Тайна церковной мыши — страница 16 из 40

Вот почему он так злился на эту Крайнову – она напомнила ему не желавшую идти в ногу со временем бабушку. Почему старые люди так цепляются за свое прошлое, почему не живут настоящим, не сменят тяжеловесную и давно вышедшую из моды мебель на светлую и легкую икеевскую, не заменят пыльные бархатные шторы или кружевные занавески на удобные и такие функциональные жалюзи? Почему не выбросят свои дурно пахнущие старостью и хозяйственным мылом старые платья и не наденут удобные брюки и блузки?

Хотя нет. Не из-за всего этого он злился. Просто он чувствовал, что Крайнова была права, когда говорила, что, расспрашивая про Розу, утонувшую в долгах маникюршу, он просто тратит драгоценное время.

Конечно, он должен был в первую очередь поговорить с Табачниковым. Но разыскать его оказалось не так-то и легко. Покинув рано утром квартиру своей любовницы и подружки Ирины Кречетовой, он, как позже выяснилось, отправился за город, где строил дом, где у него была назначена встреча с человеком, который с бригадой рабочих устанавливал ему в саду застекленную беседку.

Вот невозможно было представить, чтобы человек, жестоко расправившись со своей любовницей (которая и помогала ему финансово с этой самой беседкой, не говоря уже о других благах, которые Табачников имел, вытягивая с нее деньги), спокойно отправился за город, чтобы заплатить рабочим. Если он, конечно, не монстр, бездушный и безнервный человек.


В кабинет вошел высокий молодой парень, блондин, крепыш с добрым и открытым лицом. Это и был Табачников. Помощник Журавлева надел на него на всякий случай наручники.

– Я не понимаю, в чем дело и за что на меня надели наручники, – сказал он, хмурясь и гримасничая, как ребенок. Он вел себя как человек, уверенный в том, что произошла ошибка, а потому в его жестах и словах сквозила дурашливость и легкость.

– Садитесь, Евгений Васильевич. Жора, сними с него наручники, – попросил он своего помощника, Георгия Маркова, исполнительного и толкового парня, в прошлом году завершившего юридическое образование и мечтавшего стать следователем.

Жора ушел, Табачников сидел напротив и потирал запястья, невидимые следы наручников.

– Вы задержаны по подозрению в убийстве вашей подруги или просто хорошей знакомой, Ирины Кречетовой.

И вдруг вместо того, чтобы заметить на лице Табачникова выражение страха и ужаса, ну хотя бы какое-то проявление чувств по поводу гибели его любовницы, он увидел широкую улыбку, приподнятые словно в каком-то восторге брови и услышал:

– Ну-ну! Убита, значит! – И он хохотнул.

Журавлев чуть не проронил свое излюбленное «не понял», но воздержался, поскольку это был допрос, следовало вести себя как подобает.

– Вам смешно потому, что убита ваша знакомая? Или?! – Он не нашел слов, чтобы сдержанно выразить свои предположения. Он что, идиот, почему он сидит и смеется, глядя ему в глаза?

– Да ничего с ней не случилось. Это просто шутка такая!

– Вы считаете, что это весело, когда кто-то взял да и зарубил топором девушку?

– Каким еще топором?

Журавлев показал ему несколько снимков со своего телефона, при виде которых Табачников на время потерял дар речи. Теперь он просто сидел и тупо смотрел куда-то мимо Журавлева в пространство.

– Вы готовы опознать труп?

– Нет, не готов… Этого не может быть. А все ваши снимки – фотомонтаж. Если не верите, поедемте прямо сейчас к ней домой, и вы увидите, что она жива и здорова! Не знаю, кто прислал вам эти снимки… Может, она сама все придумала.

– И зарубила себя, да?

– Вы что, сами все это видели? И где это произошло, по какому адресу?

– В Столешниковом переулке. Расскажите, когда и при каких обстоятельствах вы видели Ирину Кречетову последний раз.

– Ну… Я ночевал у нее. Мы с ней давно уже в таких отношениях. Еще когда был жив Константин Николаевич, царство ему небесное. Так вот, я проснулся, не хотел ее будить, а она вдруг сама встала, сказала, что выпьет со мной кофе. Еще сказала, что у нее есть ко мне разговор. Ну я сразу понял, о чем идет речь. Она снова отправлялась без меня куда-то на острова, не знаю, куда точно, Мальдивы, Бали… Там собирается компания, и ей было бы неудобно, если бы мы были вместе. Все знают, кто я, что водитель и все такое…

– Хотите сказать, что она стыдилась бы вас?

– Не то чтобы стыдилась, просто она не смогла бы в моем присутствии оторваться там как следует. Я бы мешал ей. Понимаете, с одной стороны, ей удобно и приятно, что я всегда рядом, с другой – ей нужна свобода. Звал ее замуж – она не согласилась. Да она вообще не такая, ей семья не нужна. Она и сама не знает, чего хочет.

– Так. Вы выпили кофе, и?

