Когда младший рыбацкий сын первым признал учителя Иисуса, ему было лет пятнадцать от силы. Значит, не сравнялось и пятидесяти ко времени путешествия на берега Волхова. Хоть по тогдашним, хоть по сегодняшним меркам Андрей – человек уже не молодой, но вполне крепкий: хлюпик не выдержал бы тридцати лет походов с передрягами и тюремными отсидками. Опыт подсказывал Одинцову, какую подготовку надо иметь, чтобы выжить в малознакомых и совсем не дружелюбных краях.
Но зачем же всё-таки апостол отправился из привычных тёплых мест в такую даль? Зачем пустился в опасный путь? Ведь не просто для того, чтобы увидеть баню и воткнуть посох в здешнюю землю! И уж точно не для того, чтобы брату Петру с товарищами при встрече похвастать: вы, мол, тут сиднем сидите, а я весь путь из греков в варяги прошёл и обратно из варяг в греки вернулся…
«Займусь этим вопросом», – пообещал себе Одинцов, догоняя компаньонов на скользком крутом склоне кургана. Они сели в машину, чтобы ехать обратно в Петербург.
Как оказалось, Мунин времени даром не терял. Пока Одинцов предавался философии, историк успел поведать Еве про появление династии Рюриковичей, её распространение по Руси и Европе, и добрался до времён первых крестовых походов. Переезд обещал быть нескучным.
– В средневековой европейской культуре особняком стоят произведения родоначальников жанра рыцарского романа Кретьена де Труа и Вольфрама фон Эшенбаха, – тоном экскурсовода вещал Мунин. – Интересно, что жанр со всеми его особенностями возник в двенадцатом-тринадцатом веках. Этот период стал переломным в истории как Европы, так и России. Европейцы тогда вели нескончаемые войны против мусульман и внутренних еретиков, не приемлющих римские догматы. А с Востока надвигались орды Чингисхана, которые парадоксальным образом спасли православную церковь от разгрома католиками.
– Монголы были веротерпимыми, и сами исповедовали разные религии: в их войске прекрасно уживались язычники, христиане и мусульмане, – говорил историк. – А католические священники из Европы тянули за собой на Русь военную силу, которой чингизиды поставили надёжный заслон. Знаменитые эпизоды этого противостояния – победы князя Александра Невского, одержанные как раз в здешних краях. Князь был названым сыном хана Батыя, внука Чингисхана, и во главе дружины при поддержке монгольской конницы крушил шведов, немцев, литовцев – то есть как раз католиков.
Историк напомнил о тамплиерах, которые искали Ковчег Завета в земле Израиля. Рыцари не нашли реликвии ни в Храмовой горе, ни в окрестностях, однако что-то всё же попало к ним в руки. Что – никто не знает, но тамплиеры стали обладателями некоего сакрального знания, которое позволило им совершить настоящий прорыв во множестве областей.
– Для иллюстрации принято говорить о готической архитектуре, – продолжал Мунин, упиваясь вниманием Евы и размахивая руками. – Она возникла из ниоткуда, понимаете?.. Вот и никто не понимает. Ничего подобного даже близко не существовало, а потом вдруг – раз! – и появилась готика. Вы же наверняка видели в Европе. Соборы размером чуть ли не с футбольное поле, с высоченными сводами… Даже неспециалисту понятно, что такое не строят на глазок. Нужны точнейшие физические и математические расчёты, нужны подробнейшие чертежи для передачи из поколения в поколение – ведь строительство часто затягивалось на многие десятки, а то и на сотни лет. Откуда это всё? Откуда эти знания?
Кроме готики, продолжал историк, тамплиеры создали общеевропейскую банковскую систему, передовое сельское хозяйство, новые научные направления… Обычно можно шаг за шагом проследить работу над любым изобретением. Понять, как развивалась мысль, и определить затраченное время. Здесь всё было придумано практически одновременно, стремительно и словно на ровном месте – как и в случае с готикой, буквально из ничего.
– Учёные сходятся в том, что к тамплиерам в руки попало уже готовое уникальное знание, – говорил Мунин. – Однако пока никто не предложил убедительных объяснений, откуда оно взялось и что собой представляло.
Когда в самом начале четырнадцатого века рыцари-храмовники были одновременно арестованы по всей Европе, их не тронул только шотландский король Брюс. Резонно предположить, что тамплиеры, лишённые своих богатств, сохранили свободу в обмен на единственную ценность, которая оставалась в их распоряжении, – то самое сакральное знание, а ещё вернее – носитель этого знания.
Замок Монсегюр (Франция).
Одинцов сидел рядом с водителем, прислушивался к рассказу Мунина и с удовольствием отмечал, что теперь неплохо понимает, о чём идёт речь. Время, проведённое в обществе историка, пошло на пользу. Перед глазами вставала картина, поднятая со дна Балтийского моря, доставленная в Михайловский замок и попавшая в руки Мунину: молодой граф де Божё по наущению последнего Великого магистра тамплиеров извлекает нечто из тайника в парижском Тампле…
…а Мунин извлекал из бездонных недр своей удивительной памяти всё новые и новые сведения.
