Встреча была серьёзная – охранников отослали в сторонку. Они вместе с другими партизанами дремали прямо на земле с вытоптанной травой, не обращая внимания на палящее солнце и мух. Несколько компаний болтали между собой. Обшарпанный магнитофон у них под боком хрипел попсовыми ритмами. Два негра лениво таскали канистры к боевой машине пехоты, стоявшей поодаль. От машины тянуло запахом солярки. Одинцов определил сектора для стрельбы, отправил четверых работать, а сам с эфиопом остался в прикрытии.
Всё шло как по маслу. Парни отстрелялись быстро и бесшумно – спецоружие тащили с собой не зря. Все штабные, включая белых, полегли, так и не успев понять, что происходит. Разомлевшая охрана не заметила происходящего в тени. Один любопытный воин было двинулся в сторону компании за столом, но Одинцов мигом уложил его из ПСС. Четвёрка вернулась на исходную…
…и тут везение кончилось. Оттуда, где группу ждал грузовичок, послышался треск автоматов и загремели взрывы. Партизаны и охранники, хватая оружие, повскакали с мест. Кто-то заметил расстрелянное начальство. Гомон возле штаба сменился истеричными криками. Самые нервные дали несколько автоматных очередей по соседним домам и кустам.
От Одинцова ждали команды: что делать дальше? Двоих уже потеряли, отступать некуда – путь к «форду» отрезан, впереди беснуется толпа невменяемых автоматчиков, и скоро их станет ещё больше…
Наверное, решение зрело с того момента, когда Одинцов заметил боевую машину пехоты. Эти броневики в Эфиопию щедро поставляли из Союза во времена расцвета братской дружбы. Старая советская БМП-2, стальной носорог на гусеничном ходу, почти танк с тридцатимиллиметровой автоматической пушкой. То, что доктор прописал.
Одинцов потянул носом запах соляры и показал в сторону броневика. Четверо поняли сразу – и поняли правильно, а вот эфиоп сглупил. Он выскочил из укрытия и бросился к БМП, от пуза поливая из «калашникова». Бедняга успел пробежать метров двадцать и выкосил сколько-то партизан, прежде чем остальные изрешетили его в мясо.
Это сыграло на руку Одинцову и его бойцам. Партизаны притихли, дугой охватили место, где упал эфиоп, и стали опасливо к нему приближаться. Диверсанты забросали толпу гранатами, а уцелевшим после такой артподготовки не давали поднять головы, двигаясь короткими перебежками и прикрывая друг друга огнём из автоматов.
Само собой, на жаре БМП стоял с люками и дверьми нараспашку. Одинцов запрыгнул на крышу и через люк соскользнул в кресло водителя. Хорошо в Африке – движок прогревать не надо, заводится с полтыка. За спиной Одинцова боец быстро занял место стрелка в башне, ещё двое нырнули через кормовые двери в десантное отделение, а последнего на бегу разорвало пополам выстрелом из подствольного гранатомёта: кто-то из охранников засел в доме и успел сориентироваться.
Одинцов взялся за штурвал, в сизых клубах дизельного выхлопа развернул БМП на месте и дал круг перед штабом, наматывая на гусеницы трупы врагов и сокрушая припаркованные машины. Парни в десантном отделении, захлопнув двери, били через амбразуры короткими автоматными очередями. Башенный стрелок засадил из пушки в здание пяток снарядов – прощальный привет остаткам охраны.
БМП вылетела на дорогу. Навстречу пылила кавалькада внедорожников с вооружёнными людьми. По броне грохнули тяжёлые пули из крупнокалиберного пулемёта, установленного на треноге в кузове ведущего джипа. Одинцов утопил педаль газа и бросил машину вперёд.
Четырнадцать тонн брони с разгона, лоб в лоб – это не просто носорог, это бешеный носорог. Наступающие поняли ошибку слишком поздно, а БМП, оставив за собой чадящее месиво из железа, колёс и партизан, помчалась прочь из посёлка.
Пару часов броневик двигался в направлении гор. Одинцов вёл машину на полном ходу, отрываясь от возможных преследователей, и делал зигзаги в сторону от дорог, чтобы запутать след. Когда БМП перевалила первые холмы, Одинцов загнал её в укрытие за большой скалой и остановился. Пришла пора точнее сориентироваться и хорошенько проветрить машину. В вонючей стальной коробке на жаре было нечем дышать.
Диверсанты вывалились наружу как печёные картофелины. Разложили одежду для просушки и сели перекусить. Похоже, на БМП путешествовали белые советники, которые заставляли эфиопов поддерживать внутри порядок. Пушка и пулемёт порадовали полным боекомплектом. В кормовом отделении нашлись автоматы, вдоволь патронов, большая сумка с едой, вода в пластиковых бутылках и даже ящик виски. Охранники успели заправить баки под завязку: после гонки топлива оставалось ещё километров на четыреста – больше, чем надо, потому что Одинцов рассчитывал ехать короткой дорогой.
Он по спутниковому телефону коротко сообщил о выполнении задания, сам поел быстрее всех и торопил бойцов, чтобы не засиживались. Обзор из БМП никудышный, и ночью, да ещё в горах, не зная дороги, на слепой гусеничной машине делать нечего. Лучше попытаться проскочить до берега засветло, а там снова выйти на связь и ждать, когда их подберут моряки.
