— Это вовсе не грандиозный обед. Это нормальный, заслуженный обед. Давай совершим грандиозный моцион. Давай вдвоем полюбуемся на твой Париж с почтовой открытки, заодно и проверим, существует он или нет. А потом пойдем к тебе, и ты сделаешь мне массаж.
— You realy are a bitch, you know that?[59]
Оставшись в махровом полотенце, она предоставила Ингрид взять дело в свои руки. Наконец-то у них появилась возможность заняться долгожданным массажем. Отдых воительницы. Но этого стоило подождать! И, черт возьми, как приятно становилось от прикосновений Ингрид! «А вот я как начну массировать тебе плечи, как разомну один за другим все позвонки, как разгоню жир, кровь, лимфу, как расправлю все кости, как превращу тебя в глину скульптора, как разберу тебя на составляющие, чтобы потом собрать вновь». Уф, что за чудо! Массаж следовало бы внести в школьную программу в качестве обязательного предмета. Как ловля друг у друга блох объединяет стаю шимпанзе, так массаж стал бы связующим звеном общества. Люди делали бы друг другу добро уже хотя бы тем, что меньше желали бы зла. Ах, какой подарок богов, какая победа над серой действительностью, над угрюмостью, над рутиной!
Дизель массировала так же, как танцевала стриптиз: со страстью.
В дверь позвонили.
— Лежи! Я открою, — сказала Ингрид.
— Ты от меня не отделаешься. У тебя другой клиент?
— Нет.
Ингрид вернулась с необычной новостью: пришел лейтенант Бартельми. Он устроился на розовом диванчике. И листал женский журнал.
— Черт! Закончи сначала со мной.
— Но, Лола, это займет еще добрых полчаса.
— Бартельми подождет. Сегодня я королева!
И Бартельми подождал. Неужели это Лола, свежая, как роза, укутанная в пеньюар невероятного размера, сидит напротив него в психоделической приемной Ингрид Дизель?
— Ну что случилось, мой мальчик? Садовый Гном опять плохо себя ведет?
— Вы только подумайте, мадам! С тех пор как вы, можно сказать, преподнесли ему двух налетчиков на блюдечке с голубой каемочкой, Гном блаженствует. Он витает в облаках, и в комиссариате наконец-то воцарился мир. Нет, меня беспокоит другое. Всего лишь деталь, но…
— Давай свою деталь, мой мальчик. Я, как видишь, настроена мирно. И я намерена еще немного побыть в этом состоянии. Не испытывай мое терпение.
— Мадам, вы помните тот день, когда вы позвонили дежурному по Десятому округу, а тот в свою очередь предупредил парней из Отдела по борьбе с бандитизмом?
— Так, будто это было вчера.
— Ну вот, на самом деле в Отдел по борьбе с бандитизмом поступил еще один звонок. Вскоре после вашего. Прямо перед попыткой ограбления. Звонил свидетель, отказавшийся назвать свое имя. Молодой мужской голос.
Лола окаменела. Дизель и Бартельми пристально смотрели на нее.
— Прохиндей! — наконец выговорила она.
— Что?
— What?
— Это не мог быть свидетель, который оказался там случайно и выполнил свой долг, предупредив полицию о готовящемся налете. Как ты верно заметил, это была всего лишь попытка.
— Ну да, поскольку преступников задержали на месте, — ответил Бартельми.
— Ты уверен, что это был молодой мужчина?
— Абсолютно. Я заставил дежурного повторить эту историю двадцать раз. Он, бедный, уже был близок к помешательству.
— Нам нужно организовать мозговую атаку, здесь, сейчас, немедленно.
— Ингрид, ты не могла сказать brainstorming[60], как все нормальные люди?
— Я считала, что вы, французы, не любите, когда разговаривают на смеси французского и английского.
— Не знаю, как другим, а мне на это плевать. Наш язык спасут не запреты. Его спасет лишь возможность жить. Это как в следствии: если ты мыслишь узко, то имеешь все шансы зайти в тупик. Нужно не бояться нового, дать волне подхватить тебя, разрешить себе скользить вниз по склону. Так что, ребята, давайте мыслить шире.
— Ладно, согласен, — сказал Бартельми, широко улыбаясь. — Все указывает на то, что не вы одни напали на след налетчиков.
— Все указывает на то, что Жан-Люк Кашар был прав, говоря, что Фарида Юниса сдали, — продолжала Лола. — Но есть одна важная деталь: до настоящего момента мы с Ингрид считали, что сделали его мы. Не так ли, Ингрид?
— Совершенно верно, Лола. А если это Менахем?
— Кто это?
— Младший брат Ноя, — пояснила Лола. — Он добывал для них машины и работал шофером. Нет, я не вижу, что выигрывает Менахем, отправляя своего брата в тюрьму. Брата, который платит за его учебу. А учеба явно много для него значит, раз он регулярно посещает занятия. Нет, нет. Подумаем еще.
— Ну тут на ум упорно приходят два имени. Во-первых, Максим Дюшан. В его интересах было убрать Фарида, пока тот не занялся им вплотную. Во-вторых, Хадиджа Юнис. Ей пришлось выбирать между любовником и братом.
