Во-вторых – лестница.
В-третьих, я поставил Фредерика Ларсана в конце бокового коридора и сказал ему, что собираюсь ворваться в спальню мадемуазель Стейнджерсон, чтобы попытаться задержать преступника. Когда же я вернулся в спальню, неизвестный был там.
Первый из этих фактов меня отнюдь не смущал. Вполне возможно, что, когда я увидел незнакомца в спальне мадемуазель Стейнджерсон и спустился вниз, тот уже сделал там все, что хотел. И пока я возвращался в замок, он вернулся в комнату Фредерика Ларсана, в мгновение ока разделся и, когда я постучал в дверь, изобразил заспанного Фредерика Ларсана.
Второй факт – лестница – смущал меня не больше первого. Было очевидно, что если преступник – Ларсан, то лестница, чтобы попасть в замок, ему не нужна: он же занимал комнату, соседнюю с моей; однако эта лестница должна была наводить на мысль о том, что преступник явился извне – обстоятельство, для Ларсана совершенно необходимое, поскольку в ту ночь господин Дарзак в замке отсутствовал. К тому же лестница эта в случае необходимости могла облегчить Ларсану бегство.
Но вот третий факт сильно сбивал меня с толку. Поскольку я поместил Ларсана в конце бокового коридора, мне и в голову не приходило, что он воспользовался моментом, когда я ходил в левое крыло за господином Стейнджерсоном и папашей Жаком, чтобы вернуться в спальню к мадемуазель Стейнджерсон. Это было весьма рискованно. Его могли схватить, и он это знал. Его могли схватить, если бы он не успел вернуться на свой пост, но он, разумеется, надеялся, что успеет. Ему вдруг обязательно понадобилось вернуться в спальню мадемуазель Стейнджерсон, причем после моего ухода – иначе он не отдал бы мне свой револьвер. Посылая папашу Жака в конец главного коридора, я, естественно, полагал, что Ларсан находится на своем посту в конце бокового коридора, а папаша Жак, которого я не посвятил в подробности, не посмотрел, идя на свой пост, на месте ли Ларсан. Папаша Жак думал в ту минуту только о том, как бы побыстрее выполнить мое поручение. Что же за непредвиденная причина привела Ларсана в спальню вторично? Что это было? Я решил, что это могло быть только вещественное доказательство, говорившее о его пребывании там. В спальне он забыл нечто очень важное. Но что? Нашел ли он эту вещь? Мне припомнилась свеча на полу и склонившаяся фигура. Я попросил госпожу Бернье, которая убирала в спальне, поискать, и она нашла пенсне – вот это, господин председательствующий.
И Рультабийль вытащил из своего уже знакомого нам свертка пенсне.
– Увидев это пенсне, я удивился: Ларсана в очках я никогда не встречал. Но раз он их не надевал, значит они не были ему нужны. И тем более не нужны в момент, когда свобода перемещений приобрела для него такую ценность. Что означало это пенсне? Оно никак не хотело входить в очерченный мною круг. «Если только это не очки от дальнозоркости!» – внезапно подумал я. В самом деле, я ни разу не видел Ларсана за чтением или письмом. Следовательно, он мог быть дальнозорок. А если так, то в полиции об этом, разумеется, знали и, конечно, знали его пенсне. Принадлежащие Ларсану очки от дальнозоркости, найденные в спальне мадемуазель Стейнджерсон после случая в таинственном коридоре, – да это же для Ларсана просто гибель. Итак, возвращение Ларсана в спальню объяснилось. А Ларсан-Балмейер действительно дальнозорок, и это пенсне, которое, возможно, узнают в полиции, действительно принадлежит ему.
Вот, сударь, какова моя система, – продолжал Рультабийль. – Я не прошу, чтобы улики и факты рассказали мне правду, я прошу их только не идти против правды, которую открыл мой разум, взявшийся за дело с нужного конца.
И вот, чтобы убедиться окончательно, что Ларсан – преступник, а удостовериться в этом лишний раз не мешало, я захотел увидеть его лицо. За эту ошибку я был жестоко наказан. Я полагаю, что мне отомстил мой разум, на который после случая в таинственном коридоре я не пожелал опереться, не пожелал безоговорочно положиться, пытаясь без его помощи найти доказательства виновности Ларсана. И мадемуазель Стейнджерсон был нанесен удар…
Рультабийль запнулся и высморкался. Он был заметно взволнован.
– Но что Ларсан делал в спальне? Почему он дважды пытался убить мадемуазель Стейнджерсон? – спросил председательствующий.
– Потому что он любил ее, господин председательствующий.
– Ничего себе причина!
– Да, сударь, и весьма веская. Он был влюблен без памяти и потому, а также и из-за других причин готов на любое преступление.
– Мадемуазель Стейнджерсон знала об этом?
– Да, сударь, но она понятия не имела, что человек, который ее преследует, – Фредерик Ларсан; в противном случае он не поселился бы в замке и в ночь происшествия в таинственном коридоре не зашел бы вместе с нами в спальню мадемуазель Стейнджерсон. Впрочем, я тогда обратил внимание, что он держится в тени и стоит с опущенной головой, – видимо, он искал глазами пенсне. Ларсан охотился и нападал на мадемуазель Стейнджерсон, изменив свою внешность и под другим именем, каким – мы не знаем, но ей оно, вероятно, известно.
– А вы, господин Дарзак? – обратился к обвиняемому председательствующий. – Вам, я думаю, мадемуазель Стейнджерсон доверила этот секрет? Но почему же никому больше? Ведь это могло бы навести правосудие на след преступника, а вас – если вы невиновны – избавить от неприятности оказаться на скамье подсудимых.
– Мадемуазель Стейнджерсон мне ничего не говорила, – ответил Дарзак.
– А то, что рассказал этот молодой человек, по-вашему, возможно?
– Мадемуазель Стейнджерсон мне ничего не говорила, – невозмутимо повторил Робер Дарзак.
– Как вы объясните, что в ночь, когда был убит лесник, – продолжал председательствующий, повернувшись к Рультабийлю, – преступник возвратил похищенные у господина Стейнджерсона бумаги? Каким образом убийца проник в запертую спальню?
– Ну, что касается второго вопроса, то на него ответить нетрудно. Такому человеку, как Ларсан-Балмейер, ничего не стоило добыть или скопировать нужные ключи. Что же до кражи документов, я полагаю, что сначала Ларсан об этом и не думал. Шпионя повсюду за мадемуазель Стейнджерсон и желая во что бы то ни стало помешать ее браку с господином Дарзаком, он, следя за ними, попал однажды в магазин и завладел сумочкой мадемуазель, которую она или где-то оставила, или просто позволила у себя украсть. В сумочке лежал ключ с медной головкой. О ценности ключа он сперва не догадывался, но она, поместив объявление в газету, натолкнула его на эту мысль. Он написал ей до востребования, как она и просила. В письме он, конечно, просил о встрече и дал понять, что тот, у кого находится сумочка с ключом, и есть человек, который уже некоторое время преследует ее своею любовью. Ответа он не получил. Тогда он отправился на почту, чтобы убедиться, что письмо забрали. Отправился, подражая манерам Робера Дарзака и одевшись по возможности так же, как он: готовый на все, чтобы заполучить мадемуазель Стейнджерсон, Ларсан принялся действовать таким образом, чтобы господин Дарзак, возлюбленный мадемуазель, которого он ненавидит и которому желает гибели, в любом случае оказался под подозрением.
Я сказал «в любом случае», но мне кажется, что тогда Ларсан не думал, что дойдет до убийства. Как бы то ни было, он принял меры, чтобы под видом Дарзака скомпрометировать мадемуазель Стейнджерсон. К тому же Ларсан того же роста, что Дарзак, и имеет очень похожую ступню. Для него ничего не стоило в случае необходимости срисовать отпечаток подошвы Робера Дарзака и заказать себе по этому рисунку обувь. Для Ларсана-Балмейера это пустяк.
Но ответа нет, свидание не назначено, а драгоценный ключик все еще у него в кармане. И раз мадемуазель Стейнджерсон к нему не идет, он сам пойдет к ней. План у него созрел давно. Он подробно изучил и замок, и павильон с лабораторией. Однажды днем, когда господин Стейнджерсон с дочерью гуляли и папаша Жак тоже ушел, он влез в павильон через окно в передней. Он один, у него есть время. Он окидывает взором мебель и вдруг видит странный, похожий на сейф шкаф с маленькой замочной скважиной. Ну-ка, ну-ка, это любопытно! Ключик у него с собой, он вспоминает о нем, соображает. Затем вставляет ключ в скважину, и дверца открывается. Документы! Должно быть, они очень ценные, раз их держат в таком странном шкафу и так дорожат ключом от него. Что ж, это всегда пригодится – небольшой шантаж, пожалуй, поможет в любовных делах. Он поспешно заворачивает бумаги в пакет и оставляет его в туалете. Между посещением павильона и убийством лесника у Ларсана было время изучить эти документы. Что с ними делать? Они могут его скомпрометировать. В ту ночь он относит пакет в замок. Быть может, он надеялся, вернув бумаги, содержащие в себе результаты двадцатилетнего труда, заслужить расположение мадемуазель Стейнджерсон? Такой мозг, как у него, может выдумать что угодно. Как бы там ни было, от бумаг он избавился.
Рультабийль закашлялся, и я понял почему. В этом месте своих объяснений он явно смутился, ибо ни за что не хотел рассказывать об истинных мотивах отвратительных поступков Ларсана по отношению к мадемуазель Стейнджерсон. То, что он сказал, явно не могло никого удовлетворить, и председательствующий уже собирался сделать ему по этому поводу замечание, когда хитрец Рультабийль вдруг воскликнул:
– А теперь мы подошли к объяснению тайны Желтой комнаты!
В зале послышался скрип стульев, небольшая возня и энергичное шиканье. Любопытство публики достигло предела.
– Однако мне кажется, – вмешался председательствующий, – что если принять вашу гипотезу, господин Рультабийль, то тайна Желтой комнаты уже раскрыта. И раскрыл ее нам сам Фредерик Ларсан: он рассказал все как было, но вместо себя подставил господина Дарзака. Очевидно, дверь Желтой комнаты растворилась, когда профессор был один, и тому пришлось беспрепятственно пропустить человека, вышедшего из комнаты его дочери, может быть даже повинуясь ее мольбам, чтобы избежать скандала.
– Нет, сударь, – твердо возразил молодой человек. – Вы забываете, что мадемуазель Стейнджерсон была оглушена и не могла никого ни о чем молить, равно как не могла запереть за собою дверь на ключ и задвижку. Вы забываете также, что господин Стейнджерсон поклялся жизнью умирающей дочери, что дверь не открывалась.