и горнозаводскому делам и Саратовской учёной архивной комиссии.
Новый министр — новая метла…
Ещё древние философы отмечали, что в характере мужчины заложены амбициозность и властность. Если он занимается политикой, то обязательно хочет быть выше всех, хочет править другими.
Представители многих знатных родов мечтали занять престижное положение на государственной службе, сделать карьеру. О министерских портфелях могли мечтать лишь некоторые, имеющие сильную протекцию. Чем выше была должность, тем выше и интрига, связанная с таким назначением.
Губернатор Столыпин о престижной должности не думал. Он просто исполнял свой долг, как исполняют его честные люди, не мечтая о высоких постах.
Иногда судьба улыбается и таким людям.
В конце апреля 1906 года в Саратов неожиданно пришла телеграмма из Петербурга, подписанная председателем Совета министров Горемыкиным. Распоряжение было коротким — Столыпину предлагалось немедленно прибыть в столицу.
Ольга Борисовна была встревожена:
— Что-то случилось… Так неожиданно… Что бы это могло значить?
Сам Столыпин не знал, по какому поводу его вызывали, не мог объяснить семье полученную телеграмму. Можно было лишь строить догадки. Найти ответ представлялось возможным разве что в Петербурге.
Приехав в столицу, Столыпин сразу же направился к Горемыкину и без всяких задержек был принят главой правительства. Настраивался на долгий разговор, не станет же из-за какой-то мелочи срочно вызывать его председатель Совета министров? Но разговор, на удивление, вышел совсем коротким. Увидев Столыпина, Горемыкин обрадовался:
— Вас ждёт государь…
Это было неожиданно. Невольно напрашивались вопросы: что произошло, почему так внезапно?
Поняв смущение губернатора, Горемыкин его успокоил:
— Ничего страшного. Государь ныне беседует со многими губернаторами, чтобы разобраться в происходящем.
Приёма у государя в Царском Селе тоже долго ждать не пришлось. Саратовский губернатор был принят незамедлительно. Государь встретил Петра Аркадьевича милостиво, сказав, что давно следит за его деятельностью в Саратове.
— Я считаю, вы исключительно выдающийся администратор…
— Ваше величество, вы слишком любезны к моей персоне, — скромно ответил Столыпин.
— Так вот, Пётр Аркадьевич, я решил назначить вас на должность министра внутренних дел. В сложившейся обстановке это необходимо.
Столыпин растерялся от неожиданного предложения. Он был, конечно, удивлён и попытался отказаться от столь заманчивого поста, но стремился сделать это тактично, чтобы не обидеть государя.
— У меня нет иного выхода? — улыбаясь, просил он.
— Ни у вас, ни у меня, — ответил государь. — Мы оказались с вами в такой ситуации, что нам необходимо принимать энергичные меры, иначе враги династии разрушат опору нашего государства. Потому я и прошу вас незамедлительно принять министерство.
Но Столыпина было не так-то легко уговорить.
— Ваше величество, я весьма благодарен вам за такое доверие ко мне, но несколько месяцев губернаторства в Гродно, которые я имел, и три года в Саратове не являются, на мой взгляд, достаточной подготовкой к управлению всей внутренней жизнью России. Я полагаю, что в такое время, когда нужны знания, опыт и воля, моя кандидатура не очень-то подходит. Если бы вы назначили меня на должность товарища министра временно, чтобы я разобрался в работе министерства…
— Быть министром и его заместителем — это не одно и то же, — заметил государь. — Я полагаю, у вас есть и необходимые знания, и опыт, и воля, чтобы принести пользу Отечеству. Я прошу вас, Пётр Аркадьевич, принять предлагаемый пост.
— Ваше величество, я не могу принять этот пост. Это было бы против моей совести, — сказал Столыпин.
— Тогда я вам приказываю, — настоял государь. — Я даю вам очень короткое время, чтобы сдать губернию и принять министерство. Вас ждут безотлагательные дела!
Прощание с Саратовом было грустным, ведь пришлось прожить в этом городе трудные годы. Жаль было расставаться с новым местом, новыми друзьями и переезжать в таинственную, загадочную столицу, которая поражала своим размахом, бурлящей жизнью.
Ольга Борисовна призналась мужу:
— Меня вовсе не пугает твоё новое назначение, ты любишь работать. Меня смущает оно тем, что в стране сложная обстановка и министерство, которое тебе поручают, самое трудное. В нём случались разные истории…
Она не произнесла вслух, что думала, — министров внутренних дел, случалось, и убивали, потому что они проводили жёсткую политику, что не нравилось революционерам.
Пётр Аркадьевич пояснил:
— Время для всех неблагодатное, но поверь мне, что и в других министерствах — иностранных дел, финансов, военном, да и в любом другом, не менее хлопотно сейчас. Знаешь, Ольга, несмотря на все трудности, я бодро смотрю в будущее. Мы должны их преодолеть. Государь обещал мне поддержку во всех моих новациях. Он считает, что не все прежние министры могут работать с первым парламентом. Парламент призван успокоить страну, и правительство должно быть с ним солидарно. Я поддерживаю решение государя собрать лучших людей России, чтобы в тяжёлую годину они своими советами и помощью помогли правительству удовлетворить по мере возможности разумные требования народа и восстановить порядок и мир. Все пришли к такому мнению, кроме правых. Эти по-прежнему недовольны и пророчат нам всякие бедствия.
