Наконец непролазные лесные дебри сменились высохшим болотом, из которого торчали пятнистые стволы осин, точно исхудалые руки нищих, протянутые к небесам.
Возле крайней осины старуха остановилась. Под ее ногами зеленый травяной ковер обрывался, будто срезанный заступом, и дальше кое-где среди кочек стелился только грязно-желтый выцветший мох.
Ведьма обшарила глазами пространство, которое им предстояло пересечь.
По мнению Николь, такая предосторожность была ни к чему. Болото просматривается насквозь, с их места отлично видно, что за деревьями не прячутся ни кабаны, ни голодная волчья стая. К тому же колдунье встреча с волками не страшна.
– Ступай за мной след в след, – предупредила старуха.
Николь, пошатываясь от усталости, шагнула в примятый ее башмаком упругий мох.
Вокруг не видно ни лужицы – одна сплошная грязь. Видно, иссякли подземные ручьи, когда-то питавшие болото.
Ведьма не шла напрямик, а петляла между кочек, словно куропатка, путающая след, и Николь вскоре стало казаться, что они ходят кругами.
О, этот нескончаемый круг!
Зной вытягивает из нее все соки. Она иссохнет, как несчастные осины, как само болото, когда-то жирное и пахучее, точно шея богатой старухи, окаймленное кровавым ожерельем брусничных зарослей и синими жемчужинками черники.
Может быть, оно вспучивалось, как дрожжевое тесто. Или его мутная ржавая вода стояла неподвижно, подобная застывшему зрачку мертвой птицы. Как бы там ни было, нынче от него осталось только огромное грязное пятно, размазанное по чистому покрывалу леса.
И по этому пятну ползут они – две изнуренные букашки.
Солнце давило, вжимая раскаленную ладонь в макушку Николь. Оголенные стволы с пятнами лишайника расплывались перед глазами. Под высохшей грязью ей чудилось какое-то движение, словно кто-то там, внизу, повторял их путь.
Это болотнянник, хотела предупредить ведьму Николь, он запутает тебя!
Но пересохший язык не ворочался во рту.
Сбившись с шага, девочка оступилась, и ее нога нашла опору в затвердевшей грязи. Первым побуждением Николь было позвать на помощь. Но, почувствовав под собой устойчивую поверхность, она облегченно выдохнула.
Нет здесь ничего страшного. И болотнянника нет. Должно быть, тени деревьев сбили ее с толку. Если болото и было когда-то опасным, эти времена давно прошли.
А в следующий миг подсохшая корка треснула, и девочка по колено ушла в липкую чмокнувшую жижу.
Чвак! – сказала жижа, подтаскивая ее к себе.
Ведьма тотчас обернулась.
Николь лежала на животе поперек тропы, цепляясь за мох, и неумолимо сползала к расширяющейся грязевой проруби. Болото засасывало ее так быстро, словно в его глубине притаилась громадная тварь и тянула ее за ногу.
Не замешкавшись ни на миг, старуха сбросила с плеч котомку и тряхнула ее странным, каким-то неловким жестом, одновременно рванув другой рукой за постромки.
– Хватай!
Мешок размотался, будто скрученная лента, содержимое его разлетелось, но ведьма даже не взглянула под ноги. Точно рассчитанным движением она швырнула один конец ленты Николь. Он упал возле девочки, и она судорожно вцепилась в ткань, ощущая под пальцами зашитый внутри камешек.
Второй конец ведьма быстро закрутила вокруг ближайшего ствола и затянула узлом, а затем, не говоря ни слова, двинулась к девочке, осторожно ступая по вмятинам во мху.
Приободрившаяся было Николь вдруг ощутила, что по ее ноге кто-то ползет. Словно болото, испугавшись, что добычу отберут, выбросило грязевой отросток, доставший до ее бедра.
Она вскрикнула и извернулась, пытаясь сбросить его с себя.
Но ведьма подоспела раньше. Так же молча она с размаху ударила Николь по ноге, быстро подцепила что-то острым загнутым концом своей клюки и отшвырнула далеко в болото.
Николь услышала странный, очень тонкий свист и негромкий хруст проломившейся земляной корки. Обернувшись, она успела увидеть, как над поверхностью болота мелькнул кольчатый гладкий хвост толщиной с ее руку и исчез в трясине.
Когда ведьма вытащила Николь на тропу, губы у девочки ходили ходуном.
Ведьма смотала длинную полосу ткани, подобрала то, что высыпалось из мешка, и рассовала по карманам фартука. И только затем взглянула на трясущуюся Николь, сжимавшую в кулаках вырванные с корнем волокна мха.
– След в след, – жестко повторила она.
Остаток пути по болоту девочка прошла, ни разу не сбившись.
Лишь тогда, когда жуткая топь осталась далеко позади, ведьма остановилась.
– Все. Считай, выбрались.
Николь кулем повалилась на землю. Один башмак вместе с носком остался в болоте, и она успела исцарапать до крови ногу.
– Не дергайся.
Ведьма счистила с ее задравшейся штанины грязь. Та высыхала на глазах и отпадала целыми ломтями.
– Пить!..
Старуха достала вторую флягу, и девочка жадно приникла к ней.
– Мы еще не дошли, лягушоночек. Оставь про запас. На, держи мой башмак! – она стащила его с ноги и бросила Николь.
– А как же ты?
