– Все.
– О! Тем лучше. Если вдруг что-то всплывет, это не будет сюрпризом. Ты выполнил свой долг. Это он забыл о своем!
Они расцеловались. Они сияли.
Г-жа Лалуэт поклонилась:
– Приветствую вас, господин академик!
– Все это только ради тебя, – улыбнулся г-н Лалуэт.
Да, это правда. Именно ради жены он сыграл столь рискованную партию, ибо г-жа Евлалия Лалуэт вышла замуж за г-на Лалуэта только потому, что в ее глазах он был писателем, ведь он же писал книги. Она так и не простила мужу, что он скрыл от нее свое неумение читать. Когда он признался ей в этом, в семействе начались душераздирающие сцены. Потом, немного успокоившись, г-жа Лалуэт сделала попытку обучить мужа грамоте. Ее труд пропал впустую, словно наваждение. Если алфавит супруг еще как-то усвоил, то к слогам так и не смог перейти.
Он взялся за эту науку слишком поздно и совершенно не мог вбить ее себе в голову. При этом, что весьма досадно, г-н Лалуэт являлся натурой артистической и любил красивые вещи. Г-жа Лалуэт даже слегла от переживаний и согласилась выздороветь лишь после того, как г-н Лалуэт был официально отмечен Академией. Вот тогда она вернула ему некоторую толику своей любви.
Но даже по прошествии многих лет, хотя г-н Лалуэт усиленно создавал впечатление (не без помощи жены), что более всего на свете привержен изящной словесности, ужасная тайна, разделявшая и связывавшая супругов, отравляла им все существование.
Меж тем случились эти дела в Академии. Благодаря удивительному стечению обстоятельств г-ну Лалуэту удалось лично присутствовать при последних минутах Максима д’Ольнэ. Г-н Лалуэт не был ни суеверен, ни глуп. Он счел совершенно естественной смерть человека с больным сердцем, который переволновался из-за трагической кончины своего предшественника. Он усмехался в ответ на все услышанные глупости по поводу мести неведомого колдуна, дивясь лишь бестолковости толпы. Но он сильно удивился, узнав, что два несчастных случая в одном и том же месте так переполошили умы, что больше не находилось охотников занять кресло м-ра д’Абвиля. Оставался, правда, Мартен Латуш, еще не снявший свою кандидатуру. И в один прекрасный день г-н Лалуэт сказал себе: «Однако все это любопытно! Если никто не хочет сесть в это кресло, потому что боится, то уж меня-то не так легко запугать! Зато как этим можно сразить мою Евлалию!»
Поэтому он огорчился, когда узнал, что Мартен Латуш как ни в чем не бывало встретил известие о своем избрании в Академию. Г-н Лалуэт решил лично присутствовать на церемонии приема. Неизвестно, что его толкнуло на этот шаг. Надеялся ли он в глубине души, что судьба, порой такая причудливая, нанесет еще один удар? Г-н Лалуэт как порядочный человек вряд ли даже самому себе признался бы в таких чаяниях. Так что мы не можем безошибочно это утверждать. В итоге получилось, что г-н Лалуэт стал свидетелем финальной сцены заседания, когда стенающая Бабетта явилась сообщить о смерти своего хозяина.
Каким бы крепким и устойчивым ни был человек, всегда найдутся вещи, способные потрясти его. Г-н Лалуэт покинул бушующую толпу, находясь под сильным впечатлением. Именно с этого момента он начал всерьез интересоваться странной и загадочной личностью Элифаса. Что это за человек? Г-н Лалуэт стал расспрашивать компетентных людей о магии и волшебстве, побеседовал с некоторыми влиятельными членами «Клуба пневматистов», повидался с г-ном Реймоном де ла Бесьером и выведал все о Тайне Тота. Наконец напросился исследовать ту самую шарманку и сразу после этого сел в поезд, отправлявшийся в Ла Варенн-Сент-Илер. Он вернулся оттуда несколько ошарашенный странным приемом, но более уже не сомневался в тщетности всех египетских заклинаний.
Тогда он еще ничего не сказал г-же Лалуэт. Однако, выждав подходящий момент, поделился с ней своими планами. Евлалия остолбенела, но как женщина здравомыслящая оправилась довольно быстро. Будучи также воплощением осторожности, она посоветовала мужу действовать наверняка. Ведь должен же был где-то находиться этот Элифас де Сент-Эльм де Тайбур де ла Нокс. Нужно было его найти, или, по крайней мере, что-нибудь о нем разузнать.
Несколько месяцев прошли в поисках. Выяснив, что Элифас когда-то звался Бориго дю Карей, потому что происходил из Карея, г-н Лалуэт предпринял путешествие в Прованс, где в самом конце глубокой долины, в скромном домике посреди оливковой рощицы жила милейшая старушка – почтенная матушка пресловутого мага.
Старушка понятия не имела обо всей этой суете вокруг злополучного кресла и ничуть не затруднилась сообщить, что сын ее, утомленный, как она выразилась, и Парижем, и парижанами, провел у нее несколько мирных, спокойных недель, после чего уехал в Канаду. Он написал ей оттуда. Она показала письма. Г-н Лалуэт внимательно осмотрел их и сверил даты. Сомнения отпали: в настоящий момент Элифас интересовался креслом м-ра д’Абвиля не больше, чем своими детскими штанишками.
Г-н Лалуэт, торжествуя, вернулся домой и тут же послал письмо в Академию с предложением своей кандидатуры.
