Всё же прелести Евы сбивали его с мысли, но тут очень кстати в коридоре появился охранник, вернувшийся с пакетами из магазина.
– Ты что, за бухлом в Москву гонял? – Одинцов грозно поднялся ему навстречу. – У народа трубы горят! Если вискарь палёный – накажу, понял?
Он доверил Мунину выгружать продукты на стол, выпроводил охранника и, поставив новенький телефон на зарядку, вернулся к разговору с Евой:
– Значит, смотри сама. Они убили Вараксу. Тебя похитили. Нас упаковали. Засунули всех в бункер под землёй. Если бы я не дожал генерала, чтобы ребятам отдали тело Вараксы и меня на похороны отвезли, – хрен бы мы оттуда вышли живыми… Не веришь? А профессор?
– Давайте помянем, – сказал Одинцов, разливая виски по водочным стопкам. – Этот Арцишев толковый дядька был. И соображал здорово. Жалко мужика.
– Глупо так погиб, – вздохнул Мунин. – Хотя умной смерти, наверное, не бывает…
Одинцов мрачно глянул на историка, но говорить ничего не стал. Еву передёрнуло нервной судорогой, и она поспешила влить в себя виски. Мужчины тоже выпили, не чокаясь.
– Ты хочешь ехать в консульство, – продолжил Одинцов. – По-твоему, тебе вот так просто позволят слить всю историю своим? Да ты даже близко подойти не успеешь! Вон, профессора грохнули запросто, хотя от него бы гораздо меньше проблем было, чем от тебя.
– Я могу позвонить в консулат, – подумав, сказала Ева. – Они пришлют машину сюда.
– Не смеши, – Одинцов снова взялся за бутылку. – Или у тебя есть знакомый суперагент, и ты знаешь его суперсекретный номер? Нет? То есть звонишь по обычному городскому телефону. Попадаешь не на автоответчик, а на резидента ЦРУ, разговор никто не прослушивает, и сюда приезжает взвод «зелёных беретов», а не ребята Псурцева, так?.. Меньше фильмов американских смотри. Ты бы ещё в полицию позвонить предложила.
Ева надулась, а Одинцов поднялся со стопкой в руке:
– Ладно, давайте за Вараксу. За друга моего лучшего и единственного. Вы же теперь про нас всё знаете. Вот такая бывает дружба… Ему – земля пухом, а нам теперь доделывать то, что он не успел. Будем разбираться с Ковчегом. Выбора нет.
Он опрокинул стопку в рот и посоветовал Мунину:
– Не увлекайся. Закусывай. Сок возьми.
Выпив, Ева спросила:
– Почему выбора нет? Ты сказал, я буду решать. Сказал – делай, что хочешь…
– Я соврал, – бесстыже признался Одинцов, конструируя сложный сэндвич. – Будешь делать не что хочешь, а что надо. Для начала фрукты помой… пожалуйста. И поешь. Нам здесь долго сидеть, а на голодное брюхо думается хреново.
Мунин поддержал Одинцова.
– Выбора нет, потому что единственное, за что мы теперь себя можем выкупить, – это тайна Ковчега Завета, – сказал он Еве. – Причём тайна уже не сама по себе, а разгаданная. Где он, что он… В общем, то, чего от нас в бункере хотели. Будет разгадка – сможем торговаться с кем угодно. Это у нас ещё в самом начале такой план с Вараксой был.
Историк стал болтливым: виски, особенно после сауны, действовал быстро.
– О'кей, скажи мне свой план, – Ева предпочла обратиться к Одинцову.
Он не спеша прожевал, отхлебнул чаю и ответил:
– План был – уйти от академиков. Это мы сделали. Тебе здесь не нравится. Я понимаю, но назови другое место, где можно согреться и спокойно переждать до вечера. Прости, с ходу больше ничего в голову не пришло. И что дальше делать, я пока не знаю. Как отсюда выбираться, куда… где Ковчег искать… Не знаю. Давайте вместе думать. Мы же команда! Я вроде как руки… с кулаками, а головы – у вас.
– Если самим отсюда никак, надо звонить кому-нибудь, – резонно предположил Мунин.
Одинцов отсалютовал сэндвичем.
– Толковая мысль! Кому? У меня никого не было, кроме вараксиных ребят. А их сейчас трясут так, что мама не горюй. Хорошие получились поминки… и салют убедительный… У тебя тоже никого. У Евы тем более. Туда, где могут ждать, соваться нельзя, но часов через шесть-семь отсюда придётся уходить по-любому. Вот и думайте.
– Фрукты помою, – чуть погодя сказала Ева и ушла с пакетом в душевую, а когда вернулась – выложила на блюде красивый натюрморт и объявила:
– Я знаю, кому мы позвоним.
68. Дар предвидения
Вейнтрауб закончил телефонный разговор и в тяжёлых раздумьях принялся за еду. Невезение, связанное с Россией, мистическим образом продолжалось.
Все намеченные дела в Риме старик немедленно отменил, как и несколько дней назад во Франции. Через час после завтрака он будет в римском пригороде Фьюмичино. Из тамошнего аэропорта Леонардо да Винчи его самолёт за три с половиной, максимум за четыре часа долетит до Санкт-Петербурга, а ещё через час-полтора Вейнтрауб снова увидит Еву.
