А потом при дворе решили показать, что Николай II вовсе не кровавый и не грозный, а всего лишь добрый царь-батюшка, которого можно и нужно любить. Во дворце устроили ему встречу с рабочими — сидя за одним столом с гостями, он пил с ними чай, ел сушки и мирно беседовал. То, что рабочую депутацию организовывала полиция, в народе не знали. Не все тайны внутренней политики должны быть известны народу.
В ответ на верноподданнические заверения рабочих царь обещал исполнить их желания и во всём разобраться. О жертвах он сожалел.
После Кровавого воскресенья вынужден был покинуть свой пост министр внутренних дел князь Святополк-Мирский. Странная вышла история: человек, миролюбиво ко всему настроенный, вынужден был покинуть свой пост из-за излишней жестокости.
Реакция наступает. Окружение царя требует принятия жёстких мер.
Генерал Д.Ф. Трепов, в высших и военных кругах известный как реакционер, становится столичным генерал-губернатором. Жёсткая партия получает бразды правления в столице.
По династии наносится ещё один чувствительный удар — в Москве социал-революционер Каляев бросил бомбу в великого князя Сергея Александровича. Взрыв был такой силы, что московского диктатора разорвало в клочья: полицейские, прибывшие на место трагедии, нашли лишь руку, часть ноги да окровавленное туловище.
«Ужасное злодеяние случилось в Москве: у Никольских ворот дядя Сергей, ехавший в карете, был убит брошенною бомбой, и кучер смертельно ранен… Несчастная Элла! Благослови и помоги ей, Господи!»
Несчастная Элла ползала среди останков мужа, пыталась собрать их в единое целое.
Революция разрасталась, охватывая всю империю. Кровавое воскресенье подняло бурю, которая долго не утихала.
В свой дневник Константин Романов так же, как его царствующий родственник, записывает печальные строки: «Просто не верится, какими быстрыми шагами мы идём навстречу неведомым, неизвестным бедствиям. Всюду разнузданность, все сбиты с толку… Сильной руки правительства уже не чувствуют. Да её и нет».
Он, как и государь, ещё не знает, что впереди самодержавие ждут новые испытания — всеобщие стачки, восстания, баррикады в Москве, на Пресне, которые будут сложены из опрокинутых трамваев, мебели; мятежи в армии и ещё много разных бед, которые заставят задуматься: а не покинуть ли Россию? И государь поручит прислуге собирать чемоданы…
Отрезанная забастовками от остальной части государства, царская семья томилась в Петергофе, ожидая худшего. Николай II всё думал, где же ему разместить домочадцев, где его примут. Он постоянно думал о пристанище.
На выручку пришёл Сергей Юльевич Витте, к которому благоволила вдовствующая императрица. Она просила сына прислушиваться к его советам, как когда-то это делал её супруг, отец царствующего государя.
Витте произнёс фразу, полную глубокого смысла:
— Надо уметь отступать.
Он предлагал спасти положение, даровав народу конституцию.
— Только тогда народ успокоится, — заверил граф.
В той ситуации, в которой находилась империя, государь был готов на всё: на конституцию, обещания и мирные договоры. Он чувствовал, что самое главное для династии — получить передышку. Передышка давала возможность прийти в себя, набраться сил.
Императрица Мария Фёдоровна поддержала предложение Витте, поддержали его и некоторые члены царствующего дома. 17 октября царь подписал Манифест о Конституции. В тот день он завтракал с Николашей и Станой — так он называл великого князя Николая Николаевича и великую княгиню Анастасию — всё ждал, когда приедет с текстом документа Витте. Голова его была тяжела, мысли путались. В дневнике царь записал: «Господи, помоги мне, спаси и умери Россию». Манифест был подписан…
Возвращаясь из Петергофа в Петербург на пароходе, великий князь Николай Николаевич обнял Витте:
— Вы спасли империю!
Было два пути выхода из кризиса: диктатура или конституция. И Николай II колебался, какой сделать выбор, на что решиться. Он выбрал конституцию, потому что ему обещали, что на этом все успокоятся, что пожар будет потушен, ибо он дарует народу свободу, а его представителям — часть своей власти. За конституцию была и его мать. Она предлагала согласиться с проектом Витте, которому, кстати, помогал Алексей Оболенский, полагая, что после объявления Манифеста всё войдёт в прежнее русло.
О тех мучительных днях, когда приходилось принимать решение, государь подробно сообщил в письме к матери.