– Я выпил кофе и поехал, мне надо было срочно встретиться с одним человеком, ну вы знаете… Ваш коллега нашел меня там, на озере. Удивительно, что он дозвонился, там плохо берет… Ну да ладно. Так вот. Выпил я кофе, повторяю, и поехал. Мы поцеловались, как это у нас было принято, я сказал, что… Короче, мне вся эта ситуация была неприятна. Вроде бы мы вместе, и в то же самое время каждый сам по себе. Вернее, она – сама по себе. Она почему-то твердила, что ей просто необходимо куда-то поехать, «смыться из Москвы», она так и сказала. Что ей все «обрыдло». Я подумал, что ее желание куда-то уехать, исчезнуть связано с каким-нибудь парнем, которому от нее что-то было надо. Может, она пообещала ему спьяну денег, а потом передумала, у нее это бывает. Или просто встретила одного из своих бывших парней и решила исчезнуть на время.

– Вы знаете имена этих парней?

– Нет. С ними она меня не знакомила.

– Значит, вы утром расстались, и все. Во сколько это было?

– Я проснулся в шесть, быстро собрался, выпил кофе… Уф… Что это я про кофе… – Его голос вдруг дрогнул, а глаза моментально наполнились слезами. – Вы что, серьезно? Ее убили? Ирину убили? Но этого не может быть! Кто? За что? Обычно убивают за долги там, из ревности… Она очень добрая. Таких, как она, нет.

– Вы кого-нибудь подозреваете?

– Да вообще без понятия. И где ее убили?

– Я же сказал – в Столешниковом переулке.

– Это вы нашли ее там. А где было совершено убийство?

Журавлев подумал, что более странного вопроса в этой ситуации было бы трудно себе представить.

– Почему вы спрашиваете об этом?

– Да потому что… Нет… Просто я подумал, что ее проще было бы убить в загородном доме, там никого нет и тихо, чем в самом центре Москвы, вокруг соседи… Вы сказали, что ее зарубили? Как? Кто же это мог прийти к ней рано утром с топором и убить?! Здесь что-то не так. Я должен увидеть ее. Возможно, это не она.


Поквартирный опрос соседей ничего не дал. Криков о помощи или просто криков никто не слышал. Убили человека, и никто ничего не слышал. Получается, что Ирина впустила в квартиру человека, которого знала и которого явно не боялась. Кто-то свой. И этот «свой» подошел к ней сзади и ударил топором по затылку, потом нанес еще удары по голове.

– Вы могли бы назвать людей, которых бы Ирина впустила в квартиру как своих?

– Конечно. Меня, еще раз меня и меня. Она никого бы не впустила, разве что Тамару, нашу консьержку. Ирина доверяла ей.

– А как же подруги?

– Да не было у нее подруг. У нее была компания, они тусовались вместе в клубах, ездили на острова. Но ни с кем близко она не общалась. И подруг у нее не было, потому что вся эта так называемая золотая молодежь в любом случае была продвинутой, что ли. Многие с образованием, за границей учились. Разговаривать умеют, многое в этой жизни понимают, знают, как себя вести и все такое. И среди них есть вполне нормальные девчонки. А вот Ирина нигде не училась, ей деньги просто на голову сыпались, и она жила… Даже не знаю, как и сказать. Не как животное, конечно, но как большой избалованный ребенок. Вот жила и жила. Выпить любила, травку там покурить… Много спала. Она не знала, куда деньги тратить, понимаете? Боялась, что если она кому-то что-то сделает, то ее не так поймут, но разгадают, что она богата, и ограбят. Она помогала мне, это честно. Вот просто пачками деньги давала.

– Но она же еще не вступила в права наследства.

– Не вступила, – медленно произнес Евгений. – Но там такая система… Короче, дело, которым занимался Константин Николаевич, все его фирмы, завод, все это же работает, и занимается всем этим его правая рука, Семенов Геннадий Петрович. Все ждут, когда подойдет срок и на Ирину можно будет все переоформить, а пока они действуют по доверенности, которую успел подписать Кречетов перед смертью. Он как вынырнул из комы тогда, очухался, к нему в больницу приехал нотариус, и он успел составить доверенность на Ирину и на Семенова, ну чтобы дело продолжало работать. И вот на счета Ирины постоянно приходили суммы, и нехилые.

– А как сложилась бы ее жизнь спустя шесть месяцев, когда она стала бы полноправной наследницей?

– Думаю, она растерялась бы поначалу. Там очень большие активы, деньги… Счета… Но Семенов бы помог ей правильно распорядиться, вложить. Кречетову вообще повезло с этим Семеновым. Честнейший человек.

– Вы бы могли опознать тело?

– Тело… Уф… Ну да, конечно.

– Хорошо. Ну и главный вопрос: как вы думаете, кому же была выгодна ее смерть?

– Есть один такой человек… Точнее, одна…

12

После уборки садовый домик пах смесью крепких дезинфицирующих препаратов и сверкал влажной стерильной чистотой.

– Это раньше бы следы крови не нашли, а сейчас, когда у экспертов появилось крутое оборудование, несмотря на наши усилия, разную химию, все равно при желании выделят следы крови и даже ДНК, – говорила Таня, устало опускаясь на мраморную скамью возле высокой свежей туи. Была глубокая ночь, но сад хорошо освещался фонарями.

– Так хотела пожить в красоте, полюбоваться на красивые растения и почувствовать себя частью этого великолепия, как на́ тебе! Убийство! Вот уж влипли так влипли. – Соня даже всхлипнула, понимая, что с этого дня, с этого момента, как она нашла следы крови на полу в домике, их жизнь может измениться. И явно не в лучшую сторону. – Умом я понимаю, что надо бы признаться во всем, вот просто взять и рассказать всю правду следователю.