– В распоряжении рыцарей-храмовников существовал невероятно ценный предмет, – говорил он, – который скрывали от мира и за который без колебаний отдавали свою жизнь множество людей. Любому европейцу хорошо известна драматичная осада папскими войсками горного замка Монсегюр. Это в Лангедоке, на юге Франции. В замке жили альбигойцы – христиане, которые не признавали власть Папы Римского. Все защитники Монсегюра погибли, но выгадали время и успели спасти какую-то святыню, которую тамплиеры оставили им на хранение.
– Я знаю Монсегюр, – сказала Ева. – Я была там на экскурсии. Очень красиво, очень высоко и всегда солнце. Нам рассказали историю. Они боролись против армии Папы целый год. Их предали, они взяли две недели, чтобы сдаться, нашли момент, тайно спустили что-то со скалы и унесли. Четырнадцатого марта.
– Ничего себе! – Мунин смотрел на неё с восхищением. – Вы даже дату помните?!
– Легко запомнить, – поскромничала Ева.
– Третьего месяца четырнадцатое число, три-четырнадцать, – раскрыл Одинцов секрет американки. – Это день числа пи. Что, правда четырнадцатого марта?
– Правда, – подтвердил Мунин. – В тысяча двести сорок четвёртом году. На следующий день защитники Монсегюра сложили оружие, поскольку святыня уже была в безопасности. Ещё через день замок пал и всех казнили.
Смущённый неожиданными познаниями компаньонов, историк принялся протирать очки со словами:
– А здесь начинается самое интересное. В литературе внезапно появилась тема поиска рыцарями святого Грааля. Со временем стали считать, что Грааль – это золотая чаша, из которой пили участники пасхального ужина в доме Иосифа Аримафейского. Потом в эту чашу Иосиф собрал кровь своего распятого родственника Иисуса.
– Вообще-то сначала говорили не про чашу, а про некий священный предмет, без уточнения, – продолжал Мунин, снова нацепив очки. – А написали о нём авторы первых рыцарских романов. Кретьен де Труа как раз был с юга Франции, из города, где появился орден тамплиеров. Можно сказать, особо приближённый. А Вольфрам фон Эшенбах вообще рыцарь-храмовник, только немецкий. С их подачи сюжет про святой Грааль стал кочевать из книги в книгу, обрастать подробностями и домыслами, но в основе своей сохранился и благополучно дожил до наших дней. Если я правильно понял Льва Самойловича, он имел в виду, что тамплиеры в книгах зашифровали нечто, имеющее отношение к нашим поискам.
Историк выговорился и замолчал. Ева, беззвучно шевеля губами, делала заметки в айфоне. Одинцов сосредоточенно смотрел в лобовое стекло и переваривал услышанное.
Троица возвращалась в Петербург.
86. Не надежда, а уверенность
Одинцов думал проездить до обеда, но уже к полудню снова оказался с компаньонами в особняке на Каменном острове – будто специально для того, чтобы разделить с Вейнтраубом ланч.
После еды, перебравшись в малую гостиную, Одинцов сам отвечал на расспросы старика – какая нужда была ездить, куда, зачем, – из опасения, что Ева или Мунин сболтнут лишнее. Хотя вроде и сболтнуть было нечего: просто прокатились туда-обратно, потрепались по дороге и свежей ладожской рыбы привезли.
– Караван идёт со скоростью самого медленного верблюда. – Одинцов, к удовольствию миллиардера, наконец-то улыбнулся. – Самый медленный верблюд в нашей компании – это я. Товарищи подгоняют, чтобы двигался быстрее, учат уму-разуму. Мы сейчас первую русскую летопись штудируем. Съездили, посмотрели, где всё начиналось. Подпитались энергетикой. Опять же места не чужие…
Вейнтрауб оценил шутку про верблюда и поинтересовался, каков у троицы план действий.
– Есть у меня одна мыслишка, – уклончиво сказал Одинцов, – насчёт летописи. Хочу проверить по тексту.
Вообще-то по пути из Старой Ладоги они обсудили, кто в каком направлении собирается работать. Одинцову предстояло изучать путешествие апостола Андрея, описанное в «Повести…». Мунин взял на себя рыцарские романы и в ответ на вопрос миллиардера решил выступить развёрнуто.
– Мы уже просматриваем связь Ковчега с Брюсом и через него с Петром Первым, – сообщил он. – Однако пока остаются в стороне Иван Грозный и Павел. Видимо, логическая цепочка к ним ведёт по линии тамплиеров. Орден Храма был разгромлен, и храмовникам наследовали госпитальеры – то есть мальтийские рыцари. А их путь в Россию со времён Петра хорошо известен, как и расцвет мальтийцев при Павле.
– Кроме того, – добавил Мунин, – у нас есть установка на поиск информации в книгах. Типографское дело началось в России при Иване Грозном. Он вкладывал в печатни большие деньги, причём свои собственные, а не из казны. Яков Брюс тоже руководил российским издательством – это ещё одна параллель. Наконец, есть основания полагать, что Сухарева башня, где работал Брюс, связана с легендарной библиотекой Ивана Грозного, которая бесследно исчезла и которую ищут по сей день.
– Вы, вероятно, не знаете… – Тут историк оглядел присутствующих. – И я вам не рассказывал, но императрица Екатерина Вторая выставила постоянный караул у Сухаревой башни. А как вы думаете, когда его сняли?.. Только в тысяча девятьсот двадцать четвёртом году! Через сто пятьдесят лет, когда уже самой Российской империи не было! Я думаю, в книжной теме нас ещё ждут сюрпризы.