Костя. Не нужно нам говорить.

– Стой! – подскочила я с лавки, испугавшись, что он сбросит звонок. – Только попробуй повесить эту чертову трубку, и я… – оглядывалась я по сторонам, что бы такого придумать, – и я разобью тебе о голову твою скрипку!

– Мою что?

– Скрипку, чтоб тебя! Твою электроскрипку!

– Я не играю на скрипке. Вы ошиблись…

– Ты программируешь Умные дома, ты оснастил системой безопасности парник с ядом у Аллы, ты чуть не женился на ней, но тебя обманули! И меня тоже, Костя!

– Мое имя Кирилл.

– А я тогда кто?! Константина Серая?!

– Я не знаю, кто вы. Я. Вас. Не знаю.

– Повтори! Чего ты там еще не знаешь?! – впивалась я губами в динамик трубки.

– Я не знаю, кто вы такая.

– Кто «ты» такая! Мы занимались любовью! – слышала я, как он гхыкает и кряхтит. – Ты стал моим первым мужчиной! – В трубке он теперь кашлял и задыхался. – Не выкай мне! Не выкай, Костя!.. – дрожал мой голос, и я, готовая разреветься, упала без сил на землю, прислонившись спиной к ножкам лавки. – Ты сказал, что любишь меня. И я тебя тоже, Костя… я тоже тебя люблю…

– Кира, – произнес он, когда наше молчание (а точнее, мои всхлипы) продлилось семь минут сорок три секунды. – Кира, не нужно плакать. Не плачь, пожалуйста. Живи. Просто живи. Даже если без меня. Кости нет. Мне очень жаль… Прости. И его. И меня.

– Я не могу без Кости… я без тебя не могу… – размазала я по коленкам сопли, – и не хочу без тебя! Два дня назад мы были счастливы. Как? Как ты все это забыл? Ты помнишь, – решала я, с чего начать, – полярное сияние? В Оймяконе? Шепот солнечного ветра, помнишь, как мы целовались на ледяном озере?

– Нет, к сожалению, нет…

Я не слушала его ответы, продолжала перечислять, перебивать его:

– Как ты набил морду Максиму, как бросил у алтаря подставную невесту, как танцевал со мной на катке, как прикоснулся ко мне впервые…

– Я не помню… все, что вы, то есть ты… перечислила. Ничего не помню. И хочу сказать что-то важное.

– Да, что?

– Не звони мне больше, Кира. Никогда не звони. Слышишь? Никогда. Для тебя это будет лучше.

– Ты с ума сошел?!

– Возможно.

– Прости, но все свободные вакансии психически неустойчивых заняты! Мной, Аллой, моей матерью. Для тебя места нет! Тебе придется остаться нормальным, Костя Серый. Ты понял?

– Если ты позвонишь, Кира, я не отвечу, – не слушал он. – Прошу, не усложняй все еще больше.

– Я из кожи вон лезу, чтобы распутать эту сложность!

– Так надо. Нужно уметь оставлять прошлое позади. Если я и был Костей, то больше им не являюсь. Я вас не помню. И его. Я не умею играть на скрипке и тем более программировать дома. Я даже не сразу нашел кнопку включения домашнего ноутбука и забыл дорогу до Фрингиллы. Пришлось пользоваться картой.

– Они помнят дорогу, Костя. Они никогда не забудут.

– Кто?

– Ты знаешь. Ты видишь его на запястье каждый день.

– Татуировка… с журавлем, исчезающим в тумане?

– Что последнее ты помнишь, Костя? Скажи, и я положу трубку. Обещаю.

Он молчал секунд тридцать, и перепонкой уха я чувствовала, как участилось его сердцебиение:

– Помню горький запах герани.

Я повесила трубку, завалилась на бок, падая со скамьи на сырую землю, где разрыдалась, поджав к груди колени. Жерди лавочки надо мной вот-вот станут крышкой третьего гроба, третьей могилой с журавлиным птенцом.

Без сестер, без мамы, без любимого… с кем я осталась? Кем я осталась?

Птицей с подрезанными крыльями. Умеющей летать, но прикованной к выжженной алой земле.


На следующий день я ушла из дома в шесть утра, стараясь тихо захлопнуть за собой дверь, чтобы не разбудить отца. Всю ночь слышала, как за стенкой в его комнате тарахтел телевизор и открывалась балконная дверь. Он не мог уснуть. И я не могла. Он из-за бессонницы. Я из-за сновидений.

Каждый час распахивала глаза и видела на полке мигающие красные цифры электронного будильника. Но во сне я смотрела не на красные цифры, я смотрела в глаза… нет не голубоглазому журавлю, а двум белым голубям с горящими красными зрачками. Они подлетали к окну, но врезались в преграду и падали. И белый снег застилал мне обзор, пока я барабанила в стекло, пробуя снова рассмотреть голубей.