– Странно. Мне совсем не нравится возиться с техникой. Ни с телефоном, ни с ноутом. Работать в заповеднике с птицами – вот что я хочу делать.
– Да, ты связан с Фрингиллой, – улыбнулась Маша, ободряюще держа руки у него на плечах.
– И с серыми журавлями, – подтвердила я, – голубоглазым и шестипалой.
Костя снова схватился за висок, и по взгляду Маши я поняла, что она тоже мысленно избивает меня кувалдой.
Пауза затянулась, как и мое присутствие в их личном пространстве.
– Спасибо за камеру, отдам следователю. Если смогут восстановить запись, они увидят то, что мы, к сожалению или к счастью, забыли.
– Кира, – окликнул Костя, когда Маша первой вошла в лифт.
Я обернулась, но он не произнес ни слова.
Стоял. Молчал. Он был похож на упавший с небоскреба смартфон, который трижды переехал трамвай, искусал аллигатор и пожевала белая акула. Треснутый, глюканутый, покоцанный. Он еще фурычил, но уже не обладал сверхмощной оперативной памятью, растеряв все свои базы данных.
Только облачное хранилище еще могло помочь. Вот только Костя не хотел. Он пробовал жить в бэушном корпусе смартфона, я – в бэушном прошлом.
Впервые я представила нас картинкой из пазлов. Почему бы и нет? Почему не сейчас? Но появились только буквы. И мы с Костей, пробующие собрать слово СЧАСТЬЕ из четырех букв: «Ж», «О», «П» и «А».
Глава 27МАКСИМальные Журавли
Я шлепала низкими уггами с торчащими из них оголенными лодыжками по растаявшим лужам Нижнего. По утрам больше не нарастала ледяная корочка. Теперь не похрустеть, как, наверное, я любила делать с сестрами в детстве. Корочки не было, не было сестер, давно минуло детство, осталась только корка льда в душе и на сердце.
До вечерней школы дошла пешком, как это ни смешно – в разгар дня. Мы приезжали на учебу к семи вечера, а так называемый выпускной администрация устроила в одиннадцать утра.
На праздник я решила не ходить.
Заберу свидетельство об окончании школы и прогуляюсь по Покровке, спущусь вниз к Чкаловской лестнице и набережной. Затеряюсь среди туристов. Зайду в Народные промыслы поглазеть на деревянных лошадок, которые мне покупала бабушка. На паутиновое кружево и тончайшую шерстяную вязку платков. На ажурное серебро и бусы из янтаря…
Ой, нет. На янтарь смотреть, пожалуй, не буду.
Мысли о янтаре отправляли опять в Калининград, туда, где остался отпущенный на свободу журавль.
Я остановилась возле здания школы. Со второго этажа в распахнутые форточки слышалась музыка, а я все стояла и смотрела вверх на распахнутые по-весеннему окна и не решалась присоединиться к ним.
Придется о чем-то говорить, изображать веселье.
За спиной прошелестели колеса крадущейся машины и раздался голос:
– Бросила пить детское шампанское?
Удивившись, что больше не чувствую ананасового дыма, я ответила, выглядывая из горловины свитера:
– А ты бросил курить?
– Точно, – удивился Максим. – Перешел на жвачку.
– Клубничную, – ощущала я новый аромат вместо привычного ананасового.
– Я собирался избегать тебя всю оставшуюся жизнь, кузина, но у меня тут появился повод повидаться. Да и спустя полгода малость отпустило.
Мы одновременно улыбнулись.
Меня тоже малость отпустило, когда я вспоминала Костю.
Максим произнес, рассматривая меня, почти вспоминая:
– Угораздило же тебя стать единственной девушкой, на которой я собирался жениться… но никогда не смогу. Какой жвачкой горе зажевать? Не знаешь?
– Попробуешь в следующей жизни, когда родишься журавлем.
– Или ты родишься вороном, – подыграл он моему воображению. – Вообще-то, я к тебе с новостями.
Самое странное, я до сих пор не испытывала вины за наш поцелуй. Не испытывала – и все.
Все равно что меня бы в детстве ругали за шесть съеденных подряд эскимо. Я бы знала, что съела до фига, пять или восемь, но точно не шесть. Но за что меня ругают? За факт – что слопала все эскимо, или за то, что именно шесть?
Вот и сейчас я краснела и чувствовала неловкость, потому что должна была, а не потому, что ощущала ее на самом деле.
Я вынырнула из своих грез про эскимо точно под конец фразы, услышав самое главное:
– Суд вынес нам оправдательный приговор. Полностью реабилитированы. А вторая новость вот тут. Результаты конкурса «Сверх». В этом большом белом красивом конверте с голограммой и печатью! Держи!
– Ты бы не приехал такой довольный, не поджидал меня на выпускном утреннике, если бы внутри были плохие новости.
Неужели я выиграла? Десять миллионов и обучение в любом вузе страны. Сколько бы моих проблем это решило.
– Я заняла первое место? – боязливо предположила я, сама не веря в то, что говорю. – Не томи, пожалуйста, скажи, что там.
– Третье, – ответил он, – вообще-то, ты заняла третье место.
– Третье?.. Ты приехал сказать, что я… ага, ясно… понятно. Я вот возьму и приеду на твою свадьбу в отместку!
– Которая никогда не состоится.
– Выбирай правильных невест, Максим, а не подставных.
Соглашаясь, он кивнул, саркастично прищурившись:
– А говорили, ты умная.
– Скажи спасибо, что не такая умная, как некоторые твои сестры.
