— Не сопротивляться, гражданин! Вы задержаны до выяснения личности, поскольку ведете себя крайне подозрительно! — рявкнул неприятный страж порядка и заломил Андрею руку. — Леха, у него оружие под курткой. Изъять немедленно!
Чему-то их учили. Лехе все происходящее явно не нравилось, но он подчинился. Куртка задралась, табельное оружие из кобуры перекочевало в чужие мозолистые руки.
Милиционеры быстро обхлопали Андрея. Не припас ли он еще чего?
— Может, представитесь, товарищи милиционеры? — сказал капитан. — Объясните, за что задерживаете, проверите мои документы, вникнете в то, что в них написано?
— Заткнись! — прорычал милиционер. — В отделение доставим, а там разберемся. А ну, пошел!
— Может, действительно, Глеб, проверим его документы? — проговорил напарник. — Мало ли что.
— На месте проверим, Леха. В наше время любые документы нарисовать можно. От Пожарского сообщили, что этот тип вел себя подозрительно, пытался проникнуть в закрытую зону.
— Серьезно? — удивился Андрей.
Удар в живот был чувствительный, дыхание перехватило.
— Не сопротивляйтесь, гражданин! — сказал русоволосый милиционер. — Этим вы только усугубите свою вину. Вас доставят в отделение, там проведут проверку вашей личности. Старший сержант Куренной, — неохотно представился он. — А это старший сержант Воропаев.
— Пошел! — Воропаев толкнул его. — Прямо, потом налево. Не оборачиваться. И не испытывайте, гражданин, наше терпение. Леха, забери у него вещмешок!
В принципе арестанту было не до смеха, хотя ситуация отдавала комичностью. Милиционеры висели над душой, подталкивали, если он медлил. Испуганно смотрели прохожие. Злорадно скалился небритый мужчина в расстегнутом ватнике — поймали лазутчика, будет ему поделом!
«Торжественная» процессия перешла дорогу. Остались за спиной пустырь и электрическая подстанция. Впереди образовалось солидное здание, явно административное. Приличный классический фасад, две колонны, три этажа в центральной части, два двухэтажных крыла. Со стен облупилась краска, но постройка смотрелась добротно. В правом крыле решетки на окнах.
«При немцах комендатура была, — предположил Андрей. — Оккупационная администрация, полиция, отдел военной разведки, что-то еще».
Конвоиры втолкнули Андрея в дверь. Посторонился сержант милиции с повязкой на рукаве, смерил арестанта строгим взглядом. Короткий проход упирался в мутное зарешеченное окно. К батарее парового отопления была придвинута лавочка, на которую Неверов, не подумав, и опустился.
Воропаев схватил его за ворот, рывком поднял, воздержался, впрочем, от нанесения дальнейших увечий. Документы из нагрудного кармана перекочевали в лапы милиционеров. Куренной поморщился и отступил на шаг, раньше товарища сообразил, что дело пахнет жареным. Андрей с любопытством смотрел на Воропаева. Тот просматривал документы — офицерскую и вещевую книжки, удостоверение сотрудника контрразведки, командировочное предписание с печатью областного управления НКГБ.
Старший сержант тут же понял, что вел себя неправильно. Враги в природе существуют, но не везде. Он слегка побледнел, но не подавал вида, глянул на капитана уже без прежней враждебности, но все равно недружелюбно.
— Ну так что, Воропаев? — язвительно спросил Андрей. — Утихло желание поставить шпиона к стенке? Дуй за старшим, чего глаза прячешь? Есть у вас соображающий народ или все такие?
Воропаев вспыхнул и заявил:
— Находиться здесь, никуда не уходить! Дежурный все видит.
Документы Неверова он оставил у себя, попятился, кусая губы, развернулся и зашагал по коридору. Куренной на всякий случай сделал виноватое лицо, но ничего не сказал, ушел вместе с товарищем.
Ждать капитану пришлось недолго. В коридоре затопали сапоги, объявились старые знакомые, впрочем, с новыми лицами. Куренной был спокоен. Воропаев кусал губы, смотрел не в глаза, а куда-то между ними.
— Все разъяснилось, товарищ капитан. Иван Тарасович сделал запрос в Мурманск. Мы приносим вам свои извинения, — пробурчал Воропаев. — Надеюсь, вы понимаете, время сложное, повсюду шпионы. Мы получили сигнал от руководства воинской части. Вот ваши вещи, оружие, документы.
— Какие кретины! — прогремел командирский бас, и в коридоре возник грузноватый мужчина лет сорока пяти с недостатком растительности на черепе и угловатой нижней челюстью. — Вы что натворили, идиоты?! Трудно было проверить документы прямо на месте? Мы ведь знали, что к нам едет сотрудник контрразведки! Я извиняюсь за своих подчиненных, Андрей Григорьевич. — Мужчина протянул мясистую короткопалую конечность. — Можете написать на них рапорт, я не буду в обиде. Майор Чеплыга Иван Тарасович, начальник милиции. Я только что связался с полковником Алябиным, он подтвердил вашу личность и описал приметы. Не держите зла на этих недалеких, хорошо?
— Да что вы, Иван Тарасович. — Андрей пожал протянутую ладонь. — По большому счету ваши люди вели себя правильно. Поступил сигнал о подозрительном субъекте, надо было реагировать. Хотя манера исполнения у них… — Капитан контрразведки СМЕРШ сделал два шага, иронично уставился на милиционеров, вытянувшихся по швам.
Куренной был напряжен, но спокоен. Воропаев сипло пыхтел, с опаской следил за перемещениями Неверова. В глазах его обосновался страх.
Андрей врезал ему в живот сжатым кулаком — вернул, так сказать, должок. Удар был неслабый, но и Воропаев парень не дохлый. Он икнул, закашлялся, побагровел, но с места не сдвинулся. Комментариев от старшего сержанта не последовало.
— Все правильно, — заметил Чеплыга. — Будет знать.
— Инцидент исчерпан, товарищ Воропаев? — спросил Андрей. — Согласитесь, лучше так, чем писать на вас рапорт и отправлять его в соответствующие инстанции.
Война закончилась, но грозная контрразведка, наводившая ужас на чужих и своих, осталась. Ее по-прежнему боялись люди, носившие любую форму, да и не имевшие таковой.
— Все в порядке, товарищ Воропаев? Мы квиты? — спросил Андрей.
— Так точно, товарищ капитан, — просипел старший сержант. — Виноват, был неправ.
— Тогда ступайте отсюда к чертовой матери, — заявил Андрей. — Иван Тарасович, мы можем поговорить?
— Конечно, Андрей Григорьевич, я полностью к вашим услугам, — зачастил Чеплыга, украдкой сигналя подчиненным, чтобы сгинули. — Добро пожаловать в мой кабинет. Он в другом конце коридора.
Глава 4
Убранством апартаменты начальника милиции, понятно, не блистали. Не до роскоши. Ободранный потолок, рваные обои, много чего повидавшие на своем веку. Но сиденье у стула было не самым жестким, отсутствовали сквозняки, чай был наварист, сушки не хрустели, но вполне жевались.
— Влажность высокая, — пожаловался Чеплыга, включая в розетку страшноватый ржавый обогреватель. — Двери разбухают, не закрываются, одежда влажная, продукты отсыревают. В это время года всегда так, ветра с полюса несут повышенную влажность. Вы пейте чай, Андрей Григорьевич, он нормальный, не трава. Я распоряжусь, вам выдадут карточки, и в столовой будут кормить. На сколько дней ставить вас на довольствие?
— Как получится, — ответил Андрей. — Пока на неделю, а там посмотрим. Мне также потребуется отдельное жилье, желательно не на отшибе, и автотранспорт.
— Какой предпочитаете? — осведомился Чеплыга.
— «Роллс-Ройс». — Андрей усмехнулся. — Какой угодно, Иван Тарасович, лишь бы ездил.
— Все сделаем, Андрей Григорьевич, не волнуйтесь. Вы уж простите этих недотеп. Вы правильно поступили, что не стали писать рапорт. Перестарался Воропаев, чего уж жизнь ему портить. Так он вроде ничего, сознательный, линию партии поддерживает. Иногда, бывает, вспылит, нагрубит, потом жалеет. До войны в милиции служил на Смоленщине, в партизаны ушел, опять в НКВД вернулся. Сюда по распределению попал, знаю его с ноября сорок четвертого. С носоглоткой у него проблемы, в действующую армию не взяли, в тыл отправили. Алексей Куренной примерно в то же время здесь появился. В разведке служил на Первом Белорусском, забраковали после ранения, тоже в тыл послали, защищать правопорядок. Кроме них, в нашем отделе еще женщина-следователь по фамилии Бурнаш, два оперативника — Немов и Грузилов, пять постовых милиционеров. Чем богаты, как говорится. Недобор по штату просто адский. Но это везде так.
— Сами-то вы, Иван Тарасович?..
— Да нечем особо хвастаться. До войны начальником отдела работал в Мангышлаке, это в Казахской ССР, на Каспии, в войну командовал заградительной ротой — сначала Волховский фронт, потом Степной. Семью потерял еще в тридцатые — с женой развелся, детей она увезла. Был заместителем коменданта в Ростоке, когда его наши у немцев отобрали, потом командовал батальоном войск по охране тыла действующей армии. Схлестнулись с диверсантами, получил ранение. Из госпиталя сюда. Здесь полно тех, кого на фронте подстрелили, а после лечения они никому не нужны оказались.
— Здесь тоже нужно Родине служить, товарищ майор.
— А мы не служим? Правопорядок в поселке, между прочим, поддерживается, преступность идет на спад.
— Кстати, насчет идущей на спад преступности, — заметил Андрей. — Я прибыл для прояснения обстоятельств гибели капитана государственной безопасности Лазаревича.
— А зачем их прояснять? — спросил майор. — Там, мне кажется, все понятно. Борис Александрович покончил с собой у себя дома, вернее, на участке, выстрелил в голову из табельного пистолета, который лежал рядом с телом. Это не только мое мнение, но и коллегиальное, так сказать.
— Я прибыл для прояснения обстоятельств гибели Лазаревича, — повторил Андрей. — Все представители органов власти обязаны оказывать мне содействие.
— Да мы окажем, вы не волнуйтесь, — пробормотал Чеплыга. — Только я искренне не понимаю…
— Если выяснится, что это суицид, тогда другое дело. Насколько я знаю, должного следствия не проводилось, да? Экспертиза, опрос свидетелей?
— Выстрел слышали два человека, — сказал Чеплыга. — Их показания запротоколированы. Эксперт уверен, что стреляли с близкого расстояния.