И те и другие жили в Ковесе. Картер позвонил им утром и договорился о встрече. Френч и Картер прибыли на ближайшем пароме, отыскали фирму «Дакре и Джонс» и осведомились, можно ли видеть мистера Дакре.
Френч знал, как нелегко выжать из адвокатов нужную информацию, и решил действовать не как официальное лицо а просто попросить об одолжении в качестве любезности.
— Я хотел бы, чтобы наш разговор остался в тайне, мистер Дакре, доверительно сказал он. — Должен вам признаться, что имеются подозрения, и достаточно основательные, что это не несчастный случай, а преднамеренное убийство.
Мистер Дакре издал резкое восклицание, но Френч заговорил вновь.
— А раз так, то вы как адвокат покойного мистера Хэвиленда, без сомнения, должны быть заинтересованы не меньше меня в поимке убийцы. Имея это в виду, я решился задать вам несколько вопросов, и я очень надеюсь, сэр, что вы найдете возможность помочь мне, хотя, как нам обоим хорошо известно, вы вовсе не обязаны это делать.
Дакре был действительно потрясен услышанным. Оказалось, что он был близким другом Хэвиленда и его доверенным лицом. Было ясно, что ему и в голову не приходило, что здесь что-то большее, чем несчастный случай.
— Я буду рад помочь вам, — сказал он, приведя в порядок свои расстроенные чувства. — Но знаете, инспектор, в таких случаях лучше ничего не говорить. Но я готов выслушать ваши вопросы и ответить на них, если это будет в моих силах.
Френчу хотелось знать все о жизни Хэвиленда, особенно о ее финансовой стороне. Он хотел знать, каково его завещание. Имел ли тот врагов и если да, то каковы причины вражды. В действительности ему нужны были любые сведения, которые могли указать мотивы преступления.
Мистер Дакре понял суть вопросов, но выказал осторожность, присущую юристам. В конце концов он решил, что не способен сам обо всем рассказать. Вместо этого он мог бы отвечать на вопросы своего посетителя.
После беседы с Дакре Френч увидел, что узнал немного. Хэвиленд был устроен неплохо, жил довольно богато, хотя, конечно, как отметил Дакре, эти оценки относительны. Он был женат и все свои деньги, исключая небольшую часть наследства, завещал семье. Его единственный сын собирался стать врачом, так что не было никого, кто мог бы заменить его на производстве. Что же касается врагов, то мистер Дакре не мог никого назвать и не располагал сведениями, проливающими свет на мотивы преступления.
Мистер Левишам, адвокат Мейерса, с которым далее встретились Френч и его спутник, был не столь чопорен. Он без затруднений ответил на вопросы Френча. Выяснилось, что Мейерс не был женат и не имел близких родственников. Он завещал свое имущество, которое было небольшим, в равных долях Хэвиленду, Сэмсону и дальнему родственнику, капитану торгового флота.
Левишам отверг само предположение о том, что его клиент был убит, сказав, что тот был прекрасный человек и все его любили. Он был уверен, что у Мейерса не было врагов, и не верил в их существование.
Из расспросов Френчу стало ясно, что после смерти Хэвиленда и Мейерса Сэмсон не только получил часть наследства, но и практически стал хозяином завода. Это была не компания, и, выплачивая душеприказчикам Хэвиленда их долю прибылей, Сэмсон в остальном имел полную свободу действий. Ради этого он вполне мог пойти на мокрое дело.
Во время разговора с адвокатами Френч подумал, что ему следует заглянуть к Дагги и Тримблу, адвокатам фирмы «Шале». Офис был закрыт, их с Картером принял мистер Тримбл.
Он ничего не сообщил им, сказав, что теперь он адвокат мистера Сэмсона и в этом качестве должен получить инструкции мистера Сэмсона до того, как говорить с ними о бизнесе.
— Что ж, — сказал Френч, — на самом деле вы уже дали ответ на мой главный вопрос. Я хотел узнать, с кем теперь мне следует связываться по делу «Шале». Мистер Сэмсон один принял на себя бремя руководства или имеются другие партнеры, с которыми мне придется держать связь?
Тримбл, поразмыслив, решил, что вопрос вполне безобидный.
— Вам придется иметь дело с мистером Сэмсоном, — ответил он. — В настоящее время других представителей фирмы нет. Впоследствии появится представитель мистера Хэвиленда, но в данный момент мистер Сэмсон руководит предприятием.
Вот он, бесспорный мотив! В то же время Френч был недоволен. Во-первых, мотив казался не слишком значительным. Во-вторых, он не соответствовал тому душевному недовольству, которое вечно сопутствовало Сэмсону.
Френч подумал: а не поговорить ли с самим Сэмсоном?
«Попытка не пытка», — решил он и отправился в Шале.
Сэмсон тотчас принял их, и Френч, не теряя времени, перешел к делу.
В первую очередь он с неподражаемой серьезностью призвал Сэмсона к молчанию. Затем рассказал ему, что его подозрения действительно подтвердились: взрыв лодки и в самом деле представляет собой организованное покушение на жизнь трех ее пассажиров. Однако расследование дела осложнилось из-за того, что Хэвиленд и Мейерс были люди доброжелательные, щедрые, прямые и великодушные. Все прекрасно ладили с ними, у них не было ни единого недоброжелателя.