Экипаж уже собирался вернуться в броневик, когда послышалось гудение двигателя. Раньше звук отражала скала, которая скрывала машину и давала тень – теперь она сослужила плохую службу. А может, сказалось то, что Одинцов с парнями оглохли от стрельбы в деревне. Они залегли, не успевая изготовить БМП к бою: до большого армейского грузовика с тентом, катившегося в их сторону, оставалось метров сто.
Одинцов прикинул: незваные гости обязательно заметят БМП, мимо не проскочат. Едут в машине преследователи или нет – не важно. Их надо уничтожить, а потом поскорее убираться отсюда. Где проехал один грузовик, могут проехать ещё и ещё. Машина армейская, но в здешних краях это ничего не значит. Грузовики у всех одинаковые – и постоянно переходят из рук в руки: от эфиопской армии к тиграйским партизанам, от них к эритрейцам… Но даже если в кузове солдаты – сколько бы их ни было, для четырёх спецназовцев это самое большее на минуту возни.
Через минуту выяснилось, что угадал Одинцов только со временем и, быть может, ещё с тем, что их всё равно заметили бы.
Первая граната разворотила грузовику радиатор, вторая и третья оторвали переднее колесо. Машину занесло, она по инерции проехала ещё немного, накренилась и встала. В это время Одинцов уже сиганул через дорогу и вместе с бойцами с двух сторон обрабатывал из автоматов кабину и кузов…
…откуда неожиданно им ответили шквальным огнём, расстреляли одного нападавшего почти сразу и подранили второго. Двое в кабине даже «мяу» сказать не успели, но из-под выцветшего тента продолжали палить два ствола; под их прикрытием трое в кубинской военной форме спрыгнули на землю. Последнего Одинцов успел срезать очередью, с двоими разобрались его парни в короткой перестрелке: плох тот спецназовец, который доводит дело до рукопашной.
Стрельба из кузова затихла. Изодранный пулями тент пошевеливали волны горячего ветра, налетавшего с равнины. В воздухе клубилась пыль, которую поднял подбитый грузовик, – она не успела осесть за время молниеносной схватки.
Одинцов с двумя бойцами, неслышно ступая, встали треугольником на достаточном расстоянии позади грузовика, чтобы держать под прицелом оба борта и корму. Патроны в автомате у Одинцова кончились. Он отложил бесполезную железяку и вынул пистолет, кивнув одному из бойцов. Тот осторожно полез через задний борт в кузов, стволом приподнял тент, осмотрелся и показал – чисто.
Боковым зрением Одинцов заметил какое-то движение и резко повернулся, взяв цель на мушку. Это была сова. Видно, дремала в расщелине скалы или в соседних кустах – и её контузило во время боя. Сова ковыляла по выгоревшей придорожной траве, забавно держа лупоглазую голову набекрень и приволакивая оттопыренное распушённое крыло…
…а в следующее мгновение хлопнул выстрел – и боец, который забирался в кузов, рухнул на землю с пулей между глаз. Второй прошил тент длинной очередью из автомата, но тоже получил несколько пуль в голову. Одинцов прыгнул с места далеко в сторону и, не переставая кувыркаться, выпустил обойму в сторону тени, которая метнулась от кабины по другую сторону грузовика. Ответные выстрелы выбили из дороги фонтанчики пыли совсем рядом с Одинцовым, а потом он услышал отборный русский мат.
Одинцов уже понял, что произошло. Тех троих кубинцев, что спрыгнули на землю, из кузова прикрывал стрелок с двумя автоматами. Пока Одинцов со своими занимались кубинцами, он успел перебраться в кабину через заднее окошко, через него уложил первого бойца, приподнявшего тент, а потом высунулся из двери сбоку и застрелил второго. Даже если Одинцов с противоположной стороны мог заметить движение в кабине – он его проморгал: отвлекла контуженная сова. А стрелок выпрыгнул из кабины, и всего чуть-чуть ему не хватило, чтобы достать Одинцова…
…который мигом вставил в пистолет новую обойму, взял на прицел стрелка и пошёл в его сторону. Здоровенный мужик лет тридцати в кубинской форме, скрючившись, валялся на боку, сжимал обеими руками простреленную ногу, рычал и матерился в густые усы. Рядом лежал разряженный пистолет.
Одинцов остановился в нескольких метрах от мужика и, продолжая целить ему в голову, скомандовал:
– Нож!
– Чего?! – уставился на него мужик.
– Я говорю, нож отбрось вон туда. Медленно и аккуратно.
– Ты что, русский?
– Нож, или я стреляю.
Мужик неохотно показал Ka-Bar с воронёным семидюймовым клинком, который он действительно прятал, отбросил его в сторону и спросил:
– Какого хера ты здесь делаешь, родное сердце?
50. Друзья-враги
– Так я познакомился с Вараксой, – сказал Одинцов.
Его слушали не перебивая. Это был рассказ про совсем другую, неведомую жизнь. Хотя вроде бы все смотрели телевизор, читали газеты и понимали, что война случается не только в кино.
На экране показывают войну профессионально поставленную, сыгранную и смонтированную; с красивыми неожиданными ракурсами, яркими спецэффектами, крупными планами и тревожной музыкой. Но даже лучший документальный фильм – это взгляд чужими глазами. Акценты расставлены заранее, дикторский текст выверен, а кадры тщательно подобраны так, чтобы произвести максимальное впечатление. Даже самый правдивый репортаж – в дыму, на фоне выстрелов и с настоящими кровавыми кишками в кадре – это всё же только кино. Автор передаёт свою точку зрения публике…