Молча выслушивал он рассказы купцов о тучных полях маиса, о гигантских белокаменных городах со взметнувшимися к небу высокими пирамидами, увенчанными храмами божественной красоты, о роскошных дворцах всесильных правителей, о могущественных жрецах и их несметных богатствах, о великих познаниях и мудрости трудолюбивого народа…
Кетсалькоатля интересовало все, до самых мельчайших подробностей, и купцы только удивлялись непонятной им жажде знаний этого свирепого, обросшего волосами могучего исполина. Они знали его необузданный нрав и не без страха поглядывали на яму пыток, рядом с которой имел обыкновение проводить свои беседы с купцами Кетсалькоатль Топильцин. Особенно словоохотливыми они становились тогда, когда «ковер» в яме стонал и шевелился. «Должно быть, предыдущий собеседник правителя оказался чересчур неразговорчивым», — догадывались купцы.
Но никто не знал и даже не предполагал, сколь невероятный план вызревал в голове этого действительно необычного человека. То, что задумал поверженный правитель Толлана, было скорее похоже на бред сумасшедшего или больного, сраженного тропической лихорадкой. Но Кетсалькоатль Топильцин не был ни сумасшедшим, ни больным. Униженный, оскорбленный, доведенный почти до отчаяния сокрушительным поражением в битве с древней религией своих отцов, он все же не мог примириться с мыслью, что ему уже больше не суждено быть Господином, Властителем судеб простых смертных, Великим правителем и жрецом…
Кетсалькоатль Топильцин сумел найти в себе силы, чтобы вырваться из смертельного окружения в Толлане, он спас свою жизнь в безумном состязании с отрядом преследователей. Более того, он снова, как и прежде, обладал поразительной способностью подчинять своей воле окруживших его людей. Он твердо знал, что в Толлане сам проиграл сражение. Жрецы никогда не сбросили бы его с пьедестала правителя-полубога, если бы он не допустил роковую ошибку. Зачем, больной, обессиленный страшным зельем, он вышел к народу и спустился прямо в толпу?.. Шочитль в своей необузданной страсти и стремлении сохранить любимого правителя только для себя, сама подорвала его силы и чуть не погубила их обоих…
Время — великий исцелитель, и он снова стал самим собою; его уже ничто не страшило, даже пульке. Вновь он верил в себя, в свое могущество над людьми. Ведь недаром вожди диких племен кочевников боялись и преклонялись перед седовласым, но по-прежнему могучим гигантом… Что ж, они не ошибутся в нем. Пернатый змей поведет их в бой и завоюет мир! Нет, он не пойдет на Толлан. Туда пути не было. Кетсалькоатль никогда не вернется назад. Он пойдет только вперед, в великий военный поход. Он все продумал, все решил. Годы, проведенные в долине Девяти рек, не пропали даром. Он точно представлял каждую тропинку, каждое ущелье и перевал, по которым двинутся его боевые отряды в гигантскую страну майя. Он научит варваров воевать, стрелять из лука, брать приступом высокие каменные пирамиды; он заставит их месяцами терпеливо выжидать часа и минуты, когда нужно совершить очередной бросок, чтобы застать на вражеских полях уже зрелый маис, тыкву и фасоль. Войско не может нести с собой провиант — на себе сколько унесешь? Голод же плохой советчик, и, чтобы воины не разбегались в поисках съедобных корений, Кетсалькоатль будет приводить их к стенам вражеского города, когда тучнеют поля, а город ослаблен и нуждается в пополнении запасов благословенного кормильца-маиса. Да, он предусмотрел все и даже знал наперечет колодцы и ручьи, где боевые отряды смогут утолить жажду во время похода.
Горе вам, люди великого народа, горе вам, утопающие в роскоши правители и жрецы! Пернатый змей несет конец вашему всемогуществу! Он воспользуется тем, что вы грызетесь между собой, словно свора взбесившихся псов. Берегитесь! Великий Пернатый змей двинет на вас черные тучи своих изголодавшихся воинов, не знающих страха и жалости. Великий змей расправляет перья для великого полета!..
— Великие вожди! Владыки мира! Пернатый змей собрал вас сюда для военного совета! — Кетсалькоатль стоял в центре живого круга, образованного сидевшими прямо на земле на корточках людьми. — К’ук’улькан будет говорить с великими вождями! Слушайте меня, священного Пернатого змея!
Вожди почтительно склонили головы, скрестив руки на груди. Они явно были довольны столь лестным для них обращением. К тому же Великий правитель и жрец впервые назвал свое имя Пернатого змея на их родном языке.
— Великие вожди! Владыки мира! Голодная смерть не лучше смерти на полях наших врагов. Но маленькое облако никогда не закроет своей тенью даже самое маленькое поле, даже самое маленькое селение. Я соберу облака в тучи и закрою ими солнце над всей вражеской землей. Мы налетим на самые богатые поля мира! Мы обрушимся на самые плодородные долины! Мы сметем с земли самые большие города! Они будут казаться жалкими селениями бедняков, когда мы построим свою столицу — новую обитель великого К’ук’улькана — непобедимого Пернатого змея!.. Земля задрожит под нашими ногами! Люди и звери будут трепетать перед нашим великим царством! К’ук’улькан насытит свое чрево человеческой плотью! Пусть встанут девять рек и выйдут из своих берегов. Мы затопим телами своих врагов весь мир! Мы будем царствовать всюду! Великий К’ук’улькан спустился с неба, чтобы покорить весь мир! К’ук’улькан и его братья идут великой войной!
Очень трудно представить, хотя мы и попытались это сделать в предшествующем рассказе, какие слова нашел Се Акатль Топильцин Кетсалькоатль, чтобы убедить диких варваров-кочевников предпринять именно под его руководством одно из самых грандиозных завоеваний, какое только знает история человечества. Гораздо проще разобраться в объективных причинах, толкнувших на это кочевников. Зажатые в долине реки Усумасинта государствами тольтеков и майя Классического периода, разрозненные племена кочевников, принадлежавшие, как и майя, к единой языковой семье майя-кичэ, находились на более низкой ступени общественного развития. Поэтому они видели для себя в ограблении поселений земледельцев единственный выход и спасение. Голод был той движущей силой, которая толкала их на тучные поля маиса, возделанные крестьянами-земледельцами. Охота и собирательство — основное занятие кочевников, — так же как и набеги малыми силами, не могли ликвидировать состояние систематического недоедания племен, численность которых к тому же постоянно возрастала. Они грабили и убивали и делали это лишь для того, чтобы не умереть с голоду, преодолеть который иным путем в силу своей отсталости попросту не умели.
Легко понять, что в этих условиях перед Кетсалькоатлем Топильцином, вряд ли утратившим честолюбие после изгнания из Толлана — скорее наоборот, это чувство лишь обострилось, — лежало великолепное поле для «агитационной» деятельности в пользу военного похода против богатых государств земледельцев майя. Несомненно, что Кетсалькоатль продолжал считать себя тольтеком и поход на Толлан счел бы предательством. Более того, судя по сохранившимся памятникам тех времен, Пернатый змей весьма решительно насаждал тольтекскую культуру и, возможно, даже выдавал себя за царствующего правителя Толлана. В величии Толлана он черпал для себя моральную силу.
История не сохранила для нас сведений ни о «методике», ни о «пропагандистском» содержании проделанной Кетсалькоатлем Топильцином работы, но его «агитация» возымела действие: боевые отряды кочевников, объединенные по племенным признакам (то есть по прямому родству), двинулись на Юкатан и в Гватемалу. Так началась уму непостижимая военная операция, во главе которой встал бывший правитель Толлана.
«Грандиозное», «уму непостижимое» — не слишком ли это громкие слова для оценки весьма далеких и к тому же не столь глубоко исследованных событий, кстати, по причине недостаточности сведений о них? Нет! Нет! И еще раз — нет!
Что же дает нам право на столь категорическое утверждение? Чтобы ответить на этот вопрос, давайте еще раз восстановим ход тогдашних событий и попытаемся разобраться в них.
По памятникам материальной культуры и письменным источникам колониального периода достоверно известно, что в год 8 Текпатль (876 год) правителем Толлана становится Се Акатль Топильцин, принявший также титул (жреческое звание?) Кетсалькоатля. В результате каких-то внутренних распрей, — скорее всего на религиозной основе, хотя не следует забывать, что он был незаконнорожденным сыном основателя Толлана — он был вынужден бежать из своей столицы. Известна такая деталь: за ним была послана погоня; преследователи настигли отряд беглеца в пустыне Синалоа[17] и полностью уничтожили его, однако сам Кетсалькоатль Топильцин спасся.
Через несколько лет (на рубеже первого и второго десятилетия X века нашей эры) Кетсалькоатль Топильцин вновь появляется на исторической сцене: он оказывается в стране Ноновалько, или долине Девяти рек (по числу рукавов дельты реки Усумасинты, штат Табаско). Известно также название резиденции тольтеков — Тулапан-Чиконаухтлан (Столица страны девяти рек). Можно предположить, что из Толлана сюда перебираются и некоторые из уцелевших сторонников свергнутого правителя. Теперь уже Топильцина зовут К’ук’ульканом, то есть тем же Пернатым змеем, но на языке майя.
Именно отсюда К’ук’улькан во главе отрядов людей ица начинает свой победоносный поход во владения майя (928 год). Но это не очередной набег кочевников; одновременно снимаются с насиженных мест и другие «люди» (племена): тутуль-шив (двигаются на Юкатан через юкатанскую пустыню), кичэ и какчикели (уходят в Гватемалу). Все это, повторяем, происходит одновременно.
В течение нескольких столетий (!) никто не решался вторгаться во владения грозных и могущественных городов-государств классических майя. Их «городское ополчение» — отлично организованное и дисциплинированное войско — слыло непобедимым. Многочисленные пирамиды, храмы и дворцы внушали не только восхищение, но и страх: они казались неприступными крепостями. Огромные богатства были собраны в руках всесильных правителей и жрецов. Большая плотность населения, сконцентрированного вокруг крупных и малых религиозных центров, создавала впечатление, что обитателям этих земель нет счета и конца.