Сэмсона слегка покоробили эти речи, но Френч продолжал лить воду на свою мельницу и разливался соловьем. Он намеренно провоцировал Сэмсона, расставляя ему ловушку.
— Не такие уж они святые, — наконец не выдержал Сэмсон. — Обычные люди. Такие же, как вы и я.
Френч подумал, что время еще не приспело, и продолжил свои дифирамбы Хэвиленду и Мейерсу. Сэмсона это задело сильнее, чем он мог надеяться.
— Все это чушь, — в конце концов сказал он, не выдержав. — Они проворачивали грязные делишки точно так же, как все прочие. Кто вам наговорил такого?
Это было уже что-то. Френч ухватился за реплику Сэмсона бульдожьей хваткой.
— Что мистер Сэмсон имеет в виду? Наверняка ему что-то известно. Тогда его долг сообщить об этом следствию. Иначе порядочный человек не станет так выражаться о своих коллегах.
Сэмсон тотчас пошел на попятный и попытался увильнуть от ответа. Но это было бесполезно. Френч настаивал, прижал его к стенке и в конце концов поставил инженера перед выбором: либо отвечать, либо нести ответственность за сокрытие важных для хода следствия фактов. И тот все рассказал.
Сэмсон имел зуб против Хэвиленда и Мейерса, особенно против Хэвиленда. Он считал, что с процессом его надули. Он дни и ночи вкалывал целых четыре года, тратил на исследования все свободное время, прихватывая и рабочее разумеется, не в ущерб своим обязанностям. Завершив исследования, он рассказал им о своем открытии. И что он получил взамен? Вместо благодарности владельцы завода занялись мелочными придирками, особенно Хэвиленд, который проявил двуличие — Сэмсон так и выразился — и сказал ему, что исследования проводились в рабочее время, в качестве экспериментальных материалов использовались их материалы и оборудование, так что и само открытие принадлежит не Сэмсону, а фирме.
Сэмсон с горечью обнаружил, что его изобретение попало в чужие руки.
У него не было средств, чтобы перенести свой процесс в другое место. Если бы он ушел на другое предприятие, Хэвиленд мог бы притянуть его к суду за продажу собственности «Шале».
Однако в конце концов Хэвиленд обошелся с ним не так уж скверно. Когда процесс был внедрен, Сэмсона сделали совладельцем завода, посчитав процесс его вкладом в общий капитан.
Но Сэмсон полагал, что эта концессия преследует единственную цель: удержать его от ухода с фирмы. Его чувство обиды лишь окрепло.
Френч видел, что перед ним налицо все мотивы, необходимые для выстраивания его версии дела. С одной стороны — неудовлетворенность, затаенная горечь и жгучая обида по отношению к обоим погибшим; с другой стороны — финансовая и материальная независимость, а также укрепление свободы и престижа, стоило лишь убрать их с дороги. Да, мотивы были налицо.
Здесь присутствовал и еще один существенный момент, усиливающий подозрения Френча. В случае с Сэмсоном имелись не только мотивы, но и реальная возможность осуществления всех его планов. Сэмсон мог добыть необходимый ему гелигнит и детонатор в карьере «Шале», у него были все возможности заложить его в лодку и в нужный момент взорвать ее, приняв меры предосторожности, чтобы обезопасить себя.
Что же касается улик, третьей важнейшей составляющей, — здесь позиция Френча была довольно шаткой. У него были доказательства лишь «от противного»: он был уверен, что иным путем взрыв нельзя было подстроить. Однако такого рода соображения недостаточны, суд не примет их во внимание. А как раздобыть прямые доказательства Френч понятия не имел.
Еще одно соображение пришло ему в голову. Оно не было доказательством вины Сэмсона, но полностью укладывалось в сложившуюся у него версию дела. Возможно, Сэмсон намеренно избрал для взрыва обратный путь из Джоймаунта, чтобы подозрения пали на конкурентов. Ведь он знал, что полиция обязательно заинтересуется их рабочими контактами. Достаточно ли этого, чтобы предположить, что он предусмотрел тот ход мысли, которым сейчас руководствуется Френч? Вполне достаточно. Но тогда он как раз и рассчитывает, что во взрыве лодки заподозрят «Джоймаунт», который сводит счеты со своими врагами.
Такое предположение вкупе с тем очевидным фактом, что сам Сэмсон едва спасся, снимало подозрения с Сэмсона и переключало внимание на «Джоймаунт».
И все же Френч был недоволен. Ему была нужна безусловная улика, что-нибудь, прямо связывающее Сэмсона с преступлением. Где ее искать? Он не знал.
Потянулись дни, когда Френчу казалось, что расследование окончательно зашло в тупик. Ему нужны были новые неопровержимые улики. Если они и существовали, то оставались скрытыми от внимания Френча. Он весь извелся, и бедный Картер очень переживал за него.
Нельзя сказать, что они провели эти дни, бездействуя. Наоборот, они работали не покладая рук, с утра до ночи. Но все было напрасно.
Френч набрал уже целое досье фактов, но они несли в себе отрицательный заряд и связывались воедино лишь «от противного», исходя из предположения, но иначе быть не может. Они вовсе не доказывали правильность его гипотезы, но и не отрицали ее.