А может быть, тишина за дверью необходима, и мое вмешательство только все испортит или даже станет причиной преступления.
Я вышел из передней и спустился по главной лестнице в вестибюль. Затем тихонько проскользнул к маленькой комнате в первом этаже, где после происшествия в павильоне ночует дядюшка Жак.
Я нахожу его совершенно одетым, взгляд широко открытых глаз странно блуждает. Увидев меня, он совершенно не удивился и сказал, что крик Божьей благодати и чьи-то шаги подняли его с постели. За окном он заметил какой-то темный силуэт. Я поинтересовался, есть ли у него оружие. Он ответил, что нет с тех пор, как судебный следователь забрал его револьвер.
Вдвоем мы выходим в парк через маленькую заднюю дверь и пробираемся вдоль замка под окна мадемуазель Станжерсон.
Я оставил дядюшку Жака у стены и, воспользовавшись тем, что луна в этот момент скрылась за тучей, приблизился к окну, стараясь держаться вне полосы падающего из него света. Окно приоткрыто! Из осторожности? Чтобы без задержки спрыгнуть вниз, если кто-нибудь войдет в дверь? Но, выскочив из этого окна, можно просто сломать себе шею. Быть может, преступник захватил веревку? Вероятно, он все предусмотрел. Ах, если бы знать, что происходит в этой комнате! Я вернулся к дядюшке Жаку и прошептал ему на ухо только одно слово: «Лестница».
Сперва я подумал о дереве, которое служило мне наблюдательным пунктом неделю тому назад, но в этот раз окно приоткрыто так, что с дерева не увидишь происходящего в комнате. И кроме того, я хочу не только видеть, но слышать и действовать.
Дядюшка Жак, взволнованный и дрожащий, ушел и через минуту, вернувшись без лестницы, сделал мне знак рукой.
— Пойдем, — прошептал он, когда я приблизился.
— Я пошел искать лестницу в нижнем зале башни, — говорит он мне по дороге, — там наша кладовка, садовника и моя. Дверь башни оказалась открытой, а лестницы не было. Посмотрите, где я ее обнаружил. Еще хорошо, что луна выглянула.
И он указал мне на лестницу, прислоненную к колоннам в другом конце замка, под окном, которое я недавно обнаружил открытым. Конечно, именно по этой лестнице преступник и проник в поворотную галерею второго этажа.
Мы бросились к лестнице и уже было схватились за нее, но тут дядюшка Жак остановился у приоткрытой двери маленькой комнаты, потолком для которой и служила уже упомянутая мною терраса. Дядюшка Жак толкнул дверь, заглянул внутрь и прошептал:
— Его здесь нет.
— Кого?
— Сторожа. Он спит в этой комнате с тех пор, как ремонтируют башню.
Многозначительным жестом дядюшка Жак показал на полуоткрытую дверь, лестницу, террасу и окно поворотной галереи. Бесспорно, подумал я, если сторож сейчас наверху (я говорю «если», так как за исключением лестницы и пустой комнаты у меня нет никаких оснований его подозревать), если он там, то, конечно, воспользовался этой лестницей и этим окном, ибо помещения, расположенные за его жильем и занятые семьей дворецкого и кухарки, преграждают путь к вестибюлю и парадному входу. Сторож, разумеется, мог под каким-нибудь предлогом зайти вчера вечером в галерею и притворить окно так, что ему оставалось только толкнуть раму снаружи и спуститься в галерею. Незапертое изнутри окно вообще резко ограничивает личность преступника. Разумеется, он должен быть своим человеком в доме, если не предполагать соучастника, во что я не верю, и… если только окно не оставила открытым сама мадемуазель Станжерсон. Но что же это за тайна, какая ужасная причина заставляет ее устранять препятствия на пути убийцы?
Я беру лестницу, и мы возвращаемся к окну спальни мадемуазель Станжерсон, которое по-прежнему приоткрыто. Луч света пробивается через спущенные портьеры и освещает часть лужайки у моих ног. Начинается дождь. Тихонько прислонив лестницу к стене под окном, я осторожно поднимаюсь с дубинкой в руке, оставив дядюшку Жака внизу. Вдруг мрачный вопль Божьей благодати прервал мой подъем. Мне показалось, что крик раздался прямо за моей спиной, совсем рядом! А что, если этот крик является сигналом? Если какой-то соучастник убийцы увидел меня на лестнице и криком вызывает незнакомца к окну? О черт! Он уже стоит у окна, я даже слышу его дыхание. Одно незначительное движение, и я погиб. Нет, кажется, пронесло. Он уходит, вероятно, так ничего и не увидев. Я скорее чувствую, чем слышу, как он крадется по комнате.
Я поднялся еще на пару ступенек и заглянул за портьеру. Сидя спиной ко мне за маленьким столиком мадемуазель Станжерсон, незнакомец что-то писал. Удивительная вещь! Ее в спальне нет, и постель не разобрана. Вероятно, этой ночью она спит в соседней комнате рядом со своими женщинами. Я обрадовался, увидев преступника в одиночестве. Необходимо присутствие духа, чтобы подготовить ловушку. Но кто этот человек, который расположился за столом и пишет, как у себя дома? Не будь следов на ковре, открытого окна и лестницы под окном, я бы подумал, что он находится здесь по праву, по какой-то естественной нормальной причине. А ведь это, безусловно, таинственный незнакомец из Желтой комнаты, человек, которого мадемуазель Станжерсон должна терпеть, не выдавая. Как же мне увидеть его лицо и поймать, захватив врасплох? Если сейчас прыгнуть в комнату, то он убежит через переднюю или через дверь в будуар. Оттуда, минуя салон, он попадет в галерею и сбежит окончательно. И все-таки еще немного, и я поймаю его! Что он там пишет, один в комнате мадемуазель Станжерсон, и кому он пишет?