— Я согласна с тобой, — сказала жена, — но предстоящая жизнь в столице, твоя работа в правительстве — там столько интриг…
Пётр Аркадьевич успокоил супругу:
— Мы всегда с тобой их избегали, сами в них не участвовали. Даст Бог, минуем их и в Петербурге. Я иду работать, а не делать карьеру. Мне карьера, ты знаешь, вовсе не важна — я человек без амбиций. А что касается общих дел, то помочь государю следует. Я согласен с ним: необходимо наладить работу важного министерства.
Столыпин был прав: его, честного человека, интриги не пугали.
Была права и его жена: вокруг должности министра внутренних дел России всегда, во все времена плелись интриги.
На вокзале отъезжающую семью Столыпина провожало много людей. Казалось, весь город пришёл проститься с губернатором. Полиции даже пришлось расчищать дорогу, чтобы Столыпины смогли пройти к своему вагону. Самые близкие проехали с ними несколько железнодорожных станций.
— Запомните Саратов, — сказал Столыпин детям. — Мы уже никогда сюда не вернёмся.
Старшая дочь Столыпина, Мария, позже вспоминала: «Когда же нас покинул последний саратовец, стало грустно и пусто в нашем салон-вагоне, и на душе тоже не было весело. Первое лето в жизни не в Колноберже — уж одного этого сознания достаточно, чтобы впасть в уныние, а тут ещё гнетущее чувство, что папа будет подвергаться ещё большим опасностям, что ещё сильнее придётся бояться за его жизнь».
Чиновники Министерства внутренних дел, прослышав, что к ним назначен новый министр, обсуждали в узком доверительном кругу — какие изменения грозят их ведомству. Каждый думал наверняка о своём положении.
— Говорят, приходит новая метла…
— Да, жди новых увольнений и назначений…
— Говорят, у саратовского губернатора крутой нрав. Он может согнуть даже палку, когда захочет…
— Скажите, пожалуйста, кто из его предшественников мог здесь что-то изменить? А ведь какие у нас были министры — хваткие, хитрые, умные, изворотливые, упрямые, настойчивые — никто не смог изменить министерский дух, выветрить его! Этот дух, господа, вечен! Не изменить его и Столыпину, прибывающему из провинциального Саратова!
Не зря боялась Ольга Борисовна нового назначения своего супруга, слишком одиозным было ключевое министерство, на котором держались и покой империи, и власть на местах. В первую очередь её смущало, что министерство выполняет полицейские функции. По её убеждению, Пётр Аркадьевич к такой работе никак не подходил, как, впрочем, и сама работа не подходила к нему, к его натуре, взглядам и мышлению.
С того самого дня, как муж поделился с ней новостью о своём повышении, тревога никогда не покидала её и ощущение опасности всегда тревожило, недаром ведь говорят: сердце — вещун.
В кресле министра внутренних дел империи побывали, сменяя друг друга, в конце девятнадцатого и в начале двадцатого века известные личности: М.Т. Лорис-Меликов, Н.П. Игнатьев, Д.А. Толстой, И.Н. Дурново, В.К. фон Плеве, И.Л. Горемыкин, Д.С. Сипягин, П.Н. Дурново, А.Г. Булыгин…
Все они были до Столыпина, так что мы можем сравнивать их с Петром Аркадьевичем.
В высшем обществе к лицам, назначаемым на должность министра внутренних дел, относились по-разному. Большинство — с особым почтением, но были и такие, кто воспринимал назначаемых скептически, с некой иронией.
Князь Лобанов-Ростовский, сделавший карьеру на дипломатическом поприще, до этого служил в Министерстве внутренних дел. Короткое время был даже товарищем министра. По-нашему, заместителем.
Однажды обедали весьма уважаемые люди: генерал Р.А. Фадеев, его племянник — С.Ю. Витте, генерал М.Г. Черняев, граф И.И. Воронцов-Дашков, будущий министр двора и наместник Кавказа, и брат будущего министра иностранных дел Лобанова-Ростовского. Он долго жил за границей и оставаться на родине не желал.
— Что вы так спешите уехать? — спросили у него за обедом.
— Как же я могу остаться в России, когда она дошла до такого положения, что даже мой брат может быть товарищем министра внутренних дел? — возмутился тот.
Его брат, о слабых способностях которого он знал лучше всех, не мог, по его мнению, занимать такой ответственный пост в министерстве. Он не знал, что его брат участвует в интриге: через своего приятеля А.А. Половцева, государственного секретаря, добивается посредством великого князя Михаила Николаевича, председателя Государственного совета, высокой должности. Великий князь, как известно, имел большое влияние на государя.