Тайна вдовьей таверны — страница 1 из 31

Агния СказкаТайна вдовьей таверны

Глава 1.

– Она вообще помирать-то будет или нет? Вот же тварь живучая! – слышу ворчание около себя. В голосе, пропитанном злобой и нетерпением, сквозит какая-то болезненная одержимость. Голос мне не знаком, но, судя по его молодости и надменности, принадлежит молодой девушке или женщине.

Пытаюсь открыть глаза, но веки словно приклеены друг к другу. С каждой новой попыткой к ним возвращается непослушная воля, и я с трудом разлепляю их. На миллиметр, но этого хватает, чтобы понять, что я в каком-то погребе или подвале. Холод пробирает до костей, вокруг грязь, вонь гнилой земли и плесени, и я лежу на жесткой, прогнившей лавке. Тело ноет от боли, а в голове – пустота, словно кто-то вычистил все воспоминания до единого.

– Вопросов не возникнет, что молодая вдовушка так быстро померла? – слышу тот же женский голос, от которого по коже бегут мурашки. В нем нет ни капли сочувствия, лишь холодный расчет.

– Не возникнет. Померла и померла. Сейчас все мрут, – мне не видно обладательницу старческого скрипучего голоса, но представляю себе сморщенное злобное лицо, и сердце уходит в пятки.

– И когда это произойдет? Я думала, она уже того, на тот свет отправилась, – нетерпение так и сквозит в тоне молодой женщины. Ее слова обжигают, как плевок ядом.

– Всему свое время, моя дорогая, всему свое время, – старуха была спокойна, словно говорит о погоде, а не о моей смерти, в отличие от своей собеседницы. Ее хладнокровие пугает еще больше.

– Ненавижу ее! Сперва жениха увела, потом в могилу его свела, а самой хоть бы хны! – бросает в сердцах девушка, и я снова отключаюсь. Слова вонзаются в сознание, как осколки стекла, вызывая вспышки боли и смутные образы.

Прихожу в себя уже в одиночестве. Холод пронизывает насквозь, но внутри разгорается огонь ярости и жажды выжить. С трудом поднимаюсь на локтях, словно после тяжелой болезни. Осматриваю помещение. В полумраке различаю лестницу и ползу к ней. Все на автомате, на одних инстинктах и силе воле. Каждая мышца кричит от боли, но я заставляю себя двигаться вперед. Кое-как удается взобраться по этой лестнице и толкнуть крышку люка. Она с трудом поддается, словно не хочет выпускать меня на свободу, и я выглядываю из-под него. Комната словно в деревенском доме. В очень бедном деревенском доме.

Но одно радует – в комнате никого, и надо этим поскорее воспользоваться. Выползаю из погреба и ползу к двери, как раненый зверь. На мне какое-то странное платье, грубое и чужое. Я вообще вся какая-то странная. Словно тело не мое. Но времени рассматривать, узнавать, что да как, вообще нет. Вот выберусь, а там уже буду рассматривать себя и разбираться, куда я попала и зачем. Выбираюсь на улицу и перевожу дух, глотая морозный воздух. Деревенский двор, как у бабки моей был. Вот даже такой же глухой и слепой Тузик на цепи, лениво помахивающий хвостом. На улице ранняя весна, и пахнет сырой землей и талым снегом. Холодно. На мне лишь тонкая рубашка и юбка. Но возвращаться в этот странный дом, где меня держали то ли в подвале, то ли в погребе, я не буду. Ни за что! Сумерки сгущаются, и я, переведя дух пять минут, обхожу покосившийся домик и вижу тропинку к огороду, а за ним лес. Голоса, что раздались со стороны калитки, и лай собаки, которая радостно приветствует хозяйку, прибавляют мне прыти, и я бегу к лесу, как от огня. Не дай бог, эта хозяюшка, что пыталась меня уморить, первым делом пойдет проверять свою “гостью” в подполе.

Сил хватает, чтобы ноги меня донесли до леса, а потом все. Сдулась. Снега в лесу много, значительно больше, чем во дворе у этой дамочки, и потому от него веет ощутимо холодом. Если остановлюсь где-нибудь, то окоченею. А значит, надо идти.

Прислушиваюсь: нет ли погони. Но вроде позади тишина. Иду по довольно хорошо утоптанной тропинке. То тут, то там закричит птица, а я шарахаюсь от каждого шороха. Страх сковывает движения, но я гоню его прочь, заставляя себя идти дальше. Тропа примкнула к дороге. Довольно широкий тракт, но видно, что пользуются им нечасто. Я уже совсем околела и обнимаю себя озябшими руками. Зубы стучат от холода, а я думаю, что сбегать в неизвестность, когда в голове какая-то каша из образов и воспоминаний, была не лучшая идея. Хотя – если б я осталась, меня б, наверно, и в живых-то не было. Так что, как ни крути, а уносить ноги от столь “гостеприимной” хозяйки нужно было.

Пока думала и анализировала те крохи информации, что у меня были, уже совсем стемнело и стало не только нереально холодно, но и невероятно боязно. Я ускоряла шаг, почти бежала, подгоняемая страхом. Сама не понимала, куда бегу. Но вот лес закончился, и я оказалась на развилке трех дорог. По одной шла я. Другая, видимо, шла вдоль опушки леса. А третья уходила вдаль. Куда именно она вела, я понятия не имела, так как всюду была непроглядная тьма. И куда мне идти? Та, что шла вдоль леса, использовалась чаще, там была явная колея от проезжающего транспорта. Я так бы и стояла на развилке, не понимая, куда мне идти и что делать, если бы луна не озарила одиноко стоящий двухэтажный дом. Света в окнах не было видно, но я пошла к нему. У меня выбор невелик. Или окоченеть где-нибудь на обочине одной из трех дорог, или попроситься на ночлег к обитателям этого дома. По сравнению с тем домом, из которого я сбежала, это был практически особняк по своим габаритам. Чем ближе я к нему подходила, тем четче понимала, что в этом доме живут ну очень бедные люди или он просто заброшен. Окна заколочены – это первое, что бросилось мне в глаза. Ступеньки, что ведут к крыльцу, не мешало бы отремонтировать, а в лучшем случае заменить. Я хотела постучать в дверь, но она с мерзким скрипом открылась, и на меня пахнуло затхлостью и запустением.

Страшно, но я вошла внутрь. Ничего толком не разобрать. Тьма хоть глаз выколи, но у меня глаза уже привыкли, и потому я даже ничего себе не отбила, пока пробиралась дальше по первому этажу. Если я правильно поняла, то это какой-то заброшенный общепит. Круглые столы, табуреты. Мебель в большинстве своем полуразвалившаяся, и о ее первоначальном виде можно лишь догадываться. Осторожно осмотрелась и уже было собралась покинуть столь “гостеприимную” обитель, как снаружи раздались голоса.

– А я говорю: я видела, как она пошла к вдовей таверне, – это молодой голос показался мне знаком. Уж не та ли эта девонька, что переживала относительно моей живучести. В животе все сжалось от страха.

– Да неужто она дура совсем? – раздался старческий голос. Точно, эти две прохиндейки недоделанные по мою душеньку. А я еще думала, что за мной погони нет. Ага, как бы не так. – Я туда не пойду! – заупрямилась старуха.

– Ой, да что там такого страшного? Придумали сами себе страшилок, а потом и забыли, что сами же и придумывали их, чтобы дети в лес не убегали! – хорохорится молодая, но по голосу слышно, что не решается зайти.

Что мне делать? Бежать? Прятаться? Сердце бешено колотится в груди, а в голове – хаос.

Вдруг у меня возникает план, он до гениальности прост. Оглядываюсь и вижу остатки старой скатерти на полу, а у двери то ли швабру, то ли щетку. Дай бог, эти две дамочки уже достаточно сами себя напугали, чтобы я всего лишь подлила маслица в огонь, иначе они быстро со мной справятся.

Набрасываю ткань на швабру и замираю, затаив дыхание. Мои преследовательницы как раз в это время тянут дверь на себя, а тут я со шваброй. Наступаю ногой в ведро, и к моему замогильному вою добавляется аккомпанемент из лязганья ведра, так как споткнулась еще обо что-то. В общем, звук получился что надо. Вой, мат, лязганье и еще какие-то странные звуки, и две мои неудавшиеся убийцы убежали, только пятки и сверкали. Я, довольная собой, прикрыла входную дверь и развернулась, чтобы посмотреть, что там еще гремело у меня за спиной, когда прямо на меня налетело непонятное нечто, издающее те самые холодящие кровь звуки. Так вот, оказывается, чего испугались эти бабенки. Это было последнее, что я успела подумать перед тем, как хлопнуться в обморок. Видимо, моя нервная система не выдержала испытаний сегодняшнего дня и решила отдохнуть, а заодно и мне дать время оклематься.

Глава 2.

Удивительно, но проснулась я от настойчивого крика петуха. Откуда взялась эта крикливая птица, не знаю. Но орал он громко, надрывно, словно ему заплатили за это. Да при том так настойчиво, словно знал, что мне надо вставать. И ведь прав, зараза пернатая!

Голова болела так, словно в ней всю ночь плясали черти, и отдохнувшей я себя, мягко говоря, не чувствовала. Всю ночь я так и проспала. А если точнее, провалялась на полу в обнимку со шваброй, которой пыталась вчера отпугнуть незваных гостей. От холода старую скатерть использовала и как одеяло, и как простынь. А сейчас накинула на себя, как платок. Все же так теплее будет, хоть и воняет от нее затхлостью. Ощупала голову и наткнулась на шишку. Значит, вчерашнее падение не осталось без последствий. Болит, зараза, как будто мне кирпичом по ней дали.

И так, что я помню? Я шла домой, и мне на голову упал кирпич. А все почему? Потому что я хотела срезать путь. Пошла через стройку. История достойна анекдотов. Надеюсь, человека, по чьей вине этот кирпич свалился, не накажут, потому что там как бы нет его вины, сама виновата. Для таких, как я, там даже ограждение было. Но нет же, мне срочно надо было домой, и вот итог. Ладно, кирпич упал, но здесь-то я как оказалась? Да и здесь – это где? И я – это кто? Просто я всю жизнь была сто пятьдесят пять сантиметров росту и весила, сидя на диете, около семидесяти. Ой, ладно, перед самой собой-то я могу быть честной: семьдесят пять триста я весила на последнем контрольном взвешивании в понедельник. А сейчас я ростом точно около метра семидесяти и вешу от силы шестьдесят кило. Да и если верить отражению в подносе, что я нашла на полу, то я сейчас шикарная блондинка, а не жгучая брюнетка, как когда-то. В общем, я попала куда-то “сюда”. Уточню потом, куда это “сюда”. Я попала в тело молодой девушки-блондинки, за которой охотится какая-то старуха и дама помоложе. Я ничего не упустила? Ах да, и спугнуло их нечто, из-за чего я получила шишку на лбу. Вот теперь ничего не упустила. Голова идет кругом от всего этого сумбура, хочется заорать от бессилия, но я беру себя в руки. Надо как-то выживать!