– Вторую родственницу с такими заскоками я не вынесу. Короче, Кирыч, ты заняла третье место. Вышла статья, где оргкомитет преклоняется перед Аллой, приносит соболезнования и почти извиняется, что за обнародованный шантаж ее дисквалифицировали, и в знак скорби о так рано ушедшей гениальной ученой оставили первое место за ней. Без приза. Его присудили второму месту – Роксане Роговой.
– Роксане? За танец в розовой юбке под Вальс цветов? Ясно. Ладно. Понятно. Надеюсь, ты женишься дважды.
Максим хмыкнул под нос:
– Тебе присудили третье. И еще. Роксана отказалась от второго, не желая проигрывать Алле и быть признанной чуть-чуть лучше тебя. Она хотела быть самой лучшей. Ее мать позвонила мне. Просила приехать. Успокоить.
– И сколько раз за ночь ты ее успокоил?
– Не отнимай мой хлеб, Кирыч, пошло шутить – не твое! Успокоил. Короче, если ты не бортанешь меня с этим конвертом, приз твой.
– А так можно?
– Если откажешься, я сообщу в оргкомитет, и они отправят почтового голубя к четвертому претенденту.
– Нет, не откажусь, – ответила я, наконец забирая протянутый мне конверт. – Мне очень нужно поступить в институт.
– Ты бы смогла и без приза. Перестань сомневаться. Ты не хуже всех остальных. И пусть мама такая, пусть была трагедия в прошлом, ну и чуток в настоящем, пусть бабушка – подпольный снайпер, – слегка толкнул он меня плечом, – ты сама решаешь, кем тебе быть. Или где. Или с кем.
– Ага… решаю… – повторила я.
– Ты с ним хотела? С Серым?
– Я видела его в ноябре, – принялась я рассказывать. – Вот тебе пудра, Костя. Ты все вспомнишь. Люби меня, хоти меня…
– Рифму придумал из трех букв в продолжение!
– Пошлую. Знаю.
– На меня бы эта фразочка подействовала. Особенно придуманная рифма!
– Макс…
– Я всегда говорил, что Костя тупит. Теперь ты убедилась.
– Он выбрал ее.
– Машу Зябликову?
– Ее тоже. Но, – придумывала я, как описать словами, – он выбрал спокойную, понятную, обыденную жизнь. В которой не взрываются гранаты, никто не носит кольца с маяками слежения, не играет роль с микрофоном в ухе. Как думаешь, Алла знала, что они будут вместе? Она выбрала Машу не просто так?
– Алла ничего не делала просто так. Меня она не заменила актером. Значит, все это было планом. Хотела заставить меня страдать – и преуспела.
– Поверь, мне не лучше.
– Мы оба не можем быть с теми, кого любим. Финал в стиле любовного романа авторства Аллы – бесчувственной садистки.
Мы шли по улице: просто прямо, просто вперед. Я часто так делала. Если не знала, куда мне идти по жизни, спасали дороги. Просто иди, двигайся и не останавливайся. Рано или поздно упрешься в нужную дверь, ну, или отлетишь в преисподнюю уличного стока, провалившись в люк.
– Я не поблагодарила.
– Ты не должна.
– Но я хочу. Ты помог на заправке. И с тренером. Я знаю, это ты оплатил занятия у Ангелины. И спасибо за этот приз. Чувствуешь?
Я взяла его руку и провела пальцами вверх-вниз по бороздкам лакированного конверта:
– Если закрыть глаза, можно прочитать ее имя… Имя написали на наклейке конверта в строке «кому». Этой наклейки больше нет, а бороздки с именем остались. Почувствуй.
– Ты про что?..
– Роксана Рогова. Это ее конверт. С официальным гербом и печатью. Ты забрал его, когда приехал утешить, но скорее уж поздравить. А скопировать бланк поздравления не так уж и сложно. И десять миллионов. Тоже для тебя несложно. Спасибо, что придумал это ради меня.
Он не стал отпираться.
– Ты бы отказалась от денег. Прости. Детская афера. Тебе бы в полиции работать. Круто ты поняла это по каким-то там бороздкам!
– Пока не работать, но стажироваться как раз собираюсь.
– В смысле?
– Следователь по делу Аллы, Воеводин, предложил место в его отделе.
– В Москве? Ты согласилась?
– Пока думаю. Костя отдал мне старую видеокамеру. Он нашел ее в овраге. Техник Воеводина сказал, пленка почти уничтожена, но они попробуют восстановить. Если я буду рядом, все узнаю первой.
– Ты не остановишься?
– Никогда.
– Подожди. Давай постоим минутку, – остановил меня Макс, – я спрошу, а ты ответь правду. Поклянись, что не соврешь!
– Обещаю. Да.
– Идет, – резко выдохнул он, словно собираясь выпить залпом стопку водки. – Если бы я не был твоим кузеном, у меня был бы шанс? Что ты выберешь меня, а не Костю? Представь, что мы не родня. Я здесь. Я ничего не забыл, помню тебя. Всю, – коснулся он моих рук, – люблю тебя… Всю.
– Максим…
– Да, люблю. Без шуток. Без приколов. Без пошлостей, вранья, притворства, игры, сценариев, уравнений. Если бы обещал быть самым верным, самым надежным, честным и нежным. Быть только с тобой. Навсегда. Не огорчать, поддерживать, гордиться, восхищаться и превозносить до небес… – сузились его губы, – и каждый прожитый день оберегать, ценить, благодарить судьбу за то, что ты рядом. Скажи, ты бы позволила пригласить тебя на свидание?