— Скажи, Мишель, зачем мсье Лакуа понадобились свидетели? — вмешался Даниэль.
— Наверно, он решил позвать их, потому что в последние годы было слишком много проделок с якобы найденными кладами.
— Проделок? — повторил Артур.
— Ну да. Или розыгрышей, если это слово нравится тебе больше.
— Неужели мы не подходим в качестве свидетелей? — недовольно осведомился Даниэль.
— Разумеется, нет, — отрезал Мишель.
Мсье Лакуа тем временем успел переговорить с мэром и еще с несколькими людьми, чьи имена мальчикам не доводилось раньше слышать.
Едва он положил трубку, как из-за поворота дороги показались Жермен и Лампуа, возбужденно размахивающий фотоаппаратом.
— Же-же-жермен м-м-меня не об-б-б-бманул? — первым делом Опросил журналист. — Вы де-де-действитель-но нашли к-к-к-клад?
— Нашли, — отвечал хозяин поместья. — Можете взглянуть сами.
Мальчикам и слуге пришлось вновь переносить кресло мсье Лакуа к краю ямы.
Увидев крышку сундучка, Лампуа тут же навел на нее объектив фотоаппарата и четыре раза щелкнул затвором.
— А м-м-м-может, это н-н-не к-к-к-к-лад? — предположил он.
Мальчикам показалось, что инвалида вот-вот хватит удар. Его лицо вдруг раздулось и покраснело от притока крови. Несколько секунд мсье Лакуа лишь размахивал руками, будучи неспособен произнести ни слова.
— Что же там такое, по-вашему?! — прорычал он, наконец. — Жареные каштаны?!
Журналист стал похож на обиженного ребенка и с явно преувеличенным вниманием принялся устанавливать экспозицию на своем фотоаппарате.
— Вы можете продолжать, — сказал хозяин поместья ребятам. — Вы будете откапывать сундучок, а мсье Лампуа — делать снимки.
Перед тем как копать вглубь, друзья расширили яму. Мсье Лакуа ежеминутно просил их быть осторожнее.
— Мы у цели, дети мои, — повторял он. — Мы у цели. Смотрите, не ударьте киркой по дереву.
Вскоре сундучок был отрыт. С боков, однако, его еще прикрывал тонкий слой земли, что придавало ему некоторое сходство с запеченным паштетом. Мальчики, отложив в сторону кирку и лопаты, стали отгребать эту землю руками.
Теперь все видели, что в длину сундучок был около пятидесяти сантиметров, а в ширину и в высоту — около сорока. Дерево, из которого он был сделан, потемнело, но, судя по всему, хорошо сохранилось. Вдоль стенок шли две такие же, как и на крышке, мощные железные полосы.
По приказу хозяина поместья Жермен принес из дома холодного пива. Все с наслаждением сделали по нескольку глотков. Лампуа без конца щелкал фотоаппаратом, как будто полагал, что все последующие номера его газеты будут посвящены исключительно находке клада.
Мсье Лакуа имел все основания заметить ему:
— Поберегите пленку, Лампуа! Когда мы откроем крышку, вы сможете сделать фотографии поинтереснее!
Жермен спрыгнул в яму, смахнул с сундучка остатки земли и попробовал приподнять его, однако безуспешно. Казалось, земля держит его и не хочет отдавать. Толстяк хотел было воспользоваться плоской частью кирки как рычагом, однако Артур посоветовал подрыть сундучок снизу, пропустить под ним веревки, вставить в петлю толстую длинную палку и поднимать за нее.
Пока Мишель и Даниэль орудовали лопатами, Жермен отправился за веревкой. Артур решил, что в качестве рукоятки вполне подойдет лом. Все было уже готово к подъему, когда у ворот поместья кто-то позвонил. Слуга удалился, что-то ворча себе под нос, и через несколько минут на поляне появился незнакомый мальчикам человек, вид которого показался им довольно странным.
— Здравствуйте, господин мэр! — воскликнул мсье Лакуа. — С вашей стороны было очень любезно откликнуться на мою просьбу. Надеюсь, вы не пожалеете о том, что пришли сюда. Благодаря моим исследованиям, дару мсье Рикло и стараниям этих молодых людей сокровища гугенота, три века пролежавшие в земле, снова увидят свет. Кроме того, отыскав клад, я доказал, что жители вашей деревни и их предки не причастны к его исчезновению, и тем самым в полной мере восстановил их доброе имя.
Мэр, одобрительно кивая, выслушал мсье Лакуа, и в своем ответе назвал его почетным гражданином своей деревни.
У ворот снова кто-то зазвонил. Это оказался папаша Рикло. Он изо всех сил старался сохранять невозмутимый вид, однако в его взгляде читалось вполне понятное ликование.
— А вот и главный виновник торжества! — провозгласил хозяин поместья.
— Что ж, иожалуй, вы правы. Ведь это именно я отыскал место, где зарыт клад, — откликнулся папаша Рикло. — Ваше счастье, что за все триста лет тут не нашлось хорошего лозоходца, кроме меня.
Это было сказано так просто, с такой наивной гордостью, что не могло показаться излишне самоуверенным.
Тем не менее хозяин поместья явно почувствовал себя несколько уязвленным.
— Я вижу, мсье Рикло, мне нет необходимости хвалить вас, — раздраженно бросил он. — Видно, правду говорят, никто не воздаст человеку должное лучше, чем он сам.
