– Да тише же, черти! – воскликнул Иван Трофимович, вставая, и серые глаза его недобро вспыхнули на добродушном с виду лице.
– Вам объявлено, черти, что мною делается в доме обыск… Я сам плюю на это привидение… Оно меня до сих пор не тронуло, значит, и впредь не тронет… Если я найду до пятницы что-нибудь (сегодня у нас понедельник?), то не утаю же я от вас, а не то… хотите, хоть сегодня, идем опять… давайте искать… Найдем, все наше! Конечно, у старика должны быть деньги… Да только где? Дом-то ведь велик!..
В то время, когда Иван Трофимович говорил, граф тихонько дернул его сзади, но мошенник не подал и виду, что замечает эту поддержку, и продолжал, даже не сделав паузы.
– Вот вы, дураки, пристаете ко мне, а ведь надо быть дураком, чтобы не понять того, что я говорю… Вон Жучок и тот понимает, – указал он на урода, который при этом обращении сделал гримасу и зашевелился на стуле. – Стало быть, нечего и пытать меня… Слава богу, не первый год с вами, братцы, работаем… А впрочем, повторяю еще раз, если хотите, можете сами искать, хоть весь дом перевернуть. Это, братцы, мое последнее слово… Ходы туда вы не знаете… Валяйте!.. Только не я буду в ответе, если кто-нибудь из вас попадет в лапы фараонов.
После этого Иван Трофимович сел и, многозначительно переглянувшись с своей соседкой, обратился к графу, шепнув:
– Сейчас!..
Спустя несколько минут после того, как разговор перешел на другие темы, Иван Трофимович толкнул Крушинского и отошел с ним в сторону.
– Сегодня не иди! – шепнул граф. – Сегодня там будет мой сын и, вероятно, полиция… Они будут выслеживать привидение.
Тень улыбки чуть дрогнула на лице Ивана Трофимовича.
– Спасибо, что предупредил, – сказал он, – я не пойду.
И, обратившись к остальным, громко произнес:
– Вот граф сообщает, что сегодня в доме будет полиция… Предупреждаю и я, братцы, а затем, как хотите!.. – Потом он вернулся на свое место и, вытянув одну руку на стол, принял такую позу, которая невольно внушала уважение к его и без того степенной и важной фигуре.
Наискось от него за столом сидел в тени угрюмый рослый человек и не спускал блестящих глаз с лица его соседки. Временами эти глаза обращались и к нему, и тогда в них блестела ненависть.
Субъект этот внушал Ивану Трофимовичу в последнее время довольно серьезные опасения. Он знал, что этот человек давно и безнадежно любит Гесю (так звали его красивую соседку и сожительницу) и что он только выжидает удобного случая, чтобы отомстить ему, Ивану Трофимовичу, как сопернику.
Знал он, что Медведев (имя угрюмого «Геркулеса») обладал дьявольской силой и вел знакомство с неким Шапом, молодым красавцем евреем, давно уже выдающим себя за князя Азрекова и делающим тысячные обороты по своей «специальности», и, наконец, что цель Медведева – завлечь Гесю в это предприятие, если только она уже не завлечена, потому что последнее время отношение к Ивану Трофимовичу очень изменилось и стало прямо подозрительным. Этот князь Азреков или, попросту, Шап[42] в мире петербургских мошенников пользовался громкой славой. Его шайка была громадна и беспрестанно пополнялась из других шаек, ремеслующих простым «громильством».
Короче говоря, Шап занимался «детским промыслом», который был связан с манипуляциями шайки Ивана Трофимовича только через Митьку Филина, который был очень редким мастером «выделки карликов». Эти последние продавались в заграничные труппы, а иногда употреблялись и в «громильском» деле для проникновения сквозь отверстия, где не мог войти взрослый человек, а ребенка было бы пускать опасно.
Но не насчет Шапа тревожился Иван Трофимович; Шап был один из тех мошенников, до которых было далеко. Уже одно то, что он имел паспорт и носил благополучно целых три года титул князя Азрекова, говорило, какие крупные операции им совершались.
Наконец, Ивану Трофимовичу доподлинно было известно, что Шап не нуждается в красавицах и меняет их как перчатки. Геся, правда, немного была влюблена в него, но потом, видя его холодность, охладела и сама. Но опасно было то, что этот страшный Медведев соблазнил ее перейти в шайку Шапа, так как там женщины, подобные Гесе (имеющие знания, хотя и лишенные патента акушерки), необходимы. Ивану Трофимовичу казалось даже, что Геся уже перешла туда, но пока делает вид, что верна ему, опасаясь мести. Эта мысль сильно мучила его и даже мешала заниматься текущими делами.
XI. Дела Ивана Трофимовича и он сам
А дела у него были крупные, пожалуй, не уступающие делам Шапа. Тот вращался в аристократических сферах, а Иван Трофимович – в купеческих и коммерческих, выдавая себя за провинциального торговца то тем, то другим товаром, смотря по обстоятельствам. Благодаря своему умению, такту и ловкости, он был вхож в такие дома, которым позавидовал бы и сам Шап.