Ведьма, не отвечая, сноровисто перемотала правую ступню полосой ткани и закрепила концы вокруг лодыжки.
– Вот так-то лучше. А теперь пора идти!
Она силой заставила Николь подняться.
– Я не могу! – выдохнула та, вновь оседая на колени.
Ведьма, не отвечая, скользнула взглядом по перелеску за ее спиной. Что-то в ее глазах заставило девочку обернуться.
Никого. Разве что за раскидистыми кустами бересклета мелькает что-то светло-серое.
– Там заяц? – вгляделась Николь.
– Заяц, – помолчав, согласилась старуха.
Николь посмотрела на нее. Потом снова на куст бересклета, за которым виднелись уже два серых пятна.
И поднялась сама, закусив губу так, что брызнула кровь.
– Пойдем.
Остаток пути Николь запомнила как череду собственных шагов: один-другой-один-другой-один-другой…
Каждый шаг отдается в теле глухим толчком. Будто враг пихает в спину пленника: а ну! ступай! не спи! шагай!
Посмотришь вниз – в глазах мельтешит размытая серая крупа и плывут наискось дрожащие белые пятнышки. Взглянешь вперед – и там то же.
Но изредка перед Николь вспыхивали картины, яркие до рези в глазах.
Существовали ли они на самом деле? Или их породила терзавшая ее лихорадка?
Прозрачный ручей, вскипающий радужными пузырьками на камнях, по которым они с Арлетт перебираются на другой берег.
Поваленная сосна, в которую ведьма, обойдя ее по широкой дуге, издалека швыряет тяжелым обрубком, и рыжий ствол вдруг распадается на тысячи муравьев, исчезнувших в задрожавшей траве.
Овраг, прямой и узкий, как порез в земле, со дна которого тянутся вверх серебристо-серые ели, все в лохмотьях высохшей хвои, а по стволу от корней до самых верхушек вьются крошечные ярко-синие цветы, и от них исходит слабый свет, как от русалочьих огней.
Кажется, два или три раза Николь падала, и тогда старуха, обвязав девочку веревкой, тащила ее за собой, как полудохлую козу, болтающуюся туда-сюда.
Россыпь грязной крупы все плотнее валит сверху, вот-вот погребет их под сугробом.
Последним, что запомнила девочка, была качающаяся перед ее лицом пергаментная изнанка сшитых заячьих шкурок.
Когда Николь очнулась, поблизости журчала вода. Низкое небо над ней отливало яблочной желтизной, какая бывает ближе к закату.
С трудом перевернувшись на бок, девочка подняла голову и оцепенела.
Она лежала, раздетая догола, на земляной площадке – теплой, как сковородка, ровной и совершенно круглой. Площадку плотно обступали обветренные сутулые валуны. Сомкнувшись в кольцо, они охраняли подходы к источнику, бившему из земли в середине круга.
Ни травинки! Только насупленные камни, вода и земля, разогретая так сильно, будто ад в этом месте залегал совсем неглубоко.
Но не жар и не камни потрясли Николь.
Она не могла оторвать взгляд от источника.
Словно сам дьявол в недрах иссушенной земли яростно щелкал кнутом – так плеть темной воды с шумом выстреливала из недр вверх и обрушивалась на блестящую, густо-коричневую, точно спина выдры, длинную лужу, исчерчивая ее рубцами. Шрамы затягивались, но тотчас новые и новые вскипали на поверхности.
С дальнего конца лужи вытекал узкий ручеек и блестящей змейкой просачивался между подножиями валунов.
Вода источала отвратительный запах. Вонь доброй сотни тухлых яиц пропитывала все вокруг.
– Черный ручей! – Николь в ужасе отшатнулась и зажала нос.
Позади раздалось шуршание, и ведьма спрыгнула с валуна, сжимая в кулаке мертвого рябчика с петлей, затянутой на сизой лапке.
– А, пришла в себя. Вот и славно. – Она небрежно бросила добычу на землю.
– Матушка Арлетт! – Николь с мольбой взглянула на старуху. – Зачем мы здесь?
– Ты еще не догадалась?
С этими словами ведьма подхватила ее, протащила, кряхтя, несколько шагов и разжала руки прямо над лужей.
Девочка с головой ушла в горячую воду, захлебнулась, закашлялась и с воплем попыталась выбраться наружу. Как бы не так! Ведьма придерживала ее, точно слепого котенка, карабкающегося из ведра в тщетных попытках избежать гибели.
– Нет уж! Коли я тебя сюда доволокла, будешь сидеть как миленькая.
Николь билась с отчаянием пойманной в сети рыбы. Но, побарахтавшись чуть-чуть, быстро обессилела и обмякла.
– Зачем… ты… – еле выговорила она.
Не отвечая, старуха еще разок макнула ее с головой. Густая, как сироп, вонючая вода залила уши и нос, склеила ресницы.
Отплевываясь, Николь вынырнула на поверхность:
– Кха!.. Кха!.. Ты меня утопишь!
Ведьма расхохоталась.
– Неужто? В эдакой лохани?
Старуха разулась и окунула ступни в коричневую жижу. На лице ее отразилось явственное облегчение.
– О-о-о! – со стоном выдохнула она.
Николь, собрав остатки сил, вцепилась ей в лодыжку.
– Пощади!
Ведьма, не делая попыток вырваться, склонила голову набок и утомленно взглянула на девочку из-под белесых ресниц.