Мысль о Птичке заставила его задержать руку. Будь Николь рядом, она бы пристыдила его. «Вы сидите здесь всего сутки, а уже потеряли всякую веру! – вот что сказала бы девчонка, и голос ее был бы полон возмущения и злости. – Может, думаете, вы храбрец? Вы трус!»
Он бы, конечно, попытался возразить, но с Птички сталось бы накричать на него. «Да, трус, месье Бонне! Вы боитесь не своих врагов, а самого себя!»
«А ты хочешь, чтобы голод и жажда меня прикончили?»
«Они еще и не начали убивать вас! А вы уже готовы все сделать за них. Думаете, начальник охраны огорчится, увидев вас с перерезанным горлом? Плохо же вы его знаете!»
Эта мысль заставила Венсана опустить руку с зажатым в ней осколком. Он ведь и впрямь собирается выполнить работу за Медведя.
Лекарь представил себя со стороны и усмехнулся. Что он творит! Стоит в одиночестве посреди каменной ямы, готовый к смерти, и беседует с воображаемой служанкой.
– Что ж поделать, если из нее такой хороший собеседник, – вслух сказал Венсан.
Но Птичка права: рано он собрался уходить. Вдруг в замке что-то случится?
«Опять надежда? – укорил его трезвый внутренний голос. – Испанцы говорят, кто охотится за надеждой, тот ловит туман».
Значит, буду ловить туман, согласился Венсан. И слабо улыбнулся, подумав, что Николь это занятие пришлось бы по душе.
Глава 22
Трик-трак, трик-трак, трик-трак… Повозка неторопливо катилась по дороге, скрипя на ухабах. Ее тащил коренастый гнедой тяжеловоз, потряхивая на ходу спутанной гривой.
Небо на востоке светлело, розовая полоса разливалась все шире. Быстрые облака, макнувшие нижний край в восход, краснели, будто пропитанные вином, и неслись дальше, подгоняемые лихим ветром в сторону замка Вержи.
Трик-трак, трик-трак. Жирный возница, перетянутый поясом, точно бочка обручем, клевал носом под однообразную песню колес.
Трик-трак, трик-трак. Мимо желтого поля люцерны, мимо придорожной канавы с застоявшейся водой, мимо пригорка, поросшего сизым репейником… Возле лопухов конь беспокойно запрядал ушами и всхрапнул.
– Н-но! – дернулся возница. – Пшел, чертяка!
Коняга припустил быстрее, и хозяин снова задремал. Он не заметил, как из-за пригорка выскочила маленькая фигурка, догнала повозку и на ходу забралась под дерюгу, укрывавшую груз.
Дорога обогнула лес, и впереди показалась стена – словно гигантская серая змея, свившая кольцо вокруг замка. Колеса сочно зачавкали по раскисшим лужам.
– Что, подъезжаем?
Возница широко зевнул и поскреб рыхлый подбородок. Угораздило же в замке сразу двоим окочуриться! Ну да он не в обиде. Ежели кормишься с костлявой, грех пенять на нее.
– Все там будем, – философски сообщил он коню и подстегнул его вожжами: – Давай живей!
Когда тень крепости накрыла повозку, вознице показалось, что позади него что-то стукнуло. Но проверить, в чем дело, он не успел – конь уперся мордой в ворота, и сразу раздался злой крик охраны:
– Стой!
– Чего орать-то, чего орать! – проворчал толстяк. – Что я, по-вашему, на стену полезу?
– А, Клод, это ты… Извини! – примирительно сказал один из стражей, подходя ближе. – Наши все издергались. Слыхал ведь, что делается.
– А как же! – возница довольно осклабился. – Потому и еду.
Тяжелые ворота медленно разошлись, открывая безлюдную площадь. Лишь в отдалении переминались с ноги на ногу двое слуг: кряжистый бородач лет сорока, сам походивший на тяжеловоза, и молодой веснушчатый парень с деревенским лицом.
Стражник проводил взглядом повозку, тронувшуюся с места.
– Хочешь полюбоваться? – подмигнул возница, заметив его интерес. – Я не против.
Мужчина отшатнулся, и плохо скрытое отвращение отразилось на лице:
– Нет уж, Клод, спасибо. Пожалуй, обойдусь!
– Зря. Когда еще увидишь работу настоящего мастера! Поди, для тебя такой не срубят.
Толстяк захохотал, довольный своей шуткой, грузно спрыгнул с повозки и перехватил удила. Беззаботно насвистывая под нос, он пересек пустую площадь и остановился перед ожидавшими его рослыми слугами.
– Здорово, ребятки! Вас, что ли, мне на подмогу отрядили?
Под сводами церкви пусто и гулко, как в пещере. Клод заглянул в приоткрытую дверь и шлепнул по морде коня, потянувшегося было за ним следом.
– Э! Тебе тут делать нечего. Или хочешь причаститься?
Он снова засмеялся, а слуги осуждающе переглянулись. Что взять с богохульника!
У Клода-Грободела паршивая репутация. Говорят, каждое полнолуние он пляшет с чертями и хлещет с ними брагу, а за ночь у него отрастает мохнатый хвост. К утру Грободел хватается за топор и отрубает его под корень, вопя от боли так, что с чертей осыпается шерсть. А хвост он бросает им, и это плата за его умение. Ведь никто не делает гробов лучше, чем Клод: легких, прочных и красивых, будто колыбелька для принцессы. Самого короля не стыдно похоронить в таком!
– Приступайте, братцы! – лениво распорядился толстяк и отошел в сторону.