Небезынтересна и биография Ивана Трофимовича, тем более что она тесно связана с историей таких действующих лиц нашего рассказа, как отец Антона Николаевича. Иван Трофимович Зазубрин был уроженец Рязанской губернии. Происходил из зажиточной крестьянской семьи. С детства мальчик был очень степенен и умен, но в то же время и плутоват.
Впрочем, плутоватость эта служила не во вред его семье, как это часто бывает, а, напротив, на пользу ей. Она распространялась только на чужих. И надо отдать ему справедливость: этот мальчуган устраивал и вершил такие дела, которым дивились даже самые мудрые из стариков. Он надувал так ловко, что отец его, простодушный человек, приходил в умиление.
Еще больше умиляло старика то обстоятельство, что все штуки, проделываемые с соседями и другими лицами его сыном, только набивали его карман. Как же не любить было такого ребенка, в особенности нашему среднеполосому крестьянину, у которого по неразвитости или по чему другому существуют самые примитивные и смутные понятия о чести.
Был и другой сын у Зазубрина, но тот совсем не такой – кисель, размазня и ротозей. Как только минуло Ване шестнадцать лет, он попросился вместо женитьбы отпустить его в Питер по извозному делу, снарядив, конечно, лошаденкой, упряжкою и кое-какими деньгами на первое время.
При этом он дал отцу клятвенное обещание с первого же года начать высылать ему такую громадную сумму, что старик и рот разинул. Если бы это был не Ванюша, он бы ни за что не поверил. И действительно, до последних дней жизни отца и матери Иван Трофимович строго исполнял свое обещание.
Происходило ли это из любви к родителям или из своеобразного уважения к данной клятве, решить трудно, не исследовав глубоко эту загадочную натуру, но это и не наша цель, где на первом плане не психология, а сообщение интересных фактов, которыми так изобилуют наши петербургские ночи.
Можно прибавить, что многие видели Ивана Трофимовича (занимавшегося, кстати сказать, и карманным промыслом), одиноко ставящего свечи и вынимавшего просфоры за упокой душ рабов Божьих Трофима и Марьи (имя его матери). Да и самый вид Ивана Трофимовича тоже сильно дисгармонировал с его профессией. Не было фигуры и физиономии более степенной и почти симпатичной, чем у этого странного человека.
Мошенничеством он занялся вскоре по прибытии в Петербург, и, вернее сказать, оно-то и составляло цель его поездки, потому дальнейшие манипуляции в деревне казались «талантливому Ване» слишком узкими. Занялся он этим делом в Петербурге как тонкий любитель, как человек, чувствующий в себе природное влечение к делу.
Он как-то умел соединить в себе солидность мирного и честного гражданина с вертлявостью и изобретательностью записного мошенника. Со стариком графом Крушинским он познакомился при довольно оригинальных обстоятельствах. Это было давно.
Граф был приглашен в один большой купеческий дом, где он проштрафился нечистой игрой, вследствие чего его побили бы очень сильно, если бы Иван Трофимович не ослабил силы некоторых ударов. Это случилось в самом конце вечера, уже на рассвете, когда остались самые записные игроки.
Графа выбросили за дверь, и он долго оправлялся на улице, разглаживая помятую шляпу и потирая больные места. В это время вышел и Иван Трофимович. Увидя наказанного, он обошелся с ним участливо и, узнав, что тот человек семейный, посоветовал переночевать у себя. Граф поблагодарил, принял приглашение, и вскоре оба сидели в квартирке Ивана Трофимовича, где-то на Обводном канале.
Спустя час после сблизившего их инцидента Иван Трофимович нашел возможным, а также полезным для себя и гостя посвятить последнего в характер «своей деятельности», сопровождая это выгодным предложением: распознавать «где раки зимуют» и сообщать об этом шайке. С титулом, в приличном костюме и с некоторым количеством денег в кармане графу это было легко. Стоило только возобновить старые знакомства.
В обязанности вновь завербованного мошенника входило: узнавать и сообщать расположение квартир, подробно описывать местонахождение главных ценностей и наиболее удобное время для их похищения. Граф согласился на это предложение без малейшего колебания. Так началась их дружба, и, надо отдать справедливость проницательности Ивана Трофимовича, он сделал удачный выбор.
Уже много дел обработал он благодаря графу, много деньжонок перепало последнему, и ни разу еще ни тот, ни другой не попались. К ним словно фортуна благоволила, в ущерб несчастливцам, терпевшим от их операций.
Сегодняшнее сообщение графа о том, что в доме ростовщика будет полиция, не произвело на Ивана Трофимовича ожидаемого действия, он весь был поглощен наблюдениями за Медведевым, которому ни за что не хотел уступить Гесю. Между прочим, Крушинский чувствовал, что с этим домом ростовщика вышло что-то странное.
Как, действительно, можно было не найти денег?.. Он знал в подробностях всю квартиру, где работали Серьга и Баклага, знал о подмене дочери ростовщика другой женщиной, но для чего это было сделано и куда скрылась подмененная, он не знал. На вопросы по этому поводу Иван Трофимович отвечать наотрез отказался и взамен всяких разговоров вручил графу довольно солидную сумму, вероятно, за молчание.