Я спустился по лестнице вниз, и мы с дядюшкой Жаком вернулись в замок. Я послал его разбудить господина Станжерсона, наказав ждать меня у профессора и ничего не говорить до моего прихода, а сам отправился будить Фредерика Ларсана. Конечно, для меня это большое огорчение, я хотел бы добиться успеха самостоятельно под носом у спящего Ларсана, но дядюшка Жак и господин Станжерсон уже стары, а я еще недостаточно силен. В решающий момент у меня может не хватить сил, а Ларсан привык бороться с преступниками, которых бросают на землю и поднимают в наручниках.
Сыщик открыл мне дверь ошеломленный, с заспанными глазами, готовый послать меня к черту вместе с моими фантазиями сумасбродного репортера. Мне же еще пришлось и убеждать его, что наш враг находится в замке!
— Это странно, — говорит он, — а я-то полагал, что оставил его сегодня в Париже.
Быстро одевшись, он берет револьвер, и мы выходим из комнаты.
— Где он? — спрашивает Ларсан.
— В спальне у мадемуазель Станжерсон.
— А она сама?
— Вероятно, в будуаре.
— Идем туда!
— Погодите, при первых же признаках опасности он бросится бежать, и у него есть целых три пути для отступления — дверь, окно и будуар, где спят женщины.
— Я буду стрелять в него.
— А если вы промахнетесь? Если вы его только раните и он все равно убежит? Не говоря уже о том, что он тоже несомненно вооружен. Нет, предоставьте действовать мне, и я отвечаю вам за успех.
— Как вам угодно, — ответил Ларсан.
Я оставил его в конце поворотной галереи у окна, которое недавно закрыл.
— Ни в коем случае не покидайте своего поста, — сказал я Фреду, — пока я вас не позову. Сто шансов из ста, что наш молодец бросится сюда и попытается спастись именно через это окно. Он пришел этим путем и здесь подготовил себе бегство. У вас опасная миссия.
— Какова будет ваша? — спросил Фред.
— Я прыгну в комнату и спугну его.
— Возьмите мой револьвер, а мне дайте вашу дубинку.
— Спасибо, — ответил я, — вы храбрый человек.
Я взял револьвер, так как должен был встретиться один на один с преступником, и оружие придало мне уверенности. Покидая Фреда, я оставил его у окна № 5 (по плану) и с осторожностью направился к комнате господина Станжерсона в левом крыле замка.
Дядюшка Жак в точности выполнил мое указание и ограничился лишь тем, что попросил профессора поскорее одеться. В двух словах я объяснил суть происходящего. Господин Станжерсон также взял свой револьвер, и втроем мы направились в галерею.
С того момента, как я увидел преступника, сидевшего за столом, прошло едва ли десять минут. Господин Станжерсон хотел немедленно броситься в спальню дочери и убить негодяя, но я объяснил, что, желая убить этого человека, можно и вовсе упустить его. Поклявшись, что мадемуазель Станжерсон в комнате не было, и, следовательно, опасность ей не угрожает, мне удалось смирить его нетерпение и добиться полной свободы действий. Я объяснил, что они должны двинуться ко мне только тогда, когда я их позову или выстрелю из револьвера. Я поставил дядюшку Жака перед окном, расположенным в конце прямой галереи (на плане № 2), так как полагал, что преследуемый беглец постарается добраться до окна, которое он оставил открытым. Однако, достигнув перекрестка и увидев Ларсана, охраняющего поворотную галерею, он бросится вперед и натолкнется на дядюшку Жака, который помешает ему выпрыгнуть в парк из окна в конце прямой галереи.
При этом я, конечно, предполагал, что преступник прекрасно осведомлен о расположении замка, так как только под этим окном снаружи находился выступ стены. Другие же окна прямой галереи выходили в ров, причем на такой высоте, что спрыгнуть вниз и не сломать себе шею было попросту невозможно. Все двери и окна были надежно заперты, включая и двери кладовой. На ходу я сам это проверил.
Итак, наказав дядюшке Жаку не двигаться с места, я оставил господина Станжерсона перед площадкой парадной лестницы, рядом с дверью в прихожую мадемуазель Станжерсон. Ясно, что, спасаясь от меня в спальне, преступник бросится через прихожую, а не побежит в будуар, где спят женщины и дверь которого могла запереть сама мадемуазель Станжерсон, опасаясь незваного гостя. Как бы там ни было, он все равно попадал в галерею, где все пути отступления были ему надежно отрезаны.
Оказавшись в галерее, преступник почти столкнется с профессором и бросится вправо. На перекрестке двух галерей он увидит слева Фредерика Ларсана, а прямо перед собой — дядюшку Жака. Я и профессор Станжерсон будем преследовать его сзади. Преступник в наших руках, и ускользнуть ему на этот раз некуда!