Хорошо, что он загодя распорядился о подготовке своей поездки в Россию: сотрудники уже уладили все формальности. Опыт, накопленный за девяностолетнюю жизнь, помогал предугадывать развитие событий. Умение выстраивать отношения, которое выше всего ценил его учитель Джон Рокфеллер, продолжало приносить плоды.
Помимо многоходовых комбинаций в борьбе старых денег с молодыми, последнюю неделю мысли Вейнтрауба занимали две женщины: Жюстина де Габриак и Ева.
Француженка, портившая Вейнтраубу нервы в пору работы следователем, теперь работала на него. Не важно, почему и как, но – работала! И уже нашла специалиста, который систематизировал нужную информацию. Жюстина не сообщала, с кем имеет дело, но пока и времени прошло всего ничего, и особой нужды в этом не было. Вейнтрауб, обученный анализу своим гениальным отцом и отточивший мастерство в головокружительных финансовых операциях, просчитывал француженку дальше, чем она могла предположить, – и лучше, чем она просчитывала его.
Жюстина в мыслях Вейнтрауба занимала второй план, а теперь Ева и вовсе заслонила её собой. Пропавшая темнокожая демоница вдруг объявилась, да ещё как! Она сделала короткий звонок в Штаты их общему знакомому и попросила передать Вейнтраубу российский номер, на который он должен немедленно позвонить. Старик понял, что нельзя пользоваться своим телефоном, иначе Ева связалась бы с ним без посредника. Вскоре секретарь Вейнтрауба уже вызывал Россию с чистого номера через цепочку коммутаторов, находящихся в разных концах земли.
Ева старалась говорить спокойно и ничего не упустить. Её похитили. Три дня держали в подземном бункере неизвестной спецслужбы вместе с Арцишевым, историком и каким-то коммандо. Заставляли моделировать доставку Ковчега Завета в Петербург и вычислять место, где его спрятали.
Такого развития событий Вейнтрауб не предполагал, но смог представить себе по ходу рассказа. А вот побег со стрельбой и гибель профессора в голове не укладывались.
Арцишев убит?!
Вейнтрауб долго выстраивал эту комбинацию – с тех пор, как узнал, что нашлись материалы проекта «Колокол», над которым он работал с отцом, и что их передали Арцишеву. Ему было известно о трудах профессора, который считал Ковчег Завета ключом к энергии пространства. За работой российских розенкрейцеров старик тоже следил – в его положении это не составляло труда.
Пришло время Евы, которую Вейнтрауб не зря пестовал много лет. Он ввёл её в научный мир и помогал делать карьеру в лабораториях, которые сам тщательно выбирал. Он незаметно подтолкнул её к вступлению в орден Розы и Креста и способствовал продвижению в иерархии. Конечно, Вейнтрауб не предполагал, что исследование Мунина может иметь какое-то серьёзное значение, но по наитию постарался, чтобы именно Еве поручили оценить работу историка – раз уж она всё равно летела в Петербург…
…поскольку сделал всё возможное для её приглашения на семинар Арцишева. Вейнтрауб знал, как будет действовать профессор, пытаясь разобраться в проекте «Колокол». Этим путём прошёл его отец и другие сотрудники «Аненербе», лучшие учёные головы Третьего рейха. Это путь любого исследователя, столкнувшегося со сверхсложной задачей, решение которой лежит за пределами какой-то одной науки – и на стыке многих наук сразу. Арцишев сделал то, что должен был сделать: он занялся подбором уникального коллектива – эгрегора, который поможет ему решить задачу.
Связь между своим генератором и Ковчегом Завета старший Вейнтрауб описал в документах «Колокола». Там же были намечены научные сферы, в которых предстояло собирать информацию, и упоминались ниточки, ведущие в Петербург. В двадцатые годы он назывался Ленинградом, и Вальтер Вейнтрауб имел возможность общаться с ленинградскими розенкрейцерами, пока до них не добрались сотрудники ОГПУ-НКВД.
Всего этого Ева не знала – и не должна была знать. Ей предстояло приехать на семинар, очаровать Арцишева и добиться приглашения на постоянную работу в его лаборатории. В том, что неотразимая Ева сумеет произвести нужное впечатление на стареющего холостяка профессора, Вейнтрауб не сомневался. А её блестящие научные способности делали план безукоризненным. Вейнтрауб должен был снова получить доступ к документам отца и следить за ходом исследований изнутри благодаря Еве. По давнему соглашению она всегда подробно докладывала старику о своих занятиях.
Опытный и мудрый Вейнтрауб предвидел многие сложности. То, что произошло у Евы с Муниным неделю назад, вполне могло быть проверкой: Арцишев славился экстравагантным подходом к делу. Похоже, Ева оказалась ещё ближе к эпицентру событий, чем планировал старый миллиардер, и это его тем более устраивало.
Сообщение Жюстины о появлении Ковчега Завета в Петербурге привело Вейнтрауба в настоящий восторг. Древняя реликвия, отцовский генератор, ключ к энергии Вселенной и тайна розенкрейцеров складывались в единую картину. Провидческий план работал как часы и должен был вот-вот принести долгожданный результат…
…однако вдруг всё рухнуло. Перепуганная Ева оказалась в подпольном борделе. Профессора убили у неё на глазах. Компанию Еве составляли молодой историк-розенкрейцер и матёрый головорез, который участвовал в похищении Ковчега из Эфиопии. Причём они теперь знали, что к Арцишеву её подослал Вейнтрауб. В довершение всего по следу троицы шла какая-то спецслужба, связанная с КГБ, и поблизости крутились агенты Моссада.