Единственным уязвимым местом во всей этой авантюре было то, что он по-прежнему не умел читать. Оба супруга хорошо сознавали силу своей позиции, которую им создали люди, умевшие читать, но не посмевшие этим воспользоваться. Г-н и г-жа Лалуэт, посовещавшись, решили честно положиться во всем на г-на непременного секретаря. Они называли это «поступить, как порядочные люди». Как мы убедились, г-н непременный секретарь оказался выше этой досадной мелочи.
Таким образом, радость семейства Лалуэт была безгранична. Они целовались. Лавка вокруг них сияла.
– Завтра, – говорила г-жа Лалуэт, и ее глаза блестели от удовольствия, – завтра твое имя появится во всех газетах! Это произведет настоящую бурю! Вы станете знамениты, господин Лалуэт!
– А всё благодаря кому, детка? Всё благодаря тебе! Всё потому, что ты у меня такая умная и смелая! Другие бы побоялись, а ты меня поддержала, вдохнула в меня мужество, ты велела мне: «Вперед, Гаспар!»
– К тому же мы можем не волноваться, Гаспар, – заметила осторожная г-жа Лалуэт, – раз Элифас, на которого в Париже взвалили все эти злодейства, преспокойно уехал проветриться в Канаду.
– Что ж, признаюсь вам, госпожа Лалуэт, после третьей смерти, несмотря на все то, что мне наговорил этот чудак, великий Лустало, я должен был сперва хорошенько обезопасить себя со стороны Элифаса. Знай я, что он рыщет где-то поблизости, я бы еще не раз крепко подумал, прежде чем выставлять свою кандидатуру. Колдун, в конце концов, всего лишь человек, и убить может не хуже любого другого.
– Даже лучше любого другого, – поправила его, широко улыбаясь, г-жа Лалуэт, – особенно если он, как о том болтают, способен повелевать прошлым, будущим и всеми четырьмя сторонами света в придачу!
– Притом он якобы владеет Тайной Тота! – присовокупил г-н Лалуэт, разражаясь громким смехом и хлопая себя по ляжкам. – Ну до чего же глупы люди!
– Зато это идет на пользу тем, кто поумнее, – метко вставила г-жа Лалуэт.
– Я, как только увидел его фотографию в газетах, подумал: человек с таким лицом сроду никого не убивал!
– Я тоже! В его внешности есть что-то очень даже располагающее. Он красив, благороден, у него добрые глаза…
– Но с хитринкой, госпожа Лалуэт! Добрые, но с хитринкой!
– Что ж, не буду возражать.
– Когда он узнает, что «угробил» троих человек, вот, наверное, посмеется! Впрочем, кто же ему об этом сообщит, дорогая? Ведь он переписывается только со своей матушкой, ей единственной известен его нынешний адрес. Во всяком случае, так она мне сказала. Она и понятия не имеет о том, что творится в Париже. А о ее собственном существовании здесь не подозревает никто, даже полиция. В общем, Элифас удалился от этого мира. Далеко-далеко, в Канаду.
И г-жа Лалуэт повторила, как эхо:
– Далеко-далеко, в Канаду…
В этот счастливый миг они взялись за руки, их ладони горели от нежнейшей из лихорадок – лихорадки удачи… Как вдруг, когда они, блаженно улыбаясь, повторяли: «Далеко-далеко, в Канаду…», их руки дрогнули и из горячих сделались ледяными.
Г-н и г-жа Лалуэт одновременно заметили лицо какого-то человека, остановившегося на тротуаре напротив лавки и внимательно изучавшего их сквозь витрину.
Это лицо было красивым и благородным, с очень добрыми, живыми и чуть лукавыми глазами. Крик ужаса вырвался у четы Лалуэт. Они не могли ошибиться. Они узнали это лицо, которое смотрело на них через стекло, завораживая своим взглядом. Это был Элифас. Сам Элифас. Элифас де Сент-Эльм де Тайбур де ла Нокс!
Человек на тротуаре стоял недвижно, как статуя. Он был одет в элегантный темный костюм, в одной руке держал трость, а через другую небрежно перекинул сложенное бежевое пальто. Пластрон его сорочки украшал узел галстука «лавальер»[43], белокурые, чуть вьющиеся волосы покрывала шляпа мягкого фетра, бросая прозрачную тень на профиль, достойный резца античных ваятелей.
Г-н и г-жа Лалуэт ощутили приступ дрожи в коленях. Ноги их больше не держали. Человек тем временем шевельнулся, самым безмятежным шагом направился ко входу в лавку и нажал на дверную ручку.
Дверь отворилась, и он вошел.
Г-жа Лалуэт рухнула в кресло. Что касается г-на Лалуэта, то он бросился в ноги вошедшему и завопил первое, что подвернулось ему на язык в ту минуту:
– Пощадите! Пощадите!
Человек, казалось, ничуть не удивленный эффектом, который произвело его появление, спокойно спросил:
– Господин Гаспар Лалуэт… это здесь?
– Нет! Нет! Не здесь! – вскричал по вдохновению все еще коленопреклоненный г-н Лалуэт, вложив в эту ложь столько искренности, что сам был готов в нее поверить.
Человек мягко улыбнулся, неспешно притворил дверь и, по-прежнему держась со своим спокойным превосходством, достиг середины магазина.
– Ну же, господин Лалуэт, полно, поднимайтесь! Встаньте и представьте меня госпоже Лалуэт. Какого черта, в самом деле! Не съем же я вас!