– А ты что же, не поможешь? – растерянно спросил вслед молодой.
Гробовщик надулся и стал похож на рассерженного фазана.
– Хватит и того, что я сам вез их сюда! – возмутился он. – Я, Клод-мастер! Из уважения к покойной графине – упокой господь ее душу – я доставил в замок последнее пристанище для ее тела, не доверив это никому! И теперь, – он повысил голос, – ты оскорбляешь меня своими приставаниями?!
Парень уже и сам был не рад, что обратился к Клоду. Он смущенно шмыгнул и стащил дерюгу.
В повозке, обложенные сеном и тряпьем, стояли два резных дубовых гроба.
– Осторожнее, болваны, – недовольно бросил толстяк.
Кряхтя и приседая под тяжестью ноши, слуги втащили гробы в церковь.
– Вот этот тяжеловат что-то, – заметил старший, озадаченно пощипывая бороду.
– А ты как думал? – усмехнулся Клод. – Он же больше!
Слуга нахмурился. Он пытался сопоставить размеры гробов с разницей в весе, но Клод грубо прервал его размышления:
– Мне тут с вами рассусоливать некогда! Меня еще покойнички ждут, снимать мерки для последнего кафтана, хе-хе!
– Закончили мы, поезжай с богом, – отозвался бородач.
– А внутри их глянуть можно? – внезапно влез веснушчатый.
Второй слуга цыкнул на него, но Клод лишь пожал плечами:
– Ежели граф тебе за твое любопытство зенки не выколет, то попробуй.
Гробы стояли на сдвинутых скамьях и в полумраке были похожи на лодки.
– Я только одним глазком! – тихо убеждал парень. – Интересно же, сил нет! Говорят, там пухом внутри все выстелено!
– Говорят, штаны горят! – отрубил старший. – Нечего лезть куда не надо!
– И лежать там, должно быть, мягче, чем в моей постели… – не умолкал его напарник. – Ну же, давай!
Слуга с сомнением глянул в сторону двери.
– А ну как войдут?
– Да кто войдет-то? – горячо зашептал парень. – Спят все!
Не дожидаясь разрешения, он осторожно приподнял крышку ближнего гроба и присвистнул:
– Ух ты! Глянь, красота-то какая!
Крепкий подзатыльник незамедлительно обрушился на его голову.
– Сдурел? – приглушенно рявкнул старший. – Кто над гробом свистит, дубина? Вот уж наведается к тебе покойница ночью!
Будто в ответ, откуда ни возьмись, на середину церкви вылетел голубь, шумно взбивая воздух крыльями. Слуги вздрогнули и переглянулись.
– Пойдем-ка отсюда, – тихо сказал старший, которому стало не по себе. Птица исчезла, и торжественная холодная тишина церкви давила на него.
– Постой! – парень ухватил его за рукав. – Я второй открою!
– Да ты что?!
– Клянусь святым Франциском, писка не издам! Когда еще доведется такую красоту посмотреть!
Он умоляюще сложил руки, и бородач смягчился:
– Ладно уж. Только быстро!
Оба шагнули ко второму гробу, как вдруг тихий свист нарушил тишину. Поняв, откуда он доносится, старший слуга побелел, а у веснушчатого отпала челюсть. Свист понемногу нарастал, звуча на одной ноте, глуховатый и потусторонний. Крышка гроба затряслась, будто кто-то рвался из него на волю.
– Г-г-г-г… – заикаясь, пролепетал парень, отчаянно взвизгнул и бросился бежать. За ним припустил бородач, спотыкаясь и клацая зубами.
Когда топот стих, крышка гроба откинулась, и покрасневшая Николь вывалилась из него, хватая воздух ртом.
Если бы Матье или Мари увидели в этот миг Птичку, они бы вряд ли узнали маленькую служанку. Арлетт безжалостно откромсала ей кудри, оставив короткие вихры, едва прикрывавшие шею. Штаны и рубаха выглядели потертыми, но чистыми – как и должно быть у мальчишки-слуги из хорошего дома. Грудь плотно утянули, а в щеки и лоб девочки старуха втерла красного порошка, отчего кожа стала загрубевшей, как старое седло.
Отдышавшись, Николь опустила крышку гроба и мрачно улыбнулась, представив лица простаков, услыхавших свист из гроба. Но они едва не обнаружили ее! Что оставалось делать?
«Арлетт похвалила бы меня».
Эта мысль наполнила ее сердце гордостью.
Церковь она покинула тем же ходом, которым бежала от людей Мортемара. Замок уже просыпался, и навстречу то и дело попадались слуги, но Николь шла уверенно и быстро, как человек, посланный по делу, и по ней скользили невидящими взглядами.
Ей страсть как хотелось заглянуть к лекарю! Но Арлетт строго-настрого запретила: слишком опасная выходка и для нее, и для самого месье Бонне. Если ее схватят, граф непременно решит, что Венсан – ее сообщник.
Ничего, утешила себя Николь, когда все закончится, я как-нибудь выманю его из замка, и мы встретимся. Может быть, удастся даже уговорить Арлетт познакомиться с ним. Им нашлось бы, о чем поговорить! А если бы старуха согласилась показать свои книги, особенно ту, коричневую… О, месье Бонне был бы счастлив!
Размечтавшись, Николь не заметила, как вылетела из галереи в залу, где толпилась стража. Она спохватилась лишь тогда, когда до ее слуха донеслось бряцанье доспехов. Отступать было поздно, и девочка, не замедляя шага, твердо пересекла комнату.