«Наступили тихие грозные дни. Чувство было, как бывает летом перед сильной грозой. Нервы у всех были натянуты до невозможности. И конечно, такое положение не могло продолжаться долго. В течение этих ужасных дней я виделся с Витте постоянно. Наши разговоры начинались утром и кончались вечером при полной темноте. Представлялось избрать один из двух путей — назначить энергичного военного человека и всеми силами постараться подавить крамолу. И другой путь — предоставление гражданских прав населению, свобода слова, печати, собраний, союзов и т. д. Кроме того, обязательство проводить законопроекты через Государственную думу. Это, в сущности, и есть конституция. Витте горячо отстаивал этот путь. И все, к кому я обращался, отвечали мне так, как и Витте. Манифест был составлен им и Алексеем Оболенским. Мы обсуждали его два дня, и наконец, помолившись, я его подписал… Милая мама, сколько я перемучился, ты представить себе не можешь. Единственное утешение, что такова воля Божия и что это тяжёлое решение выведет дорогую Россию из того невыносимого, хаотического состояния, в котором она находится почти что год…»
Казалось, инцидент исчерпан — конституция дана. Но в ноябре поднялись на баррикады московские рабочие. Запылало вооружённое восстание в Москве.
И тогда царь обиделся на Витте — обещал облегчение, но слова своего не сдержал. Он считал, что творец конституции во всём виноват, а не завистники, которые стали за спиной Витте нашёптывать государю всякие сплетни.
И Николай строчит маме очередное письмо:
«Я никогда не видел такого хамелеона — человека, меняющего свои убеждения, как он. Благодаря этому свойству характера почти никто больше ему не верит».
Гигант Витте сходил со сцены. Сходил человек, который так много сделал для трона — добился мира с Японией на хороших условиях, придумал трюк с конституцией, привёл в порядок финансовое состояние империи, сделал стабильным рубль. Противники удаляли от государя его верного и умного слугу, не предлагая взамен другого.
Правительство доверили дряхлеющему Горемыкину, неинициативному, чересчур спокойному и несколько ленивому. Было ясно, что назначать некого, а назначив Горемыкина, лишь сделали паузу. Для тех, кто пытался навязать царю в правительство своих людей, это была передышка.
Пётр Аркадьевич Столыпин в список кандидатов попал вроде случайно. Могли предложить государю и другую кандидатуру, но говорят, что именно эту предложил барон В.Б. Фредерикс, генерал-адъютант, человек, имеющий влияние на царскую фамилию и окружение.
— А что представляет из себя этот ваш Столыпин? — поинтересовался государь, когда ему назвали имя саратовского губернатора.
— Главное, ваше величество, что молод и умён. Энергичен и твёрд. Вы, наверное, знаете, что происходит он из знатного рода. Ко всем этим характеристикам я бы добавил ещё одну, весьма существенную. Он усмирил губернию без лишней крови. Я не знаю, докладывали вам или нет, как он вошёл в гущу смутьянов и, презирая опасность и револьвер, на него наведённый, сказал одному смутьяну, державшему оружие: «Подержи-ка мою шинель!» И обуздал толпу, — расписывал барон В.Б. Фредерикс, министр императорского двора.
Эпизод государю понравился. Он пересказал его вечером Аликс.
Александра Фёдоровна заметила:
— А тебе говорят, что нет хороших кандидатур на должность министров. Разве Столыпин не подойдёт на должность министра внутренних дел?
— Я об этом уже подумал, — сказал смущённо Николай II.
Утром он приказал Горемыкину срочно вызвать Столыпина из Саратова. Председатель правительства лишних вопросов не задавал, мало ли кого хочет видеть государь, и значения тому серьёзного не придал. Не предполагал для себя последствий.
Телеграмма с вызовом срочно ушла в Саратов.
Откуда взялся этот Столыпин?
«Когда в 1906 году Совет министров во главе с графом С.Ю. Витте вышел в отставку и новый Совет министров было поручено сформировать И.Л. Горемыкину, П.А. Столыпину предложили пост министра внутренних дел. С этого момента — 26 апреля 1906 г. — П.А. Столыпин являлся до дня своей кончины деятельным руководителем министерства…»
В смутное время волнений, забастовок, террористических актов при дворе говорили:
— Нужна сильная рука!
Так же думал и Николай II, который внимательно рассматривал и оценивал кандидатуры. Сильной руки рядом не было. Странно, думал государь, столько вокруг лиц, а назначить некого. Требовался инициативный, решительный и смелый высший чин, на которого можно было бы опереться, поручив важные дела.
На память пришли слова генерал-адъютанта, министра внутренних дел князя П.Д. Святополка-Мирского о саратовском губернаторе Столыпине: «Молод, умён, решителен. Какие ещё нужны качества, чтобы верно служить государю?»
К Столыпину царь решил присмотреться. Для начала освежил свою память аттестацией из собственной канцелярии, которая сообщила главное: Пётр Аркадьевич Столыпин — сын севастопольского героя генерал-адъютанта Столыпина от брака с княжной Горчаковой — родился в 1862 году, детство провёл в имении Средниково под Москвой; по окончании курса в Санкт-Петербургском университете в 1884 году начал свою служебную деятельность в Министерстве внутренних дел, через два года был причислен к департаменту земледелия и сельской промышленности Министерства земледелия и государственных имуществ, в котором последовате