— Мой мальчик, если я говорю: «Давайте мыслить широко», значит, я хочу избежать подобных банальностей, — властно произнесла Лола. — Ну же, не зацикливайся на одном и том же.
Еще некоторое время лейтенант Бартельми и Ингрид Дизель строили версии перед бесстрастным судьей — Лолой Жост, которая пока довольствовалась ролью слушательницы, время от времени качая головой и бросая неопределенное «почему бы и нет», «интересно», «неплохо». Сидя очень прямо на оранжевом диванчике, она напоминала пузатого и непредсказуемого буддийского монаха. Наконец лейтенант Бартельми сказал, что возвращается в комиссариат: Гном, должно быть, уже сгорает от нетерпения.
Ингрид проводила его и, вернувшись, уселась напротив Лолы.
— Я думала, он никогда не уйдет.
— Так ты ломала всю эту комедию, чтобы он ушел?
— Конечно. Бартельми быстро устает, когда ему приходится бродить в темноте. Он привык мыслить конкретно. Я знала, что в конце концов возьму его измором.
— А зачем было убирать его с места действий?
— Чтобы спокойно принять нашего посетителя.
— Какого посетителя?
— Вчера мне позвонил Гийом Фожель. Через несколько минут он будет здесь.
— Ты знаешь, Лола, у меня такое странное ощущение, что моя квартира превратилась в твой кабинет.
Секунду Гийом Фожель колебался между розовым и оранжевым. Потом он выбрал розовый диванчик, несомненно для того, чтобы оказаться лицом к лицу с Лолой Жост, которая в их с Ингрид Дизель необыкновенном дуэте представляла власть.
— Константин вернулся на родину. Перед отъездом он попросил разрешения поговорить со мной. Он поведал мне, что у Ванессы не только был личный дневник, которому она поверяла свои несчастья. У нее был друг, и именно он и посоветовал ей завести этот злосчастный дневник.
— Сказочка о недостающем звене. Мальчишка забыл одну немаловажную деталь.
— Он не забыл. Константин сказал, что не может понять, зачем этому другу понадобилось причинять Ванессе зло. Но поскольку полиция до сих пор не нашла виновного, то он решил рассказать все, что знает. Чтобы уехать со спокойной душой. И не мучиться угрызениями совести.
— Фожель, вы и правда думаете, что дети так сложно воспринимают жизнь?
— Простите?
— Я хочу предложить вам более правдоподобную версию: Константин с самого начала рассказал вам и о дневнике, и о друге. Однако вы исказили перевод. И опустили упоминание о друге. Может быть, потому что вам не нравится быть осведомителем. Это, несомненно, сильнее вас. Я сразу поняла, что нашего сотрудничества вам не простят. И, наконец, последнее: если бы дело было только в Константине, вы бы сказали мне все это по телефону. Вы пришли сюда, испугавшись ответственности за то, что скрыли показания мальчишки. Ну как?
— Вы опасная женщина, мадам Жост.
— Не совсем так. Но сейчас я вам необходима, ибо вы пришли получить отпущение грехов. Ну что ж, я вам их отпускаю. Вообще-то мне не приходилось сталкиваться с ситуацией, когда следствие все время движется поступательно. Обычно мы делаем шаг вперед и два назад. Люди говорят, люди молчат, люди путаются в воспоминаниях, люди лгут. Нет, я не опасная женщина, Фожель. Я разумная женщина.
Молодой директор не стал задерживаться. Едва за ним закрылась дверь, как Лола быстро оделась и велела Ингрид натянуть летную куртку и свой экстравагантный колпак. Немного ошеломленная всеми этими рассуждениями и хитростями, американка повиновалась и выскочила вслед за Лолой, даже не спросив, куда они направляются.
35
Они бок о бок сидели в коридоре, дожидаясь, пока откроется дверь, надпись на которой гласила: Ален Мирпуа, главный советник по вопросам образования. Они слышали голос человека, распекавшего кого-то, и тому, второму, видимо, приходилось несладко.
— Видишь, Ингрид, сейчас уже не говорят «старший инспектор». Наверное, это слишком напоминает полицию.
— Да, я заметила, что вы, французы, начинаете всерьез бояться слов.
Дверь открылась, и на пороге показались суровый брюнет и провинившийся подросток. Мужчина подождал, пока ученик вернется в класс, а потом его живой взгляд остановился на женщинах.
— Дамы, вам назначена встреча?
— Нет, мсье Мирпуа, но мы вас не задержим, — ответила Лола, поднимаясь и придавая своему голосу всю властность, на которую была способна.
«Лола Жост, главный советник по негодяям», — подумала Ингрид, без приглашения входя в кабинет. Она уселась на один из стульев, стоявших напротив письменного стола, и пока Мирпуа устраивался, ответила наивной улыбкой на его раздраженный взгляд.
Советник быстро взял себя в руки. Потребовалось некоторое время, чтобы устранить недоразумение: Ингрид и Лола — не родители учеников. Когда Лола объяснила, что в рамках дела об убийстве Ванессы Ринже хочет навести справки о трех бывших ученицах, Мирпуа чуть не задохнулся. Ингрид поняла, что Лола собирается соврать. Она быстро вытащила из кармана плаща свое удостоверение, и это сработало: советник Мирпуа знал о репутации комиссара Жост. Допрос пошел как по маслу.