Но лозоходец уже спустился в яму, чтобы помочь мальчикам. Те завязали веревку узлами и просовывали лом в петли.
— Я уверен, что это тис, — заявил папаша Рикло, дотронувшись до крышки сундучка. — Именно из этого дерева Ной построил свой ковчег.[12] Говорят, оно совсем не гниет.
Вместе с Мишелем он взялся за один конец лома, Даниэль и Артур — за другой. Им пришлось сделать значительное усилие, прежде чем глина с легким чавканьем отпустила сундучок. Все присутствующие перевели дух.
— Тяжеленький! — воскликнул Даниэль. Лампуа сделал еще несколько снимков. Мальчики поставили сундучок на бетонную дорожку, рядом с инвалидной коляской. Мсье Лакуа не отрывал от него глаз.
— Его нужно перенести в гостиную, — решил хозяин. — Я хочу, чтобы вы, господин мэр, обязательно посмотрели, как мы будем его открывать.
Даниэль и Артур, положив лом на плечо, торжественно внесли драгоценную находку в дом и водрузили ее на стол.
После этого они поставили лом в угол, сняли веревочные петли с сундучка и, наконец, смогли рассмотреть его более внимательно. Железной была не только его оковка. Крышка запиралась широким и толстым язычком, надетым на петлю в передней стенке.
Жермен принес длинную, мощную стамеску, подсунул ее острие под язычок и нажал.
— Поосторожнее, Жермен, — приказал мсье Лакуа. — Не повредите дерево. Я собираюсь передать сундучок в музей.
Лампуа беспрестанно щелкал затвором фотоаппарата, снимая происходящее с разных точек.
Толстяк-слуга, лицо которого покраснело от натуги, изо всех сил давил на стамеску. Наконец, язычок со скрипом приподнялся, освобождая петлю.
Все замерли. Слышно было лишь прерывистое дыхание Жермена, вытирающего платком пот со лба.
Жермен отошел в сторону, уступая место хозяину.
Тот подкатил кресло поближе к сундучку и положил руки на его крышку.
Присутствующие невольно пододвинулись поближе, обступая стол.
— Должен признаться, что очень волнуюсь, — сказал мсье Лакуа.
— Мы тоже, — ответил ему мэр.
Мишель, как и все, смотрел на сундучок. Вдруг он вздрогнул, едва сдержав возглас удивления. Его внимание привлекла одна деталь, показавшаяся ему очень странной и, судя по всему, не замеченная остальными.
7
На первый взгляд эта деталь могла показаться малозначительной: из-под сундучка торчала желтая, совсем недавно засохшая травинка.
Но Мишель отлично помнил, что, подняв сундучок из ямы, они не ставили его на траву. Но это было еще не все. Мальчик буквально онемел от изумления, когда заметил, как Жермен украдкой схватил травинку, бросил на пол и наступил на нее.
«Что все это может означать?» — спрашивал себя Мишель.
Однако он был слишком захвачен тем, что происходило перед его глазами, и не стал долго раздумывать над поведением слуги.
Мсье Лакуа взялся за язычок запора и осторожно поддел крышку сундучка острием стамески. Та приподнялась и со скрипом откинулась назад.
Присутствующие были раздосадованы: вместо драгоценных камней и золотых монет они увидели шкатулку из такого же дерева, что и сам сундучок, с такой же железной оковкой и выпуклой крышкой, но значительно меньшего размера. В длину она была около тридцати сантиметров, в ширину и высоту — около двадцати.
На сей раз открыть крышку не составило труда: язычок, едва тронутый ржавчиной, легко соскользнул с петли.
Сверху в шкатулке находился ссохшийся пергамент с грубо нарисованным на нем гербом. Мсье Лакуа дрожащими от волнения руками медленно приподнял его.
Все восхищенно вскрикнули, и сразу же в гостиной воцарилась напряженная тишина. В шкатулке лежали золотые и серебряные слитки и несколько перевязанных шнурком кожаных мешочков.
Какое-то время инвалид неподвижно сидел в своем кресле. Мишелю даже показалось, что по его лицу пробежала тень.
«Неужели он разочарован?! — подумал мальчик. — Может, он ожидал увидеть что-то другое?»
Мсье Лакуа взвесил на руке несколько слитков, потом взял один из мешочков, развязал шнурок, и в ладонь ему посыпались бриллианты, рубины, топазы и изумруды.
— Не двигайтесь, мсье! — попросил Лампуа, от волнения переставший заикаться.
Драгоценные камни заискрились в свете фотовспышки.
— Да здесь целое состояние! Кто бы мог подумать… — протянул мэр.
— Вот уж клад так клад! — кивнул папаша Рикло.
— Н-н-н-наверно, м-м-м-сье Фертель ог-г-г-горчит-ся, — предположил Лампуа. — Он бу-бу-будет ж-ж-жа-леть, чт-т-то п-п-п-продал п-п-п-поместье.
Мсье Лакуа нахмурился. Последнее замечание явно его раздосадовало.
— Не думаю, что мсье Фертель огорчится, — сухо воз-разил он. — Продавая мне дом и парк, он не скрывал, что пытался найти здесь сокровища. Но при этом уверял, что не будет сердиться, если мне повезет больше. Я даже обещал именно ему доверить экспертизу слитков и драгоценных камней.
После этого разъяснения, больше похожего на выговор, настала принужденная тишина. Как будто желая развеять тягостное впечатление от своих слов, мсье Лакуа добавил